Однако Сталин этим не удовлетворился. 21 марта он написал новую «строго секретную» записку, обращенную на этот раз ко всем членам Политбюро. В ней говорилось: «В субботу 17 марта т. Ульянова (Н. К.) сообщила мне в порядке архиконспиративном «просьбу Владимира Ильича Сталину» о том, чтобы я, Сталин, взял на себя обязанность достать и передать Вл. Ильичу порцию цианистого калия. В беседе со мной Н. К. говорила, между прочим, что «Вл. Ильич переживает неимоверные страдания», что «дальше жить так немыслимо», и упорно настаивала не отказывать Ильичу в его просьбе. Ввиду особой настойчивости Н. К. и ввиду того, что В. Ильич требовал моего согласия (В. И. дважды вызывал к себе Н. К. во время беседы со мной и с волнением требовал «согласия Сталина»), я не счел возможным ответить отказом, заявив: «Прошу В. Ильича успокоиться и верить, что, когда нужно будет, я без колебаний исполню его требование». В. Ильич действительно успокоился.
Должен, однако, заявить, что у меня не хватит сил выполнить просьбу В. Ильича, и вынужден отказаться от этой миссии, как бы она ни была гуманна и необходима, о чем и довожу до сведения членов Политбюро ЦК».
Итак, Сталин приписывет Н. К. Крупской «упорное» желание ускорить смерть Ленина. В записках прослеживается затаенное желание Сталина, чтобы члены Политбюро согласились на осуществление этой, по его словам, «гуманной и необходимой миссии».
Но все члены Политбюро решительно отвергли идею об осуществлении отравления Ленина. Троцкий вспоминал: «Помню, насколько необычным, загадочным, не отвечающим обстоятельствам показалось мне лицо Сталина. Просьба, которую он передавал, имела трагический характер; на лице его застыла полуулыбка, точно на маске… Жуть усиливалась еще тем, что Сталин не высказывал по поводу просьбы Ленина никакого мнения, как бы выжидая, что скажут другие: хотел ли он уловить оттенки чужих откликов, не связывая себя? Или же у него была своя затаенная мысль?.. Вижу перед собой молчаливого и бледного Каменева, который искренне любил Ленина, и растерянного, как во все острые моменты, Зиновьева…
– Не может быть, разумеется, и речи о выполнении этой просьбы! – воскликнул я. – Гетье
– Я говорил ему все это, – не без досады возразил Сталин, – но он только отмахивается. Мучается старик…
– Все равно невозможно, – настаивал я, на этот раз, кажется, при поддержке Зиновьева. – Он может поддаться временному впечатлению и сделать безвозвратный шаг.
– Мучается старик, – повторял Сталин, глядя неопределенно мимо нас и не высказываясь по-прежнему ни в ту, ни в другую сторону. У него в мозгу протекал, видимо, свой ряд мыслей, параллельный разговору, но совсем не совпадавший с ним… Каждый раз, когда я мысленно сосредоточиваюсь на этой сцене, я не могу не повторить себе: поведение Сталина, весь его образ имели загадочный и жуткий характер… Голосования не было, совещание не носило формального характера, но мы разошлись с само собой разумеющимся заключением, что о передаче яда не может быть и речи».
Политбюро лишило Сталина возможности легально выполнить просьбу Ленина. Но если такая просьба была, ее можно было выполнить и не спрашивая разрешения. Лев Троцкий: «Передать больному яд можно было разными путями через очень надежных людей в окружении. При Ленине были члены охраны, среди них люди Сталина. Могли дать яд при таких условиях, что никто не знал бы о характере передачи, кроме Ленина и его самого. Зато на случай открытия дела, вскрытия тела и обнаружения отравы преимущества предупреждения были поистине неоценимы: все члены Политбюро знали, что Ленин хотел достать яд. Сталин вполне легально предупредил об этом Политбюро. С этой стороны Сталин обеспечивал себя, таким образом, полностью… В случае, если бы яд в трупе оказался обнаружен, объяснений искать не пришлось бы… очевидно, несмотря на отказ Сталина в помощи, Ленин сумел ее найти…»
Есть и прямые свидетельства бежавшего на Запад бывшего секретаря генсека Бориса Бажанова. Другой сталинский помощник, Григорий Каннер, рассказывал ему: «20 января 1924 г. в кабинет Сталина вошел Ягода в сопровождении двух врачей, которые лечили Ленина. – Федор Александрович [Гетье], – обратился Сталин к одному из этих врачей, – вы должны немедленно отправиться в Горки и срочно осмотреть Владимира Ильича. Генрих Григорьевич [Ягода] будет вас сопровождать.
Вечером того же дня […] Каннер, который входил и выходил из кабинета, слышал отдельные фразы беседы Сталина и Ягоды. «Скоро произойдет очередной приступ. Симптомы уже появились. Он написал несколько строк (Каннер видел эти строки, написанные искаженным почерком Ленина), поблагодарив вас за присылку средства избавления от мук. Его страшит одна только мысль об очередном приступе…»
21 января 1924 г. произошел очередной приступ. Крупская на минуту вышла из комнаты, чтобы позвонить по телефону. А когда вернулась, Ленин был мертв. На прикроватном столике стояли несколько пузырьков – все пустые. В четверть восьмого в кабинете Сталина зазвонил телефон. Ягода доложил, что Ленин умер».
Если учесть дальнейшую чреду таинственных смертей людей из сталинского окружения – от Михаила Фрунзе и Валериана Куйбышева до Максима Горького и Андрея Жданова – предположения Льва Троцкого не кажутся такими уж фантастическими. Лидия Иванова
Лидия Александровна Иванова
Окончила балетное, ныне Вагановское, училище. Поступила в труппу бывшего Мариинского театра. Надежда молодого русского балета 20-х годов. Блистала в «Петрушке» и «Корсаре». Была популярна и в среде балетоманов, и среди широкой публики. Летом 1924 г. 20-летняя актриса утонула во время водной прогулки. Ее гибель породила множество противоречивых слухов и версий.
ВЕРСИЯ ПЕРВАЯ: НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ
Трагическая смерть Лидии Ивановой не случайно вызвала такой отклик в Ленинграде.
В 1920-е годы в богатом традициями отечественном балете происходила смена поколений. «Старая гвардия» либо ушла со сцены, либо эмигрировала. Поэтому внимание к своим, расцветшим уже после революции кадрам было огромным. Как в современном футболе: какими бы блестящими ни были приглашенные из-за рубежа игроки, публика готова носить на руках парня из соседнего двора. Кроме того, в истории с Лидочкой реализовались страхи того времени, поскольку в ней фигурировали имена сотрудников ГПУ. И, наконец, даже исходя из официальной версии, уж больно нелепым был этот случай. Такие дела, даже если происходят с неизвестными людьми, обсуждаются на каждом углу.
Официальная версия звучит так (ее, кстати, весьма трудно оспорить): 16 июня 1924 г. Лидия Иванова отправилась кататься на моторной лодке в сопровождении своих знакомых. Была жаркая погода. Понедельник. Четверо солидных мужчин, а именно: комендант Малого оперного театра Языков, администратор студии театра драмы, ныне носящего имя А. С. Пушкина, Гольштейн, матрос Родионов и инженер Клемент (организатор поездки), предложили Лидочке совершить прогулку на моторной лодке. Так получилось, что в устье Невы произошла катастрофа. Лодка столкнулась с пароходом, шедшим в Кронштадт. Погибли двое – Клемент и наша Лидочка. Их тела не нашли.
От Аничкова моста моторная лодка двинулась в сторону Летнего сада. Но проход в Неву перегородила баржа. Тогда судно развернули и пошли вниз по Фонтанке в сторону Калинкина моста. В Большую Неву вышли в самом устье, на взморье у Гутуевского острова, около так называемой Железной стены. Именно здесь, в узком фарватере, лодка столкнулась с направлявшимся в Кронштадт пароходом «Чайка». Корпус переломился. Все, кто был на борту, оказались в воде. Троих спасли матросы с «Чайки» и подоспевшего буксира. Лидия Иванова погибла. Тело ее не нашли.
Согласно показаниям тех, кто уцелел, у лодки перегрелся и вышел из строя мотор. Она потеряла маневренность. Далее ее несло течение. Довольно, надо сказать, сильное. Пока возились с двигателем, прозевали пароход.
Место это с точки зрения судовождения действительно непростое. Водный транспорт в 1920-е годы не роскошь, а вполне серьезное средство передвижения людей и грузов. Фонтанку и Неву одновременно бороздили сотни яликов, пассажирских и буксирных пароходов, плыли плоты, лайбы, прогулочные катера. Движение плохо регулировалось, о чем свидетельствует в частности, затор, не позволивший катеру выйти в Неву у Летнего сада.
Самое подробное описание трагического инцидента дают друзья погибшей Лидочки. В тот вечер она, в составе небольшой труппы, в которую входили ее подруга Александра Данилова и Георгий Баланчивадзе с женой, будущий Джордж Баланчин, должна была выступать. Но на выступление, по понятной нам причине, не явилась.
Узнав о происшествии, друзья пошли на пристань и нашли капитана судна, раздавившего лодку. Он, по их воспоминаниям, находился в смятении. Его рассказ был таким. Лодка все время шла под самым носом у парохода, он старался избежать столкновения, подавал сигналы, но, в конце концов, разойтись не смог. Четыре человека, находившиеся в лодке, были выброшены за борт толчком. Мужчинам бросили спасательные круги и веревки, а Лидию затянуло под лодку, «наверное, в мотор», и больше она на поверхности не показывалась.
Сколько требуется продержаться тем, кто терпит бедствие? Средства спасения применены, экипажи лодки и парохода оказались рядом. Дело произошло в июне, когда вода в
