солнцем горожан и туристов, – Я же тебе ничего плохого не сделал!
Если какое-нибудь Зло, даже не очень Злое, заявляет, что оно не сделало ничего плохого (пускай не вообще в своей жизни, а в данный момент кому-то одному) – запускается программа экстренного катапультирования, и Зло улетает навеки прочь, на глазах у горожан и туристов. Так вышло и на этот раз – и директор академии Добра тут же понял, кто жил в Старом городе в домике с готическими башнями, признанном Всемирным культурным наследием ЮНЕСКО. В домик тут же отправили реставраторов, чтобы они поскорее ликвидировали последствия пребывания там Злого Зла, а Любящую Доброту начали награждать и чествовать, как народного героя. Ведь она спасла Старый город! Она победила чудовище!
Любящая Доброта награды взяла и надёжно припрятала, но так ничего и не поняла. Она даже не сообразила, что Злое Зло навсегда улетело, и ещё полгода ходила по улицам Старого города в надежде, что случайно его встретит. Но потом она увидела в кафе Обыкновенную Простоту, и всё у них стало хорошо.
А на место Злого Зла в Старый город под покровом ночи прибыло Ещё Более Злое Зло. Но оно было уродливым – как и положено настоящему, качественному злу. Поэтому ни Любящая Доброта, ни другие нерадивые студенты и студентки академии Добра не обратили на него внимания. И в Старом городе начали твориться тёмные дела. Но жители города рассуждали так: не всё же должно быть у нас хорошо, бывает в жизни и плохое. И терпеливо сносили все злодеяния Ещё Более Злого Зла, чем сильно портили ему настроение и отбивали иной раз всякое желание злодействовать.
Такое продолжалось до тех пор, пока Ещё Более Злое Зло не посягнуло на домик с готическими башенками, признанный Всемирным культурным наследием ЮНЕСКО. Тут уж все – и горожане, и туристы, и академики академии Добра сразу поняли, кто перед ними есть и изгнали Ещё Более Злое Зло с позором.
– Хе-хе-хе! – сказало Ещё Более Злое Зло и вернулось в Старый город под покровом ночи.
Там оно до сих пор и живёт.
На заработки
Когда в Городе закончились деньги, все мужчины поехали искать работу в другие города. И мои старшие братья тоже поехали. А родители остались, потому что они старенькие. И ещё потому, что у нас огород – надо за ним ухаживать. Когда в городе нет денег, без огорода не проживёшь.
Наверное, в том году деньги закончились во всех городах, потому что наши мужчины вернулись ни с чем. Нигде их не брали: везде своих работников хватало. Тогда все стали ходить друг другу в гости и пить. Было очень весело, хотя и страшно. Когда к братьям приходили друзья, мы с мамой прятались в подпол.
А однажды в город приехали люди в костюмах и сказали, что им как раз нужны хорошие работники. Они согласны нанять всех наших мужчин, если они не боятся тяжелой и грязной работы. И денег обещали столько, сколько в нашем Городе почти никто за раз и не видел.
Город, в который уехали работать мои старшие братья, и почитай все их друзья, называется коротко – Ад. Он находится под землёй. Я думала, что под землёй темно – как в подполе, если свет не зажигать. Но братья говорят, что там горят огни день и ночь, и поэтому всегда светло. Я просила, чтобы они взяли меня с собой в Ад, но братья сказали, что девчонкам там не место.
Раз в год в Городе праздник. Это мужчины возвращаются с деньгами и подарками. Денег, которые они привозят, хватает на целый год – и ещё остаётся, чтобы положить в Банк.
Сейчас как раз это время, самое счастливое. К братьям пришли их друзья, но мы с мамой уже не прячемся в подпол. Потому что наши мужчины больше не пьют то, от чего им прежде становилось весело, а нам – страшно. И не едят тоже. Я спрашивала у братьев – как это они могут так долго обходиться без еды. А они отвечают – сами не знаем. Но есть не хочется, и, как видишь, ноги не протянули. Ещё они не спят. Не так, как мама не спит – от бессонницы, а просто не спят. Лежат ночью на кроватях, а когда думают, что все заснули, начинают тихо перешептываться.
У старшего брата, когда он уезжал, оставалась в Городе невеста. Она его не дождалась – за другого вышла, у его родителей деньги всегда водились, ему на заработки ехать не пришлось. Она обязательно к нам приходит, когда мужчины возвращаются на побывку из Ада. Они со старшим братом садятся за кухонный стол, держатся за руки, смотрят друг другу в глаза и молчат. И больше ничего. Поэтому, наверное, муж всегда отпускает её, не ревнует. Я один раз подглядывала за ними и вижу: у бывшей невесты морщины на лице и прядь седая в волосах, а брат каким был, когда к ней женихался – таким и остался.
Вчера наш сосед, тоже приехавший из Ада навестить своих, полез поправить антенну на крыше, упал вниз, разбился. Потом встал, встряхнулся и снова на крышу полез.
Хорошо, что нашим мужчинам в Аду платят много денег: больше никому не надо уезжать из Города на заработки. Наоборот, это к нам едут из других городов. Потому что работа есть, а работать некому – все работники по контракту пашут в Аду. А контракт у них, сказывают, вечный.
Четвёртые
Первых людей Бог слепил из глины. До этого не было вовсе никаких людей. Были горы, моря, реки, леса, были разные животные, рыбы, птицы, а людей не было. И не с кем Богу было поделиться всей этой бесконечной красотой. Первые люди проснулись и увидели мир. Мир был так прекрасен, что они замерли на месте от удивления и любовались до самого захода солнца.
Постепенно люди привыкли к тому, что их окружает, и начали капризничать. Этому горы не той вышины, этому реки не той ширины, тому медведь на ухо наступил, а этому – динозавр на ногу. Стали люди роптать и даже критиковать то, что видят вокруг. Не все, но многие. И так они громко и противно вопили, что Бог – а он был ещё довольно юный по божественным меркам – наслал на неблагодарных глиняных болванчиков потоп. Поглотила эта пучина всех – даже рыб.
Отмыв как следует землю, Бог заново украсил её горами, реками, лесами, животными, рыбами и птицами. И заодно придумал цветы и насекомых. Стало ещё красивее, чем в первый раз.
Прошло несколько божественных десятилетий. Богу снова захотелось поделиться красотой хоть с кем- нибудь мыслящим. Да пусть хоть с глиняными болванами – зря он не оставил в тот раз хотя бы одно маленькое племя. И тогда он сделал новых людей – вырезал их из дерева. Потому что дерево в воде не тонет, и потопить вторых, стало быть, не удастся. Деревянные люди открыли глаза – и замерли от удивления. Поначалу мир им тоже очень понравился. Но потом – спустя каких-то пять или шесть божественных лет – и они начали выражать неудовольствие. Не все, конечно, а только самые громкие из них, но и этого было довольно. На этот раз Бог терпел их причитания дольше – надеялся, что одумаются, но вторые только всё больше и больше расходились, и совсем забывали восхищаться окружающей их красотой. Бог утомился от однообразия людских жалоб и наслал на землю огонь.
Всё, что не погорело в этом пожаре, он расставил по местам, снова населил землю животными, птицами и рыбами, воздвиг горы и пустил по равнинам реки, не забыл про цветы и насекомых, и придумал запустить в космос планеты и звёзды. Мир был неописуемо, сказочно прекрасен. И вновь, в который уже раз, Богу захотелось поделиться с кем-то этой красотой. Он долго не мог собраться с духом – знал уже людскую породу. Наконец, выточил третьих людей – из камня. Каменные люди были медлительными, основательными. Они очень долго смотрели на окружающий мир, прежде чем сообразили, как он прекрасен. Зато потом восхищались им, не переставая, несколько сот во всех смыслах божественных лет. Конечно, в конце концов и каменные люди привыкли к красоте мира и начали требовать и скандалить, совсем как их предшественники. Похвалят-похвалят – потом поскандалят-поскандалят. Бог глядел на них, глядел. Не зря он сделал третьих из камня – в огне они не погорят, а в воде хоть и утонут, но не растекутся бесформенными лужицами, какие-то обязательно спасутся на верхушках самых высоких гор. Но даже каменные люди в какой-то момент утомили Бога – и он решил заморозить их. Люди трескались от холода, ещё больше проклинали свою жизнь и всё, что их окружало, но не сдавались. Тогда Бог проехался по всей земле ледяным катком, который раздавил и растёр в порошок неблагодарных третьих.
Успокоившись, Бог снова отстроил и заселил планету. Ко всем прежним своим задумкам добавил заодно микробов и вирусы – для гармонии. О людях он не думал. Не думал, говорю. Не думал он о них. Мир был совершенен – но отстраивать его в четвёртый раз уже было тяжко. Поэтому о людях не стоило даже и помышлять: неблагодарные создания вновь разозлят его, а пятый мир он уже не осилит – слишком много себя вложил в последний, четвёртый. Но не поделиться такой красотой совсем ни с кем было ужасной
