Я буду тебе вместо папы. История одного обмана

жестокость, вспышки гнева и редкие моменты, доказывавшие, что прежде он был совершенно другим человеком.

Увы, я опоздала со своими вопросами, но моя дочь — нет, и пришло время на них ответить.

Иногда, когда я возвращаюсь к прожитым годам, я спрашиваю себя: могла бы я что-то изменить? Знай я то, что знаю сейчас, наверное, могла бы — но не стала. Ведь если бы я решилась, то никогда не получила бы твое письмо — ведь ты бы никогда не родилась.

Я подумала о том, как мне пришлось врать родителям, социальному работнику и Матроне из Дома для незамужних матерей — эта ложь в тринадцать лет привела к цепи событий, растянувшейся на следующие десятилетия.

Даже сейчас, почти четверть века спустя, я не могу до конца принять тот факт, что в те годы забеременела даже не один, а два раза, выносила двух дочерей, обеих полюбила еще до того, как они появились на свет, и обеих в возрасте полутора месяцев отдала приемным родителям.

Образы того времени часто навещали меня по ночам. Сознание переставало их контролировать, они свободно просачивались в мои сновидения, и я просыпалась, чувствуя, как бешено колотится сердце. Я хотела забыть, но они требовали, чтобы я помнила.

Глава тридцать восьмая

С тех пор как я вернулась в родительский дом, мужчина, живший по соседству, уподобился призраку. Лишь изредка я замечала его затылок или профиль, когда он выходил из машины. Но прежде чем я осознавала, что передо мной именно он, или набирала воздуха в легкие, чтобы позвать его, сосед исчезал за дверью, оставляя меня в недоумении: может, это всего лишь шутка моего воображения?

Иногда я слышала, как его дети радостно кричат «Папочка!»; Дора периодически смотрела в окно, ожидая, когда он приедет, а один раз мне показалось, что сосед идет по улице. Буквально через секунду я выбежала из дома, но, догнав впереди идущего мужчину, поняла, что обозналась. Но ведь это хорошо, правда? Я ведь его больше не люблю? Мне же все равно, где он и что с ним? Может, и все равно, но время от времени я спрашивала себя, думает ли он обо мне.

Однажды в четыре часа пополудни, когда я стояла на автобусной остановке, я наконец получила ответ на свой вопрос. Рядом со мной остановилась большая черная машина.

— Привет, маленькая леди, — донеслось из открытого окна.

Я повернулась и увидела мужчину из соседнего дома.

К моему огромному изумлению, он наклонился и открыл переднюю дверь.

— Забирайся, — сказал он.

Я недоверчиво посмотрела на человека, из-за которого вынесла столько страданий, развернулась и пошла прочь.

Сосед не отставал.

— Уйди, — отмахнулась я. — Не хочу с тобой разговаривать.

— Но я должен кое-что тебе сказать, — ответил он, улыбаясь так, словно уже добился всего, чего хотел. — Ладно тебе, садись в машину.

В тот раз я не послушалась. И в следующий тоже. И в следующий. Но потом сдалась.

— Мне так жаль, — начал он. — У меня не было времени встретиться, но я постоянно думал о тебе.

Я пыталась не слушать, но бесконечный поток извинений и ласковых слов, о которых я так давно мечтала, привели к тому, что в тот день я на мгновение поверила ему. Воспоминания о том, как мы впервые встретились несколько лет назад, как внимательно он относился ко мне и моим сказочным историям, как заботился обо мне и заставил чувствовать себя особенной, наложились на свежие впечатления о беременности, расставании с дочерью и одиночестве. Сидя в его машине, я не забыла о его жестокости, постоянных угрозах и тех неприятных вещах, которые он проделывал со мной, — нет, просто все это на время отодвинулось на задворки сознания.

Сосед подарил мне серебряный медальон.

— Можешь носить его со школьной блузкой, — сказал он.

С тех пор при каждой встрече он постепенно восстанавливал доверие, которое сам до этого разрушал на протяжении последних лет; я снова видела перед собой друга, близкого человека, кому я могла доверить свои страхи и мечты.

Он слушал меня и, в отличие от родителей, проявлял интерес ко всему, что я говорила. Когда я рассказала ему о Сьюзен и ее матери, он проявил неожиданное участие. Я призналась, что чувствую себя чужой в своей семье, что последняя ссора с отцом меня очень расстроила, и сосед на мгновение обнял меня за плечи, чтобы поддержать. Но я никогда не говорила о Доме для незамужних матерей и о нашей дочери, а он ни разу не спросил о ней.

Я рассказала о своем желании стать медсестрой и о том, что не могу дождаться, когда окончу школу и уеду из дома.

— Я буду скучать по тебе, Марианна, — грустно сказал он.

Я подумала, что, кроме него, пожалуй, никто обо мне не будет скучать. Но потом, оставшись одна и освободившись от его влияния, я снова вспомнила, как подло он поступил со мной, как бросил, когда я забеременела.

— Ты лгал мне, — сказала я. — В Доме для незамужних матерей мне объяснили, что девочек не вешают за секс с мужчинами.

В ответ я услышала, что он убедил меня в этом для моего же блага. Я же понимала, что, если расскажу кому-то о наших отношениях, мне будет только хуже? Разве все произошедшее не доказывает это?

Доказывает. Никто в школе не разговаривает со мной. Окружающие говорят только обо мне.

В то время я еще была достаточно наивной, чтобы вновь довериться ему. Наверное, я сама этого хотела. Мне в голову не приходила мысль о том, что у него были бы куда более серьезные проблемы, расскажи я кому-нибудь о том, что он сделал.

Когда мужчина из соседнего дома начал заново плести вокруг меня сети, я не поняла, что происходит. Для него это было игрой, требовавшей терпения и определенных навыков, отточенных предыдущим опытом общения со мной и знанием моих слабых точек. Он знал о том, что я одинока, что дома чувствую себя чужой, а в школе со мной никто не общается. Ведь я сама ему обо всем рассказала. Я понятия не имела, что с каждым признанием обнажаю частичку души и помогаю ему вернуть контроль надо мной.

Первая часть его плана: заставить меня радоваться ему при встрече. Это просто, то есть иногда он приезжал, а иногда нет. И через некоторое время я уже сама начала высматривать его машину, в чем он, конечно, не сомневался.

Вторая часть — не менее простая: внушить, что он — единственный, кому небезразлична моя жизнь. Вера в это усиливалась с каждой встречей. Он никогда не пытался дотронуться до меня — во всяком случае, в тот период. И я постепенно снова начала ему доверять, не зная, что он уже готовится к заключительной части игры.

Глава тридцать девятая

Мне исполнилось пятнадцать лет. Я с нетерпением ждала этого дня — для меня он означал вступление в возраст свободы. Я как-то не учла, что, хотя я и стала достаточно взрослой, чтобы окончить школу и получить возможность работать на законных основания, мне все равно требовалось разрешение