Сегодня вечером я заберу тебя домой… Твой брат Орстер…'
Вечером Джана услышала жужжание за окном, будто тысяча бронзовок поднялась в воздух — и вдруг через подоконник перемахнул Орстер. Он повзрослел, возмужал и очень изменился, но Джана узнала его и бросилась обнимать брата.
— Пойдем домой, малыш, — сказал Орстер, увлекая ее за руку к окну, где за занавесками что-то жужжало.
— Но ведь здесь очень высоко! — испугалась Джана.
Тогда Орстер молча откинул занавеску — и Джана увидела, что за окном висит в воздухе гигантская бронзовка с большим креслом на спине, из подлокотника которого торчат рычаги.
— Это машина. Такая же, какую я тебе прислал, — объяснил брат. — Мы полетим домой.
…Они улетели. Действительно улетели туда, где стоял маленький замок, окруженный деревнями, а в замке Джану ждали родители, братья и старшая сестра Твин… Орстер не обманул их надежд. Он купил им счастливую жизнь, о которой они могли только мечтать. И вернул Джану…
Семья воссоединилась, устроили праздник, с фейерверками, с танцами… В самый разгар веселья Орстер незаметно ушел на балкон; тихий, увитый плющом балкон.
Там вытряхнул что-то на ладонь из бумажного свертка. Это был изумрудный жучок, которого от живого не отличить. Он сидел неподвижно и ждал приказа.
— Если я его отпущу, он съест какую-нибудь розу в саду, — сказал Орстер. — Может быть, даже в королевском саду. Может, даже самую красивую розу, — тут изобретатель злорадно усмехнулся и отпустил жука.
Бронзовка, жужжа, полетела к городу, а за ней из лаборатории Орстера поднялась в небо целая стая…
— И больше никто не назовет Город Колонн Городом Роз! — закончил Орстер и шагнул из темноты и тиши балкона в праздник и свет…
(7 сентября 2003 г)
405. 8 сентября 2003 г —Драмтеатр
У нее в голове был драмтеатр, который мучил ее, накликая беду. И каждый раз невидимый сценарист, что был хуже палача, придумывал что-нибудь новое. Он знал, за что зацепить, и всегда тревожил одну и ту же рану — ведь брешь в броне ее души была всего одна — любовь; любимый человек и мечта и счастье.
Но на сцене драмтеатра плясали чудовища, там повествовали о предательстве, о несправедливости, об обиде, о том, что ждет ее впереди только боль, боль, боль!..
И, бывало, она закрывала лицо руками и плакала — и никто не мог понять, почему.
А уж коли завелся такой драмтеатр, никуда от него не денешься — как можно не замечать то, что происходит в твоей голове? Тут уже не закроешь глаза и уши, не убежишь, не закричишь.
Только и можешь что цепенеть от ужаса и отчаянья, чувствуя, что Озеро Кипятка за сердцем переливается через край…
…Гнилые мостки. Чадащие факелы по стенам. Мразь какая…
Девушка идет в самое логово, чтобы положить всему конец, чтобы расстрелять своего палача…
…Как он выглядит? Мерзкий старикашка в очках-биноклях? какая-нибудь интеллектуальная старая карга? до тошноты милый и совершенный красавчик?.. Какой он, этот сценарист?..
Вот она пинком распахивает дверь и наставляет заряженный арбалет на темную фигурку, склонившуюся над письменным столом.
— Повернись!!!
И, выпрямляясь во весь рост, из-за стола встает и оборачивается… ее близнец…
Впрочем, нет… сходства между двумя девушками не больше, чем между живым человеком и его зеркальным отображением…
…И все проясняется. Все встает на свои места — и девушка опускает арбалет…
…В реальности она открывает глаза. Все кончено. Драмтеатра не будет больше…
И нет никаких демонов и злодеев, что пишут сценарии ужасных драм. И винить некого, кроме себя самой…
Но нужно было спуститься в грязные подземелья души, чтобы это понять.
Теперь все будет иначе…
(8 сентября 2003 г)
406. 9 сентября 2003 г (закрытая запись, которая в онлайн никогда не пойдет)
…На кухне нежно пахло бананами. В другой день я сдурел бы от этого запаха и не думал бы ни о чем больше, кроме как объесться ими до отвала. А сегодня я сидел перед целой горой вкусностей и молчал.
Джулай решила, что я просто устал после учебы, поэтому не стала задавать вопросов, а просто рассказывала об их с Ингаром планах на следующую выставку… и что-то про Питер… Может быть, я и вправду устал… И вид у меня бледный, и круги под глазами — все соответствует общему представлению о студенте, который только вступил в осень…
Я тоже так думал и именно так объяснял свою 'черную полосу'. А как быть с незаписанными мыслями? Теми, которые, стоит только вывести первую строку, заставляют чувствовать себя предателем?
Появились вещи, о которых я не могу написать. А все потому… потому, что… [ох, я пытался это объяснить и так, и сяк и затер это место в дневнике до дыр]… потому что раньше моя любовь была чистой.
То ли телесное желание молчало, то ли я воли ему не давал, потому что едва-едва осмелился поверить, что я кому-то вообще нужен. И даже не просто нужен, а любим.
…А сейчас… [это я тоже затер]… Я переживу, я привыкну и осознаю. В конце концов, это
