надо бояться. Помогай.
Старик взялся за ручку на носу байдарки. Я подняла корму. Дашунька с веслами шла
следом. До берега старик молчал, сосредоточенно пыхтя. Только положив ношу у самой
воды, продолжил инструктаж:
- Во второй день иди, пока сможешь и немного потом. Ночью пройди границу. Прямо
под берегом, где нависают камни, есть подземный туннель. Там не ходят, слишком мелко.
Лодка не пройдет. А там где не ходят, там и не ловят. Но твоя байдарка проскочит под
скалой, не заметив дна.
Селим говорил, пока мы укладывали в байдарку вещи, надевали спасжилеты,
сталкивали судно в воду, продолжал, пока я усаживала ребенка и пристегивала ей юбку...
Селим рассказывал много, слишком много, чтобы можно было всё запомнить. Но я писала
его речь на телефон. Пригодится. Все пригодится. Я не жадная, я - предусмотрительная.
Жаль, что не всегда.
Когда всё было готово, старик замолчал. Я отвела байдарку от берега, забралась на
место капитана и, натягивая 'юбку' на рант 'очка', услышала последнюю фразу:
- Ты задумала очень смелое дело, девочка. И очень опасное. Однако это твой
единственный шанс. Кое-кто уже положил на тебя глаз, но его ждет большой сюрприз.
Старый Селим верит в тебя. У вас, русских, всегда получается то, о чем другие боятся
даже думать.
- До свидания, - просто ответила я. - Спасибо Вам.
- Прощай! Пусть Аллах будет к тебе милосердным.
Синие лопасти весел взметнулись в воздух, и байдарка стремглав понеслась вперед,
под углом удаляясь от пляжа...
Третий день в лагере творилось нечто непонятное. На работу младших офицеров
выводить перестали, свежие газеты не выдавали, даже радио было отключено. Попытки
узнать, в чем дело, у охраны, натыкались на стену молчания. Пошли слухи, что началась
война с Германией, а кое-кто уверял, что не только с Германией, но и с перешедшей на ее
сторону Польшей, а также Англией и Францией. Збигнев впитывал их как губка. Ему,
искренне верящему во все, что им рассказывали о 'пшеклентных болшевиках', после
содержания в лагере и принудительных работ на строительстве дорог, казалось, что все
ранее прочитанное и услышанное было преуменьшением.
- Это москальское быдло на самом деле гораздо хуже того, что мы о нем думаем, - не
раз говорил он своему другу и собеседнику, такому же поручику запаса, Мареку
Кшипшицюльскому. - Я еще перед войной говорил нашему директору, что только мы,
поляки - единственные цивилизованные люди на Востоке Европы. Теперь все могут
видеть, как я был прав! Заставить потомственных шляхтичей, офицеров, работать на
строительстве дорог - на это способны только варвары. Кого мы и видим, стоит только
посмотреть на лагерную охрану. Настоящие монголоиды! Да и начальник лагеря точно
такой же варвар, неспособный выйти за пределы инструкций и приказов. Видите - война
только началась, а у москалей уже все посыпалось
- Вы уверены, пан поручик, что война началась? - Марек был настроен скептически, к
тому же непонятно с чего, был уверен, что едва начнется война, русские всех расстреляют.
- При той неорганизованности русских, которую вы описываете, мы уже несколько дней
должны были бы наблюдать немецкие бомбардировщики. Вспомните, как германские
'авионы' висели над нами с самого начала войны. Сейчас же ни одного налета, вы
замечаете?
- Думаю, что все гораздо проще, пан Марек. Бомбардировщики Германии сейчас
смешивают с землей передовые части большевиков, помогая наступлению армии. Как бы
