— Ты слишком запальчив, Николай. Советую тебе быть хладнокровнее.
Пронин промолчал.
Асланов искренне сочувствовал ему. Он знал про близость майора и Смородиной, верил, что у них настоящая любовь, и не осуждал их. И он решил про себя, что при первом же удобном случае, как старший, поможет Пронину распутать узел, который тот сам затянул.
4
Илюша Тарников и ребята из других рот и экипажей вместе с помпотехом Чеботаревым приехали в ремонтные мастерские за машинами. Чеботарев сразу занялся переговорами с начальством и оформлением дел, а Тарников, узнав, что до опробования машин придется ждать еще не один час, отпросился у майора, чтобы, как он уверял, навестить кого-то в полевом госпитале. И он действительно пошел в госпиталь, хотя никого из знакомых у него там не было, — просто ему захотелось на людей поглядеть, особенно — на женщин, поговорить, поболтать с ними, а может, и знакомство какое свести, если повезет. «Посмотрим, кого тут пошлет нам судьба», — решил он, осматриваясь и придумывая какой-нибудь предлог «для затравки». Он заглянул в крайнюю палату. Ему повезло: на койке спиной к двери лежала девушка. «В таком положении, конечно, она должна смущаться, а в этом случае разговаривать легче», — решил он.
— Разрешите войти.
Девушка вскочила, села, подобрала под косынку светлые волосы. Это была крупная, приятная с лица девушка — как раз такая, каких Тарников обожал.
— Что у вас? — спросила сестра.
Тарников скорчил гримасу, отчего некрасивое его лицо стало совсем безобразным, маленькие глазки потонули в складках век, и схватился за живот.
— Так что с вами?
— Не знаю, доктор, так схватило живот, что порой вздохнуть не могу.
— Я не доктор, я медсестра.
— У меня от боли в глазах двоится, извините, пожалуйста, но помощь какую-нибудь можете оказать? Я думал, мятные капли помогут или таблетки какие-нибудь.
— Подождите, сейчас принесу.
— Что хотите делайте, только помогите… И как некстати она напала… Тарников опять скривил лицо, словно роженица, схватился за живот, сел.
— Поносит вас?
— Нет, не поносит, что вы! Но колет. Может, в дороге меня растрясло, или простуда… Или съел чего-нибудь не то… Уф-ф-ф…
Медсестра поспешила за лекарством. Тарников, довольный первым успехом сыгранной роли, глядел ей вслед, думал, как быть дальше.
Медсестра вернулась озабоченная. Налила в стакан воды, чего-то накапала.
— Пейте. Не горькое, только холодить будет.
Тарников выпил, вздохнул.
— Скоро боль прекратится.
— А она уже, кажется, проходит. — Тарников понемногу, словно пробуя, выпрямился, встал, оценивающим взглядом посмотрел на девушку. Она почувствовала это, смутилась. Потом спросила:
— Вы из какой части? Артиллерист?
— Нет, наша часть стоит на передовой. Мы тут технику получаем. Я танкист.
— Танкист?
— А что? Вы так спрашиваете, будто у вас среди танкистов есть родственник, муж или брат?
— Есть человек. Он мне ближе отца и матери.
— Так, понятно, — Тарников крякнул. — А как его фамилия, если не секрет? Может, я его знаю?
— Как раз хотела спросить о нем. Волков его фамилия. Кузьма Волков.
— Кузьма? Кузьма Евграфович?
— Да, — загорелась девушка. — Но откуда вы знаете, что Евграфович?
— Откуда знаю? — растерялся Тарников. — Вы удивляетесь, что я знаю отчество своего лучшего друга?
— Кузьма — ваш друг? Да вы сядьте, сядьте, скажите, где он, могу ли я увидеть его?
Хотя девушка и не назвала своего имени, Тарников понял, что это и есть невеста Кузьмы, и сейчас она начнет выспрашивать о нем. Сказать правду, огорошить ее страшным известием он не решился. Надо сделать вид, что все хорошо, Кузьма жив… Надо, чтобы Люда ничего не заподозрила.
— Как хорошо, что я сюда забежал! Иначе вы не узнали бы, где служит ваш друг.
— Это верно.
— Чтобы вы убедились, что я его знаю, скажу, как вас звать…
Медсестра засмеялась.
— Скажите.
— Люда.
— Верно. Что, Кузьма рассказывал вам обо мне?
— Чуть ли не каждый день.
— Он не приехал с вами сюда? Нет? А не может ли он отпроситься у командира хоть на часок?
— Не знаю…
И Тарников снова скрючился, как будто боль вернулась к нему.
— Полежите, пройдет.
И девушка помогла Тарникову лечь.
— Сейчас придет врач, посмотрит. Вдруг у вас аппендицит…
Тарников испугался. Если события будут развиваться таким образом, тут уморят вниманием, во всяком случае не скоро выпустят.
— Аппендицита у меня нет, его еще в детстве вырезали. Это колики, самые обыкновенные колики. Думаю, от пищи. Переел. Спасибо вам, я пойду, постепенно и боль пройдет. Простите, меня ждут.
— Разве не можете подождать хоть немножко?
— Не дай бог, опоздаю, ощиплют меня, как цыпленка. До свидания! Я все скажу…
— Подождите, я хочу передать с вами маленькое письмецо Кузьме. Не затруднит вас?
— Что вы! Пишите, я подожду. Да не спешите: минута — туда, минута сюда, за нее не повесят…
— Видите, как я быстро. В конверт не кладу. У меня нет тайн ни от Кузьмы, ни от его друзей… Привет ему передайте.
— Обязательно.
Тарников положил письмо в карман и вышел, старясь не глядеть Люде в лицо.
Глава двадцать пятая
1
Так, неожиданно для себя, Тарников вышел на Люду, о которой мечтал и которую искал его друг. Все игривые намерения Илюши отлетели прочь; занятый опробованием машин, он думал весь день о судьбе своего друга и о судьбе Люды; не знал, как быть с ее письмом, мучился тем, что не открыл ей правды, и в конце концов решил пойти к комиссару полка — он посоветует, что делать.
