Но они никуда не исчезли. И лежали там, над нашими головами, все эти годы.
Я осторожно залезла наверх и заглянула в небольшое пространство под отцовской остроконечной крышей. Сквозь маленькое овальное окошко с улицы проникало немного света. На чердаке пахло затхлостью и старостью.
— Подай фонарик, — попросила я отца. Он не доверял лестнице и крепко держал её одной рукой, пока наклонялся, чтобы поднять фонарь другой. Он протянул его мне, и я нажала на кнопку включения.
Луч белого света пробежал по деревянным балкам островерхой крыши, пока я забиралась на чердак и вставала на ноги.
Я окинула взглядом её коробки с книгами и чемоданы, полные одежды.
Внезапно она оказалась повсюду. Я чувствовала её присутствие, близость и любовь. Каким-то образом я знала, что она рада моему приходу.
Папа засунул голову на чердак:
— Ух ты, сколько же здесь всего. Я уж и позабыл…
— Ты не шутил. Ты и впрямь всё сохранил.
Он продолжал разглядывать ящики и сундуки.
— Я просто не смог себя заставить всё выбросить.
Я улыбнулась ему с высоты своего роста:
— Я рада.
Весь следующий час мы копались в маминых вещах. Я нашла там много собственных вещей: тетрадки из начальной школы, табели, костюмы, оставшиеся после четырех лет занятий балетом и чечеткой.
Я добралась до коробки, доверху забитой старыми фотоальбомами, и окунулась в прошлое, заново отправившись в семейный поход. Я забыла почти обо всем. О рождественских утрах. О поисках пасхальных яиц на заднем дворе.
Мы так хорошо жили вместе — мама, папа, Джен и я. Жаль, что мы никогда об этом не говорили, никогда не радовались.
Последний альбом, до которого я добралась, отличался от других.
Это был не альбом моего детства, а детские фотографии мамы.
Медленно я открыла первую страницу и провела пальцами по черно-белой фотографии мамы в младенческом возрасте, ярким летним днем сидящей в круглой железной бочке на улице. За её спиной на веревке сушилась одежда, развеваясь на ветру. Дальше было море.
На следующих страницах красовались фотографии мамы в детстве и её семьи. Наконец я долистала до её фотографии с двумя моими отцами — Питером и Мэттом. Они втроем сидели на велосипедах и улыбались в объектив.
Я мысленно порадовалась, что теперь знаю правду о маминой жизни. Что понимаю, откуда я взялась.
А затем я увидела кое-что, отчего волоски на затылке встали дыбом.
Фотография мамы и Мэтта, сидящих рядом на качелях на детской площадке. Им, наверное, не больше пяти или шести лет. Бабушка стоит позади мамы и раскачивает её. А за спиной Мэтта стоит привлекательная темноволосая женщина, которая смеется и придерживает шляпу. Широкополую соломенную шляпу, которую я уже видела.
— Папа, а это кто? — протянула я ему альбом. — Женщина в шляпе.
Он прищурил глаза за стеклами очков.
— Это мама Мэтта. — Он поднял глаза на меня. — Умерла, когда он был ещё ребенком семи-восьми лет. Упала с лестницы.
Я забрала у него альбом и изумленно посмотрела на фотографию.
— Значит, это моя бабушка.
Он снял очки.
— Так и есть.
— Она работала в саду, да? — Внутри меня начало разливаться тепло.
— Точно. При её жизни у них был самый красивый двор на улице. А откуда ты знаешь?
Я медленно перевернула страницу.
— Она — часть того, что случилось со мной. Я раньше о ней не упоминала. Слишком многое хотелось тебе рассказать. Но она была там, когда я навещала маму. Она жила по соседству и как раз высаживала растения в саду. В этой самой шляпе.
Папа лишь кивнул, и мы продолжили поиски.
Наконец я нашла то, что искала. Рукопись отца, похороненную в кипе курсовых работ и рефератов, написанных мамой за годы учебы в Уэллсли.
Листки скреплялись веревочкой — сотни разлинованных листков, исписанных карандашом рукой моего отца.
— Нашла!
Сев на крышку сундука, я развязала веревочку и вытащила первую страницу.
— Подожди секунду… Пожалуйста, остановись. — Отец поднялся на ноги. Я с любопытством посмотрела на него, думая, что он хочет меня о чем-то предупредить.
— Не начинай читать здесь, — сказал он. — Испортишь зрение. Возьми рукопись с собой вниз. Можешь сесть за мой стол, а я принесу тебе кофейник с кофе.
Несколько секунд я, моргая, смотрела на него, а затем улыбнулась:
— Ты прав, папочка. Пойдем отсюда.
Я прижала найденное сокровище к груди и спустилась за отцом по лестнице.
Глава 58
Я не спала всю ночь, читая написанную моим настоящим отцом рукопись, которую он успел закончить всего за неделю до смерти.
Собравшись с духом и вытерев последние капли слез со щек, я откинулась на спинку стула и задумалась, что могу сделать с книгой. Несомненно, я держала в руках истинный шедевр, но рукопись была на двести страниц объемнее средней книги и написана автором, которого больше нет в живых, соответственно, он не сможет её отредактировать или разослать по литературным агентам и издателям.
Это казалось непосильной задачей. А вдруг я ошиблась? Вдруг роман не настолько хорош, как мне кажется? Вдруг я испорчу его своими правками?
Хотя во мне говорила всего лишь неуверенность в себе. Глубоко внутри я точно знала, что должна сделать, чтобы улучшить текст, и в эту секунду почувствовала, как по моим жилам заструилась отцовская кровь и поняла, что совершенно точно сумею довести дело до конца.
Внезапно отец оказался рядом со мной в комнате. Он сказал мне отправляться в постель и поберечь глаза. Переспать с этой мыслью.
Я услышала его голос как наяву:
