несколько страшных отмщений, все поняли — лучше с Самсоном Кругловым не связываться, себе дороже. Старших обидчиков папа подстерегал по одному, подкрадывался сзади и бил тяжелыми тупыми предметами. Одному выбил глаз, другому сломал челюсть, третьему обеспечил сотрясение мозга... Очень скоро вокруг папы образовалось пустое пространство, никто не поворачивался к нему спиной, не разговаривал, не дружил, не здоровался, и его это вполне устраивало. А что дедушке Георгию приходилось потом расплачиваться за покалеченных старшеклассников, папу не волновало.
Только одно по-настоящему интересовало ум и волновало сердце Самсона — кораблики. Он плохо учился (я уже упоминал, что Господь находился в отпуске, когда папу зачинали?), не мог поддержать элементарной беседы, долго думал, с какой стороны подступить к унитазу, но кораблики у него получались замечательные. Дедушка пытался пристроить папу в судомодельный кружок, но Самсон долго там не протянул — сломал дрель, рубанок, коловорот, устроил пожар и едва не убил наставника молотком. В конце концов дедушка плюнул и позволил событиям и Самсону развиваться самостоятельно.
С грехом пополам папа закончил восьмилетку, служил в стройбате, недалеко от Геленджика, и был на таком хорошем счету у командира, что тот дозволял ему жить в общаге, прямо в Геленджике, поскольку именно там и был объект, на котором папа выполнял плотницкие и столярные работы.
Папа обладал тем редким видом внешности, который располагает к себе, несмотря на полное отсутствие мозгов у владельца. Девчонки висели на нем гроздьями, но папа только кораблики мастерил да торговал ими на местном рынке в свободное от работы время, на что, в общем, и жил.
Дембельнувшись, он снимал дощатый домик у Агнии Теодоровны Кац, оказавшейся к тому же землячкой — на юг она перебралась откуда-то из наших краев. Папа помогал ей по хозяйству, и Агния просто нарадоваться не могла на молчаливого красавца с золотыми руками. А дочь Агнии Теодоровны, Даля, тоже в нем души не чаяла. Правда, Дале было всего шестнадцать, но недостаток этот преходящ. Далила не торопила событий, она была уверена, что Самсон никуда от нее не денется, сама росла и расцветала и отмахивалась от кавалеров, как от навозных мух.
И вот проходит год, Даля закончила школу, и тут ее как подменили. Самсон вдруг решил вернуться на родину, настроение чемоданное, а он на Далю до сих пор внимания не обратил. Она начала сразу с тяжелой артиллерии. Нехорошо так говорить о родной маме, но мы с Юсей и не видели ее никогда, так что продолжу: Даля едва из трусиков не выпрыгивала, чтобы заполучить Самсона. Тут я немного теряюсь в догадках, зачем именно он ей был нужен. Ну, красавец, ну, силен чрезвычайно, ну, дружен с ремеслом, но ведь он и двух слов без мата связать не мог, и ничем, кроме корабликов своих, не интересовался. Даля была в интеллектуальном плане старше Самсона вдесятеро, ей даже со сверстниками скучно было, но любовь — она, видимо, действительно зла. Впрочем, персями своими и бедрами Далила, как ни старалась, привлечь молчаливого квартиранта не могла. Он по-прежнему что-то там мастерил, не отвлекаясь на всякую ерунду, не по причине морального облика, а потому что дурак был непроходимый.
Агния Теодоровна не могла не заметить дочкиных притязаний, она ужаснулась, когда поняла, что Даля хочет этого тупого кустаря. Однажды Агния Теодоровна вернулась домой раньше обычного и застала дочь в костюме Евы, позирующей перед окном, за которым копался в огороде Самсон.
— Как это понимать? — спросила мать у запаниковавшей дочери.
Даля заревела, залопотала — люблю, мол, Самсончика, страсть как люблю, или замуж выдавайте, или так согрешу.
— Дура, — сквозь слезы говорила дочери бабушка Агния, — он же дитя малое, всё игрушки на уме. Зачем тебе такой?
— Сердцу не прикажешь.
Бабушка так не думала. Во-первых, ей совсем не нравилось сочетание имен. Она-то была превосходно образована и отлично знала, что добром союз Самсона и Далилы закончиться не мог. Во-вторых, дочь свою бабушка Агния любила и желала ей более выгодного брака. Не век же девочке сидеть в Геленджике, лучшие вузы Москвы и Ленинграда ждут не дождутся, едва не рыдая, когда же наконец Далила Кац возьмется за ум и наведет порядок в отечественной генетике. А Дале тут приспичило замуж за полного идиота с золотыми руками (хотя и красив, зараза). Ведь не дай бог дети пойдут (а мы действительно пошли, как вы, наверное, догадались)... То есть, конечно, дай бог детей, но сейчас... Боже ж ты мой, что делать?
Но что поделаешь, если страсть. Далила отчаялась ждать маминого решения и однажды ночью прокралась в хибарку к Самсону, где обманом и угрозами (или обманом и лаской) добилась своего.
Папа был огорошен. С ним подобное случилось впервые. С мамой тоже, но он ведь старше. И нельзя сказать, будто папе не понравилось, мама тоже быстро во вкус вошла, так что бабушке волей-неволей пришлось поженить молодых, иначе как-то все выглядело аморально. Но сердцем бабушка чувствовала — добром эта история не закончится.
Бывший бабушкин муж, мамин папа, помог с деньгами. Он как раз накануне распродал все свое движимое и недвижимое имущество, чтобы свалить на историческую родину, и сколько-то отстегнул любимой дочурке. Дедушка Георгий тоже помог, слава богу, главный инженер на заводе, без пяти минут директор. Он так без пяти минут и остался, но это к делу уже не относится.
Свадьба получилась пышной, на сто восемьдесят человек, мама в белом платье с фатой, папа первый и последний раз в жизни надел костюм с галстуком, и на фотографиях все получилось изумительней некуда. А вот в жизни — не очень.
Папе понравилось. Ну, в том смысле... Думаю, вы поняли, о чем я. Если не поняли: папа, кроме корабликов, полюбил женщин. А мама на это не особо обращала внимание: она ждала ребенка и готовилась поступать в университет. Она быстро пришла в норму после свадьбы, стала соображать и вскоре поняла, что мама (в смысле — бабушка) не просто бухтела, а говорила по делу, и что папа — клинический идиот, и что в генетике Далю Кац, теперь уже Круглову, ждут великие открытия и безумные выси. Мама решила, что разведется сразу после рождения ребенка и вместе с малышом уедет в Москву. Стратегически ей это удалось — она действительно родила, развелась и уехала. Однако некоторые тактические моменты ей не удались.
Знаете, как бывает: то не было ни гроша, то вдруг алтын. На ультразвуковом исследовании плода врач сообщил, что дети развиваются как-то уж очень быстро. Мама не поверила ушам: дети? А ей говорят: двое. Только какие-то торопыги, слишком быстро развиваются. Посоветовали маме поменьше бывать на солнце и отпустили. А мама на двоих не рассчитывала, ей одного бы, а вот двое — это перебор, это будет сложновато...
Мыслить надо осторожнее, потому что мысли имеют неприятное свойство — воплощаться. Кто знает, может, обрадуйся мама двойне, все пошло бы иначе, но она не обрадовалась.
Поэтому родились мы с Юсей.
В роду Агнии Теодоровны близнецы рождались через поколение, у бабушки тоже имелась сестра- близнец Барбара, а их дедушка был одним из тройни. Мы с Юсей тоже родились близнецами.
Сиамскими.
Все молчали и смотрели на Егора с Юсей. Юся глупо улыбался и пускал слюни. Егор потянул руку, и Глеб, не глядя, передал ему стакан с уже остывшим чаем.
— То есть вы мутанты? — спросила Викса.
— Сама ты мутант. Беременность нарушилась у мамы, и два плода друг от друга не отделились.
— А это не мутация?
— Вот поедешь в Хайфу, найдешь там мою маму и спросишь, она генетик, она расскажет. Но я точно знаю, что это не мутация, а нарушение в развитии плода.
— А что твоя мама делает в Хайфе?
— Живет. Это я сейчас привык об этом спокойно говорить, а раньше...
Это я сейчас привык, что Юся все время от меня справа торчит, а раньше он мне весьма досаждал. То есть досаждает он мне и сейчас, но я уже смирился и чувствую себя вполне комфортно... Впрочем, я бегу впереди паровоза. Задний ход.
Мама, увидев нас, не упала в обморок. Она даже кормила нас грудью. Но недолго. Едва выписавшись из роддома, она уехала в Москву и уже оттуда прислала бумаги на развод и отказ от детей. Уже без нас она получила диплом и ученую степень, с которой и улетела к папе в Израиль.
