— Как все обернется, зависит от вас, хватит ли у вас смелости выступить открыто, — сказал Чжан Чжэн-го. — Ну, товарищ Чжан, идем к Чжан Юй-миню, — продолжал он и пошел впереди всех.
— В одиночку ничего не сделаешь, а масса всесильна, — сказал на ходу Чжан Пинь. — От горсти соломы что проку? А омет — уже дело большое. Лю Мань выступил первым, вы и идите за ним. Вы сами выбираете руководителей, сами награждаете их оперенной стрелой[45]. Если они не исполняют вашей воли, вы можете их отставить и выбрать других.
Они подошли к воротам школы, откуда приветствовать Чжан Пиня выбежал старый У.
— Наконец-то дождался тебя! А шапка твоя где? А как загорел! Заходи, напейся чаю.
Подойдя к нему вплотную, Чжан Пинь что-то шепнул; старик закивал головой, воздерживаясь от ответа в присутствии посторонних. И только когда он увидел, что Чжан Пинь собирается уходить, старик сказал:
— Взгляни на нашу классную доску, товарищ Чжан!
— Да, да! Почитай-ка присказки нашего старого У, — вмешался кто-то из толпы.
— Что ни день, то новая статья! И как складно! Разве что-нибудь в деревне укроется от его глаз?
Чжан Пинь с любопытством обернулся к доске.
Народу вокруг него все прибавлялось. Чжан Чжэн-го обратил внимание Чжан Пиня на старика, который поодаль грелся на солнце. Чжан Пинь узнал в нем благочестивого Хоу Дянь-куя.
— Неужели выздоровел? — удивленно спросил Чжан Пинь.
— Давно, — подтвердил Чжан Чжэн-го. — Только сегодня заходил в Крестьянский союз узнать, будут ли с ним рассчитываться. Осталось у него только сорок-пятьдесят му земли, говорит, что готов пожертвовать часть, если кому-нибудь не хватит при переделе. Союз отправил к нему за документами Хоу Цин-хуая. Он целыми днями сидит здесь, греется на солнце да присматривается к погоде. А за спиной над ним смеются: не вознесется ли он на свое Западное небо верхом на кляче? — Кругом захохотали.
Будто речь шла не о нем, старик сидел не шевелясь, как углубленный в созерцание буддийский монах.
Из окна кооператива высунулся Жэнь Тянь-хуа, только что вернувшийся из фруктового сада, где царила тишина и лишь несколько стариков укладывали в корзины снятые плоды. Жэнь Тянь-хуа торопился покончить с уборкой фруктов и повсюду искал людей. Теперь же, улучив минуту, прибежал сюда, чтобы прикинуть на счетах количество плодов, собранных за два дня, для отчета на сегодняшнем собрании.
— Кто у вас там в кооперативе, Жэнь? — спросил Чжан Чжэн-го.
— Пока я один. Входи, товарищ Чжан, выпей чаю, я пошлю за остальными.
— Подожди немного, я скоро приду, — и Чжан Пинь стал расспрашивать, где поселилась бригада Вэнь Цая.
— Я провожу тебя, я знаю, где Чжан Юй-минь, — предложил мальчишка лет тринадцати.
— Ладно, пойдем сначала к Чжан Юй-миню, — подтолкнул мальчика Чжан Чжэн-го.
— Пусть так, — согласился и Чжан Пинь, — пойдем сначала к нему. А если ты занят, Чжан Чжэн-го, так отправляйся по своим делам.
Чжан Чжэн-го прошел с ними часть пути, а затем распрощался.
— Сейчас нужен глаз да глаз, — сказал он.
По дороге Чжан Пинь разговаривал с мальчишкой, обменивался приветствиями со знакомыми и незнакомыми, дружески окликавшими его. Так, не торопясь, дошли они до дома Ли Чжи-сяна, по соседству с домом Чжао Дэ-лу.
— Тут живет женский председатель, — выпалил мальчик.
На каменной ступеньке, у ворот, в старенькой кофте сидела Дун Гуй-хуа. Она поднялась и крикнула во двор:
— Брат Ли Чан, пришел из уезда товарищ Чжан! — а сама стала в воротах.
Сидевшие в комнате бросились сначала к оконцу, а затем выбежали во двор, радостно приветствуя прибывшего:
— Вот это хорошо! Вовремя! Заходи в дом! — приглашали они наперебой.
Кроме Чжан Юй-миня и Ли Чана, хорошо знакомых Чжан Пиню, здесь были еще двое: Ли Чжи-сян, муж председательницы Женского союза, и Ли Чжи-шоу, его двоюродный брат. — Люди свои, честные! — представил их Ли Чан.
— Продолжайте обсуждать свои дела, я сначала послушаю, да присаживайтесь на кан, — предложил Чжан Пинь, а сам устроился в стороне, у стены.
Двоюродные братья были люди робкие и явно смущались.
— Сегодня утром я пошел поговорить с Ли Чаном, — начал Ли Чжи-сян, — жена моя сказала, что молчать дольше нельзя. Не знаю, правда ли, что сообщил мне мой брат…
— И я больше ничего не знаю, — подтвердил Ли Чжи-шоу, — но дело это нешуточное. От себя прибавлять не стану. Вы бы допросили самого Цянь Вэнь-гуя. Только не говорите ему, что от меня узнали. Я-то слышал от школьников, а ребята могут и напутать.
— Сколько у вас в деревне помещиков-злодеев? — спросил Чжан Пинь.
— Да точно не знаем, говорят, восемь, — ответил Ли Чжи-сян.
— Это так говорится, что восемь, да не все они опасны, — вставил Ли Чан.
— Верно, — подтвердил Чжан Пинь. — В прошлом году один сбежал — Сюй Юу. С Хоу Дянь-куем весной рассчитались, и теперь он целыми днями сидит на театральной площадке, греется на солнце. Этот обезврежен, никто на него внимания не обращает, а Ли Цзы-цзюнь, как заслышал о разделе земли, тоже сбежал. Вот и решайте: кто кого боится — они нас или мы их.
— Они напуганы смертельно. А что было, когда в Мынцзягоу прикончили Чэнь У! Они боятся Восьмой армии, боятся коммунистов! — вставил и Ли Чжи-шоу.
— А вас они не боятся? — спросил Чжан Пинь.
— Нас? Ха-ха-ха! Нас-то они не боятся!
— Тебя одного, конечно, не испугаются, а вот когда вся деревня подымется как один человек, им станет страшно. Если вы не заявите о нем, откуда знать Восьмой армии, кто злодей? Народ всесилен. Понятно?
— Понятно-то понятно, — неожиданно вышел вперед Ли Чжи-сян, — да народ все еще не поднимается как один человек. Даже среди руководителей у нас разброд. Спроси Чжан Юй-миня. Все крестьяне бранят милиционера за то, что он женился на дочери кровопийцы, отведал дурмана злодея. Кого ж теперь ему защищать, как не тестя? Не потому ли он вчера подрался с Лю Манем?
— Но ведь сбился с пути только один милиционер, — поспешил вмешаться Чжан Юй-минь, — и этот вопрос мы ставим сегодня на собрании. Если все признают его виновным, разве мы станем его покрывать?
— Всем этим мерзавцам не руководители страшны, — заговорил Чжан Пинь, — они народа боятся! А руководители — что? Окажутся среди них слабовольные, мягкотелые, их можно сменить, нам такие не нужны. Из жидкой глины стены не сложишь. Ведь даже прежде, при японских дьяволах, мы сумели выкинуть из старост Цзян Ши-жуна. Теперь-то мы наверняка сбросим того, кто перешел на сторону богачей, вышвырнем вместе с его хозяевами. Деревне стоит только сплотиться — и богачи будут бессильны. Хозяином станет бедняк. Каждый смело поднимет свой голос. Да что говорить об этой кучке кровопийц — мы выкинем и самого Чан Кай-ши.
Братья засмеялись.
— То же самое говорил нам товарищ Ян Лян, — сказал Ли Чжи-сян. — Да мы такие тугодумы, ничего сразу в толк не возьмем. Я вот всегда считал, что бедняку полагается только молчать да спину гнуть. И дядя мой так думал. А жена вот говорит другое. В душе-то и я понимаю, что она права, да боязно, руки коротки, не поднять мне такого дела.
— Да уж дядя твой Хоу Чжун-цюань прославился, что и говорить! — вставил Ли Чан.
— Здесь нужен застрельщик, нужно, чтобы кто-нибудь выступил первым, тогда никто не побоится, — сказал Чжан Пинь.
— Если выступить всем народом, тогда ни у кого страху не будет, — оживился и Ли Чжи-шоу; брови его высоко взметнулись и краска заиграла на разгоряченном лице.
— Как же вы говорите, что никто не выходит первым, — начал Чжан Пинь. — А Лю Мань? А те, кто
