возмутительно-возмущенный взгляд. Маша сидела от всех в стороне, на выявившемся совсем не пустым, одиноком стуле. Судя по отнюдь не бездыханной – дымящейся окурками пепельнице, Чуб опоздала на целых семь сигарет. Судя по вызывающе недовольному Катиному взору, лжеотрок успела рассказать им о встрече со вдовствующей императрицей, а Акнир – поделиться с присутствующими планом похищения.
– Ну, что там с царицей? – бурчливо спросила Чуб, садясь на диван.
– Она напишет сыну письмо и предупредит его о вашем появлении, – сухо и коротко сообщила ей Катя.
– Молодца, Машка! – загорелась пилотка, на мгновенье забыв, что перед нею «не Маша». – И как ты ее убедила? Что ты ей сказала?
– Сказала, чтоб она написала сыну письмо, – повторила Катя
– Она напишет его.
– И она ее так просто послушалась?! Машка у нас местная святая теперь, все слушают ее, открыв рот. А самой лишний раз рот открыть уж слабо?!
Чуб завелась с полоборота, не успев осознать почему. Потому ли, что злость еще бурлила в ней, требуя выхода? Потому ли, что Катя говорила со спасительницей, как с опоздавшей, а Маша не желала повторять историю дважды? Или Дашу раздражал сам ее вид, безучастный и постный, согбенная голова, надвинутая на брови дурацкая шапка, мешающая рассмотреть лицо. Все, все в этой новой – монастырской – Маше вызывало у Чуб глухое неприятие.
Включая и то, что в ответ на выпад лжеотрок не пошелохнулась, как будто кричащей и обиженной Даши не было в комнате, а у Кати сделался такой мрачный вид, точно она не знала, кого убить первой. И даже Акнир предательски замахала руками, желая заткнуть летчице рот.
– Конечно, послушалась, все ее слушаются, – подозрительно сладко сказала ведьма, продолжая адресовать Даше свои усмиряющие манипуляции.
– А кроме того, – Катя стукнула по книге бронзовым ножом для бумаг в виде летящей женской фигурки, – наше предложенье соответствует ее собственным планам. Императрица сама вынашивала идею воссоединения с сыном и желала, чтоб новая власть позволила ему перебраться в Киев с семьей. Теперь, если позволишь, мы поговорим о более насущных проблемах. Похищение на грани провала.
Короткая пауза, воцарившаяся в гостиной 13-го дома, показалась Изиде вполне удовлетворительной реакцией на ее сообщение. Но секунду спустя поджатые губы г-жи Дображанской заставили ее усомниться.
– Дарья, ты в каком мире живешь?
– Ну…
На этот вопрос с подковыркой трудно было угадать верный ответ. Чуб родилась в ХХ веке, жила в ХХІ, проснулась в марте 1917, прошлась по декабрю 16-го года и угодила в провал.
– Про убийство Распутина, – леденисто уведомила ее г-жа Дображанская, – Киев отговорил еще в декабре. В январе следствием было установлено, что никакого убийства не было… Хотела б я знать, где в это время была ты?
– В декабре? – заколебалась Даша. – В том, который не сейчас, а был раньше?..
– Дьявол с ним, с декабрем. Неужели ты даже не сочла нужным прочесть новую историю? – осведомилась Катя, приподнимая принесенный юной ведьмой учебник 5 класса. – Тут же, как для детей, все написано.
Даша быстро взглянула на Акнир.
– Так и должно быть, – кивнула та. – В ночь, когда Феликс Юсупов и честная компания запланировали убийство Распутина, старец внезапно пропал. Исчез из Петрограда.
– Просто пропал? – сощурилась Чуб. – Но почему тогда все говорят об убийстве? Все на улицах!
– Де жа вю, – серьезно сказала Акнир. – Слепые именуют так непонятное чувство. Они заходят в незнакомый дом и вдруг понимают, что были здесь. Они помнят обстановку и расположение комнат, хоть память уверяет их, что они не были здесь никогда… Но память врет. В прошлой версии Распутин был убит, эта новость потрясла всю страну. Понимаешь?
– Нет, – не стала врать Даша.
– Кажется, да… – сказала Катя. – Выходит, что де жа вю…
– Де жа вю всегда свидетельствует о том, что кто-то из нас ПЕРЕПИСАЛ ИСТОРИЮ. Смотрите…
Акнир взяла со стола чистый лист и нарисовала на нем карандашом траурный крест. Затем наскоро стерла изображение ластиком и изобразила поверх лучистое солнце. Солнце было видно отчетливо, но остатки прежнего крестообразного изображенья все равно сохранились на белой бумаге.
– Теперь понятно? – протянула она Даше бумагу. – Вы изменили историю, стерли ее. Но старый рисунок все равно проступает.
– Вот оно как… – черты Катерины Михайловны смялись в волнении. Она явно хотела что-то спросить, но подавила желание.
А на Дашу немедленно накатило де жа вю. Это уже было! Когда-то давно Маша так же – на наглядных примерах – объясняла им с Катей законы Прошлого времени. А нынче сидела в углу в ставшей фирменной позе – руки в замке, колени прижаты друг к дружке – непонятная, чужая.
– Распутин просто пропал, – завершила Акнир. – Но мысль о его смерти проступает сквозь новый рисунок в сознании всей страны.
– Ну и куда же он делся? – Даша обратила вопрос в угол. – Ведь это же ты предупредила его?
Похожая на застывшую статую лжеотрок опять не удостоила пилотессу реакции.
– Очередная загадка истории, – вновь ответила вместо нее Катерина. – Больше старца не видел никто. Версий много. Известно одно, месяц спустя жена Николая ІІ получила от своего любимца письмо. Однако содержанье послания никому не известно. После ареста императрица Аликс сожгла его вместе с другими бумагами.
– То есть она вообще так и будет молчать? – спросила Даша, указывая пальцем на Отрока и ощущая новую неконтролируемую порцию гнева. – Мне кто-нибудь че-нибудь вообще объяснит, или я могу себе домой возвращаться? Если Распутин жив, почему похищение на грани провала?
– Спасибо, что наконец соизволила дать мне возможность ответить, – сказала Катя, и застывшая маска недовольства опять овладела ее лицом. – Я нашла нестыковку, – Катерина посмотрела на Машу. Встала. Возложила руки на две книги: «Историю революции» и «Историю, 5 класс». – В обеих историях сказано, что в марте 1917 вдовствующая императрица уедет из Киева в Крым. Этот факт остался неизменен…
– Ну, так давай изменим его. Пусть Маша попросит ее остаться! Кто вообще вдовствующая императрица такая, чтоб ей отказать… – с вызовом предложила авиатресса.
– Вдовствующую императрицу не нужно просить, – отрезала Катя. – Мария Федоровна и так не желала покидать Киев до последнего часа, говорила, что ее увезут из Города лишь силой, она предпочитает оказаться в тюрьме… По воспоминаниям князя Сандро, императрицу пришлось почти нести на вокзал. Проблема в другом: против царской семьи началась настоящая газетная травля. Их вынудили сбежать.
– Кто? – насторожилась Чуб.
– Новоиспеченный Совет рабочих и солдатских депутатов, – вздохнула Акнир. – Они посчитали, что популярность царицы, и особенно ее дочери, великой княгини Ольги, среди простого народа мешает им проталкивать свои идеи. Как доказать, что все Романовы – кровопийцы, когда родная сестра царя сама раненым кровь утирает…
– Я знаю. Мне Саня рассказывал, – нетерпеливо оборвала пилотесса. – Он в княгиню Ольгу влюблен. Ольгу в больнице ужасно любят.
– Собственно, по этой причине ей и ее матери запретили появляться в лазаретах и госпиталях, – мрачно сказала Дображанская. И Даша вдруг осознала: Катя недовольна не ею, а самою собой. – Совет издал указ: все члены бывшей императорской семьи должны покинуть Город, и комиссар Временного правительства пошел у них на поводу… Марию Федоровну просто не пустили в госпиталь ее имени –
