секретарша. – Ну его, этот кофе! От него только давление скачет. Давай-ка лучше чайку попьем.
Я не возражала – в конце концов, какая мне разница, что пить? Кира Ивановна дождалась, когда чайник выпустит из носика густую струю пара, заварила нам по чашечке «Липтона», поставила на стол тарелку с бутербродами и, хлебнув чая, трагическим голосом протянула:
– Борис просил ничего тебе не говорить.
– О чем? – вяло пробормотала я, откусывая от хлеба с колбасой.
Если Борис попросил Киру Ивановну молчать, значит, он непременно хочет передать мне важную информацию, но гордыня не позволяет Джуниору сказать мне это напрямую. Расчет кудрявого друга оказался верен. Кира Ивановна сделала страдальческое лицо, точно ее пытали, и, испытывая сильнейшие муки совести оттого, что нарушает клятву, но в то же время не в состоянии удержать новость в себе, негромко проговорила:
– Боря навел справки насчет твоего Оболенского.
– Подумаешь, – безразлично откликнулась я, умело задевая амбиции посвященной в великую тайну секретарши. – Мне совершенно неинтересно, что он там узнал.
– Агата, послушай умную женщину, – придвинулась вплотную ко мне Кира Ивановна, таинственно понижая голос. – Из-за Оболенского ты можешь оказаться в дурацкой ситуации. Ты ведь встречаешься со следователем, я ничего не путаю?
Я нехотя кивнула головой, не переставая удивляться, как быстро по нашей конторе разносятся слухи, а секретарша с воодушевлением продолжала:
– Так вот, Борис узнал, что Оболенский вовсе не состоит с женой в разводе, как он всем рассказывает, у них все прекрасно, только его благоверная обитает у своей матери.
– А Кирюшка почему не с мамой? Как раз вчера я познакомилась с сыном Оболенского – парень живет с отцом, – вяло откликнулась я.
– Понятия не имею, – пожала плечами моя собеседница. – Но это еще не все.
– Да что вы говорите, неужели Борька откопал что-то более ужасное, чем вранье про жену? – усмехнулась я, глядя в горящие глаза Киры Ивановны.
– Не знаю, насколько это тебя шокирует, но неделю назад следователь Оболенский кувыркался на Ютьюбе с адвокатессой из бюро «Фемида» Светой Рудаковой. Кто-то снял их на скрытую камеру и выложил в Интернет. Борис говорит, что успех ролика просто ошеломляющий. Они были лидерами просмотров целых три дня. Каждый, кто включал Гугл, первым делом натыкался на это фривольное видео.
– И что? – не поняла я.
– И ничего, – многозначительно хмыкнула Кира Ивановна, тряхнув головой. – Сегодня я разговаривала с Наташей Амбарцумян, ну, ты знаешь, она тоже работает в «Фемиде». Ты не поверишь, но Рудаковой после этого поручили защищать Артура Науменко!
Я с недоумением смотрела на Киру Ивановну, не понимая, тот ли это Науменко, о котором я думаю, или вездесущая секретарша имеет в виду кого-то другого. Тот Науменко, о котором думала я, был харизматичный миллионер, пострадавший из-за собственных непомерных амбиций. В один прекрасный день он вдруг понял, что одних только денег для счастья ему недостаточно, и возжелал власти. Но люди у власти с Артуром не согласились и упрятали его от греха подальше в тюрьму на долгий срок и без всяких перспектив на условно-досрочное освобождение. Поэтому адвокаты Артуру Науменко были нужны, как рыбе зонтик, и с чего это вдруг Свету Рудакову пригласили защищать опального олигарха, я так и не поняла.
– Поня-атно, – на всякий случай протянула я, не усмотрев никакой связи между эротическим видеороликом на Ютьюбе и внезапным назначением Рудаковой.
– Мое дело – тебя предупредить, – горячо прошептала секретарша, – а там уж ты сама решай, с кем тебе общаться.
Слушая откровения Киры Ивановны, все это время я размышляла о Борисе. И поэтому, как только представилась возможность, я сразу же задала конторской сплетнице давно мучивший меня вопрос.
– Скажите, Кира Ивановна, – проговорила я как можно небрежнее, – а что, Борькина подружка частенько сюда заглядывает?
Секретарша расплылась в приветливой улыбке и уточнила:
– Это Катерина-то? Каждый день бывает, ждет Бориса после работы.
– И что они делают потом? – чужим голосом поинтересовалась я.
– Да что им делать-то? – пожала плечами секретарша. – То в кино идут, то гуляют, погода-то совсем уже весенняя.
Было бы неправдой сказать, что я совсем уж равнодушна к Борису. Он все-таки мой друг, и, возможно, даже единственный. Поэтому от мажорной картины, которую вдохновенно живописала Кира Ивановна, у меня больно сжалось сердце, и захотелось сломать линейку, которую я вертела в руках.
– Передайте Эду Георгиевичу, что мне нужно отъехать по делу Иванова, – с трудом выдавила из себя я, проглотив ком, вставший в горле.
Я шла от офиса к машине и злилась на себя, на весь мир, на Олега, но больше всего – на его остроумного сынишку. Что за пакостный пацан? Это же надо так ненавидеть родителя, чтобы позорить его на весь мир! Интересно, с чего это вдруг Светка Рудакова удостоилась чести быть запечатленной на видео? Или у Оболенского с ней тоже был роман? Тогда почему он так быстро закончился? Или не закончился? Неужели и меня ждала подобная участь, согласись я на ночь любви в доме следователя?
Первым моим порывом было поехать к Олегу, дождаться, когда Кирюша вернется из школы и надрать поросенку задницу. Но затем я подумала, что это будет явная конфронтация, вплоть до разрыва всяческих отношений со следователем Оболенским, а мне этого совсем не хотелось. И я решила оставить все как есть, сделав вид, что я понятия не имею о проделках мальчишки, и дальше заниматься своими делами.
* * *
По дороге к дому Феликса я придумывала легенду, зачем я к нему пожаловала. Права была Лидия Сергеевна, когда говорила, что методы работы у меня не совсем обычные. Практика показывает, что мало кто любит беседовать с адвокатами, поэтому приходится прибегать к всевозможным уловкам, что я постоянно и делаю. На этот раз я решила пойти по пути наименьшего сопротивления и прикинуться влюбленной в Феликса дурочкой из числа последователей Бажена Соло. Сейчас поднимусь к нему на этаж, выражу восхищение героизмом начальника службы безопасности, спасшего от пожара Культурный центр, без которого я не мыслю своей жизни, а там, глядишь, завяжется разговор, в ходе которого я постараюсь выяснить, причастен ли Белякович к пропаже Уха Энки, или это всего лишь мои фантазии.
Напрасно я считала, что я одна такая умная, – карту влюбленной дурочки уже разыграли до меня. Надавив указательным пальцем на кнопку звонка, я прокручивала в голове заранее приготовленное приветствие, которым собиралась сразить любовника госпожи Ивановой наповал, но дверь мне открыла юная беременная особа со спутанными со сна волосами и огромными, в пол-лица глазищами. Напрочь сломав мне намеченную линию поведения, беременная окинула меня надменным взором и недовольно протянула: «Вам кого?» – прозвучавшее в ее устах, как малоросское «вам кохо?»
– Добрый день, я к Феликсу Беляковичу, – с достоинством начала я, не без основания опасаясь, что будущая мамаша захлопнет дверь перед моим носом.
– Еще одна, – ехидно пропела беременная, налегая плечом на дверь, собираясь ретироваться в квартиру и оставить меня на лестничной площадке.
– В каком смысле еще одна? – не поняла я, фиксируя дверь ногой и таким образом укрепив свои позиции.
– В таком смысле, что ходите и ходите, ни стыда у вас, ни совести! Хоть бы хордость женскую поимели!
– Я просто хотела узнать, когда Феликс появится в Культурном центре на Ярославке, а то что-то его давно не видно, – принялась оправдываться я.
– Феликс уехал в командировку, так что не волнуйтесь за нехо, – ответила девица, на всякий случай дернув дверь еще раз, как бы проверяя, возможно ее закрыть или нет, и, не добившись желаемого результата, смирилась с неизбежным. – Вот он вернется, и мы с ним поженимся, так что можете сюда больше не ходить, кончилась его холостая жизнь!
Телефонный звонок отвлек хозяйку квартиры от нашей содержательной беседы. Невеста Феликса обернулась и сняла трубку со стоящего на угловом столике телефона, раздраженно проговорив:
