будет дальше. Вообще-то читать по вечерам лежа — дурная привычка. Но это так чудесно, чудесно, чудесно!
Спокойной ночи, Кайса, спи сладко, и не смотри, как Моника, сны, которые детям до шестнадцати лет смотреть запрещается.
Этого желает тебе
Слава Богу, ноябрь скоро кончится! Я люблю почти все месяцы, но ноябрь, верно, тот, с которым я больше всего на ножах. В английских книгах юные девушки всегда гуляют в самую скверную ненастную погоду, позволяя дождю ополаскивать их лица, и здорово наслаждаются. Зато у них у всех прекрасная кожа, но, должно быть, в Англии совсем другие дожди. Когда я ходила в школу по утрам и дождь лил как из ведра, я несколько раз честно пыталась чувствовать себя англичанкой и позволяла дождю плескаться на моем лице. Но все это насчет прекрасной кожи — вранье. Вместо лица, похожего на яблоневый цвет, который я надеялась увидеть, когда, придя домой и дрожа от ожидания, смотрелась в карманное зеркальце, на меня глядела изрядно посиневшая от холода физиономия. И я приняла решение не становиться красивой. Так что теперь я — та, что, съежившись под зонтиком, пускается в путь и бежит по улицам, словно маленькая серая водяная крыса.
В школе в это время года тоже не особенно весело: целые дни горит электричество, да и глядя в окно, решительно ничего интересного не увидишь. Мне так трудно собраться с мыслями. Как раз в тот момент, когда мы изучаем притоки Волги, взгляд мой блуждает по карте мира и останавливается на каком-нибудь маленьком, забытом Богом островке в южном море. Как бы ты посмотрела на то, чтобы жить, например, на острове Диана Банк в Коралловом море[44] Тихого океана именно сейчас, в ноябре? И бродить там в одном маленьком саронге[45], прикрывающем живот? Оглядываясь в классе на своих соучениц, я пытаюсь вообразить, как бы они выглядели в саронге, если его наденут на них вместо великолепных школьных платьев, в которые они облачены сейчас. Марианн наверняка станет выпендриваться и устроит жуткую шумиху среди несчастных мальчишек на острове Диана Банк. Однако же маленькую пухленькую Бритту Свенссон я могу скорее представить в одежде баварской служанки, Лиса же Энглунд создана именно для того, чтобы мчаться по сибирской тундре одетой в шубу из волчьего меха и огромные сапоги, в санях, запряженных собаками. Она принадлежит к типу мужеподобных девушек.
Ах, что только не придет в голову на уроке географии — лишь бы не слушать о притоках Волги. Но, как известно, грех наказуем, и когда потом задают вопрос, не можешь выжать из себя название даже самого маленького притока!
Ведь нельзя, как хочется, сказать фрёкен Лундстрём прямо в лицо, что тебя, собственно говоря, никогда так уж безумно не интересовали эти притоки, и попросить разрешения рассказать о чем-нибудь более веселом, например об острове Диана Банк. Тогда, пожалуй, ее честное, курносое, как у мопсика, лицо исказит гримаса огорчения. Она в самом деле так смехотворно похожа на мопса, что меня удивляет, как она до сих пор не начала лаять. То есть время от времени она лается достаточно, но мне хотелось бы услышать от нее: «Гав, гав!»
На переменах мы теснимся в коридорах, если погода не настолько теплая, чтобы мы, дрожа от холода, не могли ринуться во двор. Марианн, выказывая заметную благосклонность, льнет ко мне и разыскивает меня на всех переменах.
Может, ей нравится дружить с кем-то, кто по крайней мере хоть иногда придерживается иных взглядов, нежели она сама. Из ее выдумки в тот раз, ну, ты помнишь, чтобы мы две недели не разговаривали с Бриттой Свенссон, ничего не вышло. Я даже чуточку горжусь этим.
Вообще-то мне начинает казаться, что в самой глубине души Марианн, возможно, добрый человек. На днях она подошла ко мне и дала книгу «Паломничество и годы странствий» [46] в очень красивом переплете. Я по меньшей мере удивлена. Но ты знаешь, книги — лучшая приманка, если меня хотят поймать в сети. Если я когда-нибудь обрету настоящую власть, такую, что никто не осмелится и близко подойти ко мне, то понадобится лишь сунуть мне под нос книгу, и я стану такой смирной, что и ребенок сможет поговорить со мной.
Вообще-то у Марианн скоро день рождения. Хозяйка ее частного пансиона в милости своей обещала Марианн устроить небольшой званый вечер. Нас будет там несколько человек, мальчиков и девочек. Да, да, Бертиль тоже придет! Мы гуляли с ним как-то вечером, так что эта история с кофейными пирожными уже выяснена и улажена.
— Но если мы будем дружить, то по-настоящему! — сказал Бертиль.
И я с ним согласна. Он самый честный и откровенный мальчик, какого я только знаю. И когда я с ним, то чувствую, что тоже хочу быть честной, порядочной и правдивой. Он серьезнее, чем большинство мальчиков его возраста. Может быть, это оттого, что, когда он рос, у него было довольно много неприятностей. Родители его в разводе, и, когда ему исполнилось десять лет, он переехал сюда с матерью и маленькой сестрой. Отец вскоре женился.
— Мои дети, если они у меня будут, на всю жизнь сохранят обоих родителей, по крайней мере, если я смогу что-нибудь для этого сделать, — говорит он, и взгляд его голубых глаз становится таким решительным и серьезным, что меня это до глубины души трогает.
— Быть верным — самое важное на свете, — говорит он, и я чувствую тогда: это так и есть! Пожалуй, не так уж удивительно, что Бертиль производит впечатление более зрелого человека, чем его сверстники. Ведь ему так долго пришлось быть главой семьи. У него по-настоящему уютный маленький дом, можешь мне поверить, и я редко встречала кого-либо столь внимательного к своим матери и сестре. Папа всегда говорит:
— Этот Бертиль Видгрен — хороший мальчик!
И тогда я почему-то испытываю своеобразное чувство гордости, хотя ведь, собственно говоря, никакой причины для этого у меня нет. «Не гордись славой Бертиля, у каждого она только своя»[47], ну, ты знаешь…
А еще у Бертиля такое свойство: у него всегда есть о чем поговорить, о чем-то стоящем. И говорит он не только на жаргоне. Не знаю, как там у вас в Стокгольме, но здесь в городе… ой, сколько чепухи мы болтаем, когда собирается хотя бы несколько молодых ребят и девочек. Мы и ржем, и шумим, и весело треплемся, что, право, по-настоящему забавно. Но, как бы там ни было, иногда стремишься поговорить о чем-то важном, а не только пытаешься быть все время на вершине шуток и веселья.
— Искусство оживленной трепотни чуточку чрезмерно высоко развито в этой компании, — говорит Бертиль. — А вот искусство держать язык за зубами абсолютно отсутствует.
Когда мы вместе гуляем, Бертиль и я, мы можем долгими часами ходить молча, и я не замечала, чтобы от этого нам становилось хуже. Да и так весело бродить с Бертилем, потому что его живому взгляду ничто в природе не чуждо. Он знает столько названий птиц и растений, о которых у меня нет ни малейшего представления, он находит птичьи гнезда там, где я не вижу ничего, кроме небольшого пучка увядшей травы. Он всегда находит первую фиалку весной, а когда я внезапно замечу несколько маленьких круглых коричневых комочков в полях, он говорит, что это — визитная карточка зайца.
Ага, ну теперь, думается, ты, верно, по горло сыта Бертилем, так что я избавлю тебя от дальнейших рассказов и закончу лишь теплым приветом от
Какая погода во время адвента в Стокгольме? Надеюсь, снега нет, потому что тогда я позеленела бы
