Я посмотрела в открытое окно на сменяющие друг друга деревья и их ветви, дрожащие на ветру.
— Я уже давно не выходила в море. Надеюсь, мы не утонем.
— Ты помнишь, как завязывать булинь[19]?
— Думаю, да.
— Рифовый узел[20]?
— Угу.
— А с какой стороны левый борт?
— Слева, — засмеялась я. Мэтт прибавил газу, когда мы выехали на главную дорогу.
— А что будешь делать, если я закричу «Меняю курс!»?
— Отскочу с дороги, чтобы не получить гиком[21] по голове.
Он улыбнулся:
— Думаю, мы справимся.
Стояло не по сезону теплое осеннее утро, и первые несколько миль за окраиной Уэллсли мы ехали с опущенными стеклами. Говорили о наших семьях, в частности, о брате Мэтта, Гордоне, который работал биржевым брокером, и его жене Рите, школьной учительнице. Я слышала, что в прошлом году Гордон женился на девушке из Бостона, но, насколько я знала, он никогда не приезжал вместе с Ритой в Кэмден. Мэтт сказал, что в январе они ждут рождения первенца.
Чувствуя себя свободно и расслабленно, я высунула руку из окна и ощутила силу ветра, бьющего в раскрытую ладонь. Когда мы доехали до Марблхеда и вышли на финишную прямую, я посмотрела вперед, желая ощутить порывы ветра на лице.
Мы ехали быстро. Вскоре мы уже проехали по историческому центру, мимо церкви Богородицы Звезды морей, и повернули в гавань к Бостонскому яхтенному клубу.
Мы спустились на пирс и увидели судно, названное «Ритой» в честь второй половины Гордона, пришвартованное к причалу. Мэтт забрался на борт и протянул мне руку. Я перешагнула через борт и ступила на деревянную палубу.
— Она прекрасна. — Я оглядела кубрик, уделив особое внимание сверкающему латунному рулю и лакированной кленовой отделке. Смерила взглядом высокую деревянную мачту. Чайки кружили в голубом небе над головой, крича друг другу. Где-то неподалеку раздался звон корабельного колокола.
— Да, жаль, что она не моя, — ответил Мэтт, подходя к люку каюты за моей спиной.
Я ощутила его влажное дыхание на своем ухе, когда он заговорил, и покрылась гусиной кожей. Слегка взволнованная, я смотрела, как он открывает люк.
— Можешь положить сюда вещи. — Он сошёл по трапу в темную глубину. — Я принес сэндвичи.
Я спустилась за ним и положила сумку на кожаное сиденье рядом с иллюминатором уютной каюты, обшитой кленом и пахнущей лимонным маслом. Здесь стояли прочный стол, камбузная плита, а в алькове расположилось укромное спальное место для двоих.
— Очень красивая яхта. Ты много на ней ходил?
— В прошлом году мы были в Виргинии, — ответил Мэтт. — Вдвоем с Гордоном, за месяц до его свадьбы.
— Последний глоток свободы?
— Ну, можно сказать и так, хотя я думаю, что сейчас он счастливее, чем когда-либо. Рита — лучшее, что случалось в его жизни.
— Так приятно это слышать.
Он встал передо мной, темноволосый и красивый в тускло освещенной кабине, и я с болью поняла, что моё сердце колотится как барабан. Внезапно в голове промелькнул образ Питера, и меня накрыло чувством вины.
— Готова поднять парус? — спросил Мэтт.
Яхта качалась на волнах, плескавших по обшивке.
— Кажется, «Рита» готова.
Я напряглась и попыталась не усложнять ситуацию мыслями о Питере. Я всего лишь рассказала ему о своих намерениях. Я не делала ничего плохого.
— Давай поднимемся на палубу, — предложил Мэтт. — Как раз правильный ветер. Не упустить бы его.
Вслед за ним я забралась по лестнице на палубу, и мы начали готовить снаряжение: разворачивать парус, вставлять на места рейки, закреплять фал. Мэтт самостоятельно поднял тяжелый парус, изо всех сил подтягивая тяжелый трос, и мышцы его рук и плеч бугрились при каждом движении. Ветер раздул парус, как флаг, когда тяжелое полотнище взвилось в воздух.
Я встала рядом, чтобы закрепить его, а потом мы вместе подготовили и подняли кливер.
Наконец Мэтт встал у штурвала. Я отдала швартовы, и мы вышли в море.
Глава 37
— Куда мы сегодня плывем, шкипер? — спросила я, спрыгивая на кокпит[22].
Он указал на открытое море.
— Туда, в направлении блаженства.
Я запрокинула голову назад и рассмеялась:
— К западу от острова Неги?
— Значит, ты там бывала, — улыбнулся он в ответ.
— Нет, но много о нём слышала.
Я положила руку ему на плечо, чтобы удержать равновесие, когда яхта накренилась в наветренную сторону. Мы набирали скорость. Паруса туго надулись на ветру. Нос судна рассекал волны, плещущие по корпусу.
О, как мне нравилось ощущение ветра и водяных брызг на щеках! Я вдыхала свежий соленый аромат моря, слушала крики птиц, летящих за нами из гавани. Я пребывала в эйфории, в полнейшем восторге!
— Ты прав! — закричала я, силясь перекричать ветер. — Это и есть блаженство!
Мы легли на правый борт, идя в крутом бейдевинде[23], и Мэтт предложил пойти быстрее. Я прыгнула на переднюю палубу и переставила паруса. Мэтт повернул руль, выравнивая судно, и мы помчались вперед, подпрыгивая на белых гребнях волн, разделяя друг с другом восторг от движения, пока не настало время поворачивать.
— Готова менять курс? — крикнул Мэтт. — Помнишь, что делать?
Ветер беспорядочно трепал пряди моих волос.
— Да! Как только ты будешь готов!
Он кивнул мне, резко крутанул штурвал и пригнулся.
Гик качнулся от края до края. Я выпустила стаксель-шкот[24], чтобы подстроиться под новый курс.
Перебежав на другую сторону, я проверила парус и закрепила линь[25] .
— Хочешь порулить? — спросил Мэтт.
Я снова спрыгнула на кокпит.
— А то!
Перехватив штурвал, я крепко вцепилась в него и проследила взглядом за Мэттом, который прошел к скамье и сел.
Он наклонился вперед, упершись локтями в колени, сложил руки в замок и опустил голову.
— С тобой всё нормально? — спросила я.
Он поднял голову:
