протеста.
— Ну, ну, милая, не вредничай! — сказала старшая тетя, увидев мою недовольную мордочку. — Это же так, между нами, девочками, правда?
— Конечно! — подтвердили обе тети хором, а потом младшая вытащила меня из воды, замотала в пушистое белое полотенце, посадила к себе на колени, обняла и прижала к себе.
Мне дали конфету, быстренько причесали, стараясь как можно аккуратнее распутывать колтуны, и, пока мои светло-каштановые волосы были еще мокрыми, туго накрутили пряди на бигуди.
— Постарайся не трогать их, Марианна, а то все испортится, — попросила старшая тетя. — Сейчас, может, немножко неудобно, зато завтра ты будешь такой красавицей с уложенными волосами!
— Только спать придется, подложив под шею подушку, — ласково улыбнулась младшая. — Мы же не хотим, чтобы все бигуди сбились!
Я была в таком восторге от происходящего, что не испытывала никаких неудобств от того, что спать пришлось практически неподвижно. Последняя мысль, пришедшая мне в голову перед тем, как провалиться в сон, была: «Завтра надену красивое новое платье и буду
На следующее утро, пока взрослые подружки невесты вертелись перед зеркалом, стараясь рассмотреть себя со всех сторон, младшая тетя вытащила бигуди из моих волос, аккуратно провела по локонам расческой, а потом заколола их шпильками в мягкий узел. Из шкафа было извлечено новое розовое белье, я впервые в жизни надела на ноги белые носочки и блестящие черные туфельки. А уж когда на мне стали застегивать прекрасный шелковый наряд, я с трудом могла устоять на месте от возбуждения.
— Закрой глаза, Марианна!
Я крепко зажмурилась, чувствуя, как кто-то приводит в порядок мои волосы. А потом меня взяли за плечи и осторожно повернули к большому зеркалу.
— Смотри, какая ты красавица, Марианна!
Из зеркала на меня смотрела девочка, в которой я с трудом узнавала себя. Когда наши взгляды встретились (той девочки в зеркале и мой собственный), на ее лице отразилось удивление, смешанное с восхищением. Разделяя ее радость, я почувствовала, как губы сами собой растягиваются в широкой ответной улыбке. Именно в этот момент меня сфотографировали.
Свадьба — важный день в жизни молодой девушки, невесты, но мне казалось, что и для меня это самый важный день. Я останавливалась перед каждым зеркалом, чтобы полюбоваться на свое отражение. А вечером я вернулась домой в новом розовом платье.
— Ты можешь оставить все себе, — сказала младшая тетя, когда я решила, что придется вернуть и туфельки, и носочки, и шелковый наряд.
Сначала я не поверила ей, но, убедившись, что это не шутка, благодарно улыбнулась. Тетя наклонилась и поцеловала меня; я вдохнула нежный запах мыла и духов и поняла, что именно об этом всегда мечтала. Словно на двадцать четыре часа занавес, разделявший два мира, был отведен в сторону, и мне позволили войти в другую жизнь. Как же мне хотелось быть частью этого мира — мира, где комнаты наполняет счастливый смех, где дети носят красивую одежду, а маленьким девочкам говорят, что они красавицы. Я снова хотела чувствовать себя особенной. Но это случилось только через год — когда я встретила человека, который стал называть меня своей маленькой леди.
Глава седьмая
Отцу потребовалось пять с половиной лет, чтобы прийти к следующей мысли: один мужчина в семье — это непорядок, надо исправить. Лишь став взрослой, я узнала, что свадьба мамы и папы была стремительным, незапланированным событием — я родилась всего через пять месяцев после церемонии. Когда отец смотрел на меня, то каждый раз вспоминал, что именно я — причина всех возложенных на него обязательств, которые не очень-то и хотелось выполнять. Он сразу начинал хмуриться, и уже в раннем возрасте я старалась держаться от него подальше.
Рождение моего первого брата доставило отцу огромную радость. Он брал маленький сверток на руки, улыбался сморщенному красному личику и даже иногда разговаривал с малышом. Некоторое время моя мама была счастлива и довольна — но только до тех пор, пока мой братик не начал ползать, а она не выяснила, что ждет еще одного ребенка.
Возможно, искать новую работу отца заставило скорое появление еще одного голодного рта, но скорее хозяину надоели его грубые манеры и частые вспышки гнева. В любом случае, отец перешел на другую ферму, где зарплата была больше, а дом, предоставляемый для проживания, — просторнее.
— Нашел новое место, — объявил отец за ужином и назвал ферму. — Кстати, мы переезжаем, так что можешь паковать вещи, — бросил он маме.
Она в ответ лишь спросила, где именно находится наш новый дом.
Раньше, до моего рождения, мама, конечно, задала бы ему кучу вопросов, но семь лет замужества наложили на нее свой отпечаток. Она очень мало интересовалась собой — и еще меньше тем, что происходило вокруг.
Пьянство мужа, регулярные побои, беспросветная нищета быстро стерли с ее лица красоту, а из души — чувство собственного достоинства. Деньги в семью приносил отец — мама была полностью зависима от него.
Признаться, я была удивлена, когда увидела, что в дни перед переездом мама едва ли не светится от счастья. Она больше времени проводила у плиты, стараясь хоть как-то разнообразить ужины, и чаще обычного улыбалась отцу. Она сходила посмотреть на новый дом и выяснила, что он гораздо красивее, чем она ожидала, а еще она познакомилась с нашими будущими соседями.
Было ясно, что последний факт радовал ее больше всего.
— Мне показалось, они очень милые люди, — заметила мама, ставя перед отцом тарелку с ужином — традиционное рагу с картошкой, в котором мяса было чуть больше обычного. В ответ он взял вилку и начал есть. — Да, действительно милые, очень приветливые, — продолжала мама. Но ее слова наталкивались на равнодушное молчание, изредка прерываемое чавканьем.
Наверное, именно в тот момент я поняла, как страдает от одиночества моя мать. Она часами сидела дома, и ее единственным собеседником был маленький радиоприемник, так что она всем сердцем мечтала о ком-то, с кем можно было поговорить. В тот вечер в ее голосе звучала надежда — что она сможет наконец завести новых друзей, что ей будет с кем перекинуться словом, кроме угрюмого мужа, себя самой и своих детей.
Две недели спустя, когда мы переехали в новый дом, мечта моей матери осуществилась.
Глава восьмая
За неделю до того, как мы съехали из коттеджа, который так не нравился моей матери, я помогала ей упаковывать наши немногочисленные пожитки. Кухонную утварь складывали в картонные коробки, постельное белье запихивали в старые наволочки, а вся одежда уместилась в двух потертых чемоданах.
Положить в коробку свою коллекцию тряпичных кукол и особенно любимицу с золотыми волосами по имени Белинда — ее мне подарила тетя — я решительно отказалась. Вместо этого я завернула каждую куклу в кусок ткани и аккуратно поместила в коричневую хозяйственную сумку, с которой не собиралась расставаться.
Ранним утром в день нашего переезда к дому подъехали две машины — темно-малиновая легковушка, явно знававшая лучшие времена, и такой же потрепанный белый фургон. За рулем сидели папины друзья.
