— Это такие, как вы, что живут доходами с аренды. На классной доске все точно указано. Их нужно начисто уничтожить!
Сердце ее обдало холодом, руки опустились. Собравшись с силами, сна хотела было задать еще вопрос, но под навесом залаяли собаки. Кто-то прикрикнул на них: это вернулись к ужину поденщики, носившие в город фрукты из сада Ли Цзы-цзюня.
Она выглянула за дверь.
— A-а! Вот кстати пришли! Замучились, наверно. Сегодня у нас на ужин лепешки. Ха-ха! Ко мне пришел учитель Жэнь. Когда я доставала муку, у него глаза разгорелись. Хочет забрать наше имущество и разделить между бедняками! Ладно, зерно в земле растет! Не все ли равно, кто его съест? Все мы свои люди. Ха-ха!
В комнату вошло трое высоких крепких парней в куртках нараспашку. Лиц в сумерках нельзя было разглядеть.
— Присаживайтесь на кан, сейчас зажгу лампу.
Своими когда-то холеными руками она поставила на низенький столик посреди кана лампу на тонкой ножке, чиркнула спичкой. Отблески красно-желтого пламени запрыгали по ее пухлому лицу.
Один из мужчин сел на край кана и принялся раздувать огонь мехами. Она вежливо, но настойчиво сказала ему:
— Я справлюсь сама. Отдыхай, ты ведь целый день был в пути. В котле кипяток, напейся!
Жэнь Го-чжун решил, что незачем ему сидеть здесь, смотреть, как помещица лебезит перед измученными долгой ходьбой батраками.
— А когда брат Ли вернется? — спросил он.
— Не скажу точно, — нерешительно начала она. — Ты насчет фруктов? Тогда иди в сад, ты найдешь его там.
— Насчет фруктов? — удивился Жэнь, но, бросив взгляд на работников, поспешил ответить:
— Да, да. Но не обязательно сегодня, договорюсь в другой раз. Уж поздно, я пойду, — и не дожидаясь ответа, он торопливо вышел из комнаты.
В воротах он столкнулся с детьми, руки у них были полны фруктов.
— Отец еще в саду?
— Да, он еще там, — в один голос ответили дети, даже не посмотрев на него.
ГЛАВА XXVIII
Ночью в саду
Уже совсем стемнело, когда Жэнь Го-чжун вышел переулком на западную окраину. В тишине слышно было лишь, как стрекочут цикады в поле, как гудят вокруг комары; издалека доносилось кваканье лягушек.
В саду была непроглядная тьма. Жэнь Го-чжун шел, низко пригибаясь к земле, силясь разглядеть дорогу и шаря вокруг себя руками, чтобы не наткнуться на дерево; наконец, он увидел впереди костер и направился к нему. Услышав журчанье ручейка, он понял, что идет правильно, и, успокоившись, замурлыкал песенку.
— Трус этот Ли Цзы-цзюнь, — мелькнуло у него в голове, — даже домой не показывается. Нужно припугнуть его.
В ворохе полыни и сухих листьев медленно разгорался огонь. Густой дым поднимался кверху, но, встретив преграду из плотной листвы, стелился над землей тонким прозрачным пологом, распространяя вокруг едкий запах.
Слабое пламя костра освещало лишь одно-два дерева и хижину сторожа.
У костра никого не было. На зов никто не откликнулся. Стояла полная тишина, только откуда-то издали доносился еле слышный стук топора. Жэнь Го-чжуна охватил страх, и он решил было повернуть обратно. Но вдруг поблизости мелькнул красный огонек — кто-то курил сигарету.
— Кто там? — радостно крикнул учитель. Ответа не последовало, огонек погас. Жэнь Го-чжуну опять стало не по себе, он бросился вперед, но споткнулся и упал. Подымаясь, он разглядел с десяток корзин, стоявших на земле. Наконец, в темноте прозвучал чей-то голос:
— Что за чорт? Кто тут путается? Все плоды передавил!
По голосу Жэнь Го-чжун узнал старого Ли Бао-тана, сторожа в саду помещика Ли Цзы-цзюня.
— Дядя Бао-тан! — крикнул он, сдерживая досаду. — Вот так так! Сидит и смотрит, как человек падает! Да еще ругается. Я ищу брата Ли. Он, верно, домой пошел?
Старик не ответил и стал поднимать опрокинутые корзины.
— Где брат Ли? — повторил Жэнь Го-чжун.
Старик откинул голову и посмотрел куда-то за спину учителя; в его холодных бесстрастных глазах отразились лишь блики огня. Жэнь Го-чжун собрался было задать тот же вопрос в третий раз, как вдруг позади него раздался голос:
— Это ты, старый Жэнь?
Жэнь Го-чжун быстро обернулся.
— Долго ты заставляешь себя искать, — сказал он. — Куда это ты спрятался?
— Не кричи. Ты ко мне по делу? — Ли Цзы-цзюнь протянул ему сигарету.
— Какие дела? Не видел тебя несколько дней, пришел навестить. Я знаю, у тебя на сердце тоже неспокойно.
— Ты ужинал? Я — нет, не пошел домой сегодня. Дядя Бао-тан, сходи принеси чего-нибудь поесть да прихвати одеяло. В саду прохладнее спать, лучше чем дома.
Ли Цзы-цзюнь поднял руку, сорвал хулубин и протянул его Жэню:
— Смотри, какой крупный!
— Комаров-то сколько! — Жэнь Го-чжун с силой хлопнул себя по лбу. — Говорят, у тебя в этом году прекрасный урожай.
— Урожай большой, а пользы нет. Каждый день отправляю по семь-восемь даней, выручаю тысяч пятьдесят. Заплатишь поденщикам, остается тысяч тридцать. Даже за весенние работы не могу рассчитаться.
Старый Ли Бао-тан повернулся и пошел по направлению к деревне.
— Поскорей продавай урожай! Лучше продешевить, чем отдать даром, — сказал Жэнь Го-чжун.
Оба присели на корточки. Оглядевшись по сторонам, Ли Цзы-цзюнь прошептал:
— Что нового? Живу здесь, точно в могиле, ничего не знаю.
— А ты не думаешь, что тебе надо скрыться? В деревне тебя считают богачом. Земли у тебя много, да ты и в старостах при японцах побывал. Надо быть настороже!
— Эх! — Ли Цзы-цзюнь подпер голову рукой. Даже при тусклом свете тлеющего огня его бледность бросалась в глаза. Помолчав, он снова вздохнул.
— Эх! И чего от меня хотят! Небу известно, как мною помыкали Сюй Юу и Цянь Вэнь-гуй, когда я был старостой.
Жэнь Го-чжун довольно наслушался о тех временах, о том, как приходилось Ли Цзы-цзюню откупаться от этих деревенских заправил, когда волость требовала зерна на пятьдесят тысяч, а они накидывали в свою пользу еще процентов двадцать. Народ, не в силах нести такие тяготы, гневно обрушивался на старосту. Но если Ли Цзы-цзюнь осмеливался перечить Сюй Юу или Цянь Вэнь-гую, они грозили пожаловаться на него в волость. Другие из их банды завлекали его в азартные игры и, сговорившись, обыгрывали. Все они имели связи с японцами или с предателями, и Ли Цзы-цзюнь не смел и рта раскрыть.
— Что толку винить их сейчас, — возразил Жэнь Го-чжун, — от этого тебе легче не станет. У Цянь Вэнь-гуя сын в Восьмой армии. Цзян Ши-жун нажился в старостах, он староста и сейчас. Теперь ни того, ни другого не посмеют тронуть. Только ты один с деньгами и без защиты. Страшно мне за тебя. Ты все боялся кого-нибудь обидеть, а все-таки врагов у тебя хоть отбавляй. И больше всего бойся шайки Чжан Юй-миня.
