Синтия помедлила с ответом.
— Ну… я еще не пробовала загонять дичь, — сказала она, не погрешив против истины.
Лорд Милторп откинул голову, готовясь к напыщенной тираде.
— Возможно, в один прекрасный день вы познаете наслаждение гончей, несущейся по открытому пространству. Преследуя…
Маркиз умолк, так как в этот момент их догнала Вайолет.
— Синтия — замечательная охотница, — сказала она с серьезнейшим видом и покосилась на подругу.
— О, прекрасно! — просиял лорд Милторп. — Вижу, вы поскромничали, мисс Брайтли. В таком случае решено! Я поговорю с Майлсом, и мы устроим завтра состязания по стрельбе. Вы составите нам компанию, мисс Редмонд?
— Да, пожалуй, — произнесла Вайолет с задумчивым видом, не сулившим ничего хорошего для любого мероприятия.
Синтия потихоньку ущипнула ее, и Вайолет, округлив губы, воскликнула:
— Ах, ты не поняла!
Впереди Майлс просвещал леди Джорджину:
— …Как раз сезон для спаривания этих особей, откладывающих яйца в августе.
— Майлс постоянно говорит о спаривании и тому подобном, — сказала Вайолет, как бы извиняясь за брата. — Вероятно, спаривание — основное занятие насекомых и прочих животных.
— И туземных девушек, — пробормотала Синтия. — Если верить слухам.
Резко повернув голову, Майлс посмотрел прямо на нее. И смотрел так долго, что она снова вспомнила о поцелуе. Она даже представила его — причем так живо, что у нее щеки загорелись.
Наконец Майлс отвернулся, и Синтия с облегчением вздохнула. Внезапно ей показалось, что она чувствует влагу через чулок, и это означало, что шов на ее ботинке окончательно разошелся. Вся ее жизнь, казалось, держалась на старых потертых нитках.
Лорд Милторп отстал, разговорившись с двумя молодыми людьми — Джонатаном и Аргоси, — и все трое ужасно оживились. Можно было не сомневаться: они говорили о четвероногих существах и убийствах.
— В конце концов, — продолжила Вайолет, развивая свою мысль, — чем еще заниматься животным и насекомым, кроме еды, спаривания и убийств? Майлс может рассуждать об этом до бесконечности.
Услышав, как сестра описывает дело всей его жизни, Майлс бросил на нее через плечо иронический взгляд.
— В этом смысле они ничем не отличаются от людей, — заявила Синтия, слегка повысив голос. После разрыва ее помолвки брачные игры слишком уж тесно сплелись в ее сознании с убийством, чтобы казаться забавными.
Но ее реплика вызвала оживление среди собравшихся. Леди Уиндермир, считавшая себя обязанной опекать более молодых дам, несколько растерялась; она не знала, следовало ли ей пресекать подобные разговоры.
Недовольная тем, что ей приходится выносить суждение по этому поводу, она предпочла отстать. Повернувшись к слуге, спросила:
— В вашей корзинке, случайно, нет портвейна, любезный? Как насчет того, чтобы остановиться и открыть его прямо сейчас?
«Похоже, из леди Уиндермир такая же дуэнья, как из мещанки Бата[1] », — подумала Синтия. И этот факт весьма приободрил ее.
— Вообще-то… — Майлс сделал паузу, и все тотчас замолчали, поскольку он слыл известным путешественником и его истории вызывали всеобщий интерес, — когда самец паука-няньки испытывает потребность в спаривании, он преподносит самке подарок — скажем, муху. Чтобы отвлечь ее на то время, которое требуется для спаривания. Но ему нужно быстро сделать свое дело, иначе… Если она покончит с его подарком раньше, чем он закончит свою работу, она сожрет его без всяких сожалений.
Последовало молчание; все были шокированы.
— Лично я предпочитаю приносить хороший бренди, — добавил Майлс.
И тут наконец раздался смех, такой дружный и громкий, что птицы взмыли с ближайших деревьев и кустов.
— А я приношу конфеты! — выкрикнул Аргоси.
— Лучше цветы! — заявил Джонатан. — Ничто так не отвлекает дам, как букеты цветов.
— Быстро сделать свое дело? — осведомилась леди Уиндермир. — Как это похоже на мужчин!
— Но не на Редмондов, насколько мне известно, — возразила леди Мидлбо тихим голосом — ее слова предназначались только для леди Уиндермир. И они переглянулись, подтолкнув друг друга локтями.
Синтия резко повернулась, бросив взгляд на замужнюю красавицу. Но та смеялась вместе с леди Уиндермир. И тут среди всеобщего веселья до нее донесся звук, заставивший зашевелиться волосы у нее на затылке.
— Хау! Хау! Хау!
Что это такое?! Рев парочки разъяренных ослов? Хлопанье ржавой калитки? Крики ворон, слетающихся, чтобы выклевать их глаза и похитить провизию, предназначенную для пикника? Синтия лихорадочно озиралась в поисках источника ужасного звука.
— Хау! Хау! Хау!
Она вскинула руки — на тот случай, если придется защищаться от нападения сверху, и рискнула посмотреть на верхушки деревьев.
— Хау! Хау! Хау!
И тут она поняла. Этот звук…
Он исходил от лорда Милторпа.
Его голова была запрокинута, а из широко раскрытого рта вырывались звуки, так поразившие ее воображение. Вырывались снова и снова.
Синтия оцепенела.
А лорд Милторп помедлил, чтобы со свистом набрать в грудь воздух, а затем прогремел:
— Бренди, Редмонд! Роскошная шутка, будь я проклят! — Маркиз хлопнул себя по бедру и снова разразился хриплыми звуками: — Хау! Хау! Хау!
С подобным хохотом он мог бы уверенно приблизиться к стенам Иерихона. Иисусу Навину не понадобилась бы труба, если бы его сопровождал лорд Милторп.
Оглушенная, Синтия отвернулась от него и увидела, что Майлс наблюдает за ней, ухмыляясь во весь рот.
Интересно, он видел, как она прикрывала голову руками?
Черт бы его побрал!
Леди Джорджина тоже казалась встревоженной; она пристально смотрела на лорда Милторпа из-под широких полей своей шляпки. И возможно, ее смутила непристойная шутка, если, конечно, она ее поняла. А может, ее заворожил образ Майлса Редмонда, приносящего ей бренди и быстро делающего свое дело.
— Ну и ну, мистер Редмонд, — произнесла леди Уиндермир, утирая глаза. — Пожалуй, мне следует напомнить вам, что мы не в тропиках, а в Англии, где определенные темы… не позволительны в женском обществе, — добавила она, пытаясь играть роль дуэньи.
— О, я совершенно уверен, что бренди и пауки — вполне подходящая тема для любой компании, — возразил Майлс с серьезнейшим видом.
— Ну, возможно. Если представить это таким образом… — согласилась пожилая дама.
Смеясь и болтая, они наконец вышли на берег речки, извивавшейся серебристой лентой среди густых зарослей ольхи, ясеня и ивняка.
Очевидно, это и было то самое место, где намечался пикник.
