— Ларк…
Она открыла было рот, чтобы запротестовать против фамильярного обращения, но звук, слетевший с его губ с такими соблазнительными обертонами, окатил ее Гипнотическими волнами, на мгновение парализовав. Граф впервые обратился непосредственно к ней, и как он произнес ее имя! В этом звуке была нежность, ласка… нет, соблазн.
— Мы согласились обходиться без формальностей в присутствии матушки, — напомнил Грейшир, кивнув ни спящую графиню. — При этом не упоминалось, что она должна бодрствовать.
— Вы… вы невыносимы! — вскипела Ларк.
— Мне это не раз говорили, — ответил граф. — Вы сердитесь на меня. Я должен знать, почему потерял вашу благосклонность.
— Не понимаю, о чем вы говорите!
Он наклонился ближе. Опьяняющий мужской запах защекотал ей ноздри: кожа, табак — это ее озадачило, поскольку она ни разу не видела, что он курит трубку, — выпитое за обедом вино смешивались с присущим ему одному дразнящим ароматом. В тесном пространстве кареты запах стал головокружительным. Помимо воли Ларк глубоко вдохнула дурманящий аромат.
— Сердитесь, — повторил он, — и я не могу ничего исправить, поскольку не знаю, в чем допустил промах.
— Исправлять нечего, милорд.
Она хотела сказать: «Я покорилась вашей воле и позволила вам ехать кратчайшей дорогой, зная, в каком непрезентабельном виде предстану перед вашей матерью, и вместо того, чтобы встать на защиту, вы оскорбили меня самым жестоким и бесчувственным способом. Забыть не могу эту вашу фразу «Нет-нет, это не леди Энн Катбертсон»! За обедом вы смутили меня резкой, непростительной беседой. А сегодня вы использовали меня как служанку. Вы заставили меня помочь вам выбирать драгоценности для другой, зная, что когда-то у меня были подобные украшения, но я их лишилась, и не по своей вине».
— Я очень утомилась, — вместо этого пробурчала Ларк. — Вы ошибочно приняли усталость за гнев, милорд. Все произошло так быстро. Я совершенно ошеломлена.
— Вы не произнесете это… хотя бы раз? — уговаривал он.
— Что, милорд?
— Мое имя.
— Нет! — выпалила Ларк, крепко схватив трость и сопротивляясь желанию грохнуть ею об пол. До чего она докатилась!
— В один прекрасный день скажете, — пробормотал Грейшир.
Его слова ожгли ее словно горячая дымящаяся лава. К счастью, он больше ничего не сказал.
Глава 11
Почти две недели после поездки в Плимут Кинг был сдержанным и не допускал фамильярности. Воспользовавшись тем, что леди Изобел знакомила Ларк с ее обязанностями, он собрал команду и готовил «Корморант» к делу. Как хорошо снова встать у штурвала!..
Он так и не сказал матери, что получил лицензию на каперство и должен выйти в море на быстром паруснике, соответствовавшем своему названию[4]. Чем меньше народу об этом знает, тем больше его шансы на успех. А графиня сдержанностью не отличается.
Насколько матери известно о его деле, Кинг не знал, но не сомневался, что она знает больше, чем полагает Фрит. Она, разумеется, не одобрила бы, что сын пошел по стопам отца и унаследовал печально известную роль капера, капитана контрабандистов, хотя сейчас совершенно законную… насколько каперство может быть законным.
Встретившись с «Хайндом», Кинг вышел на «Корморанте» в пролив и за две недели захватил два французских торговых судна. Для корабля это не прошло даром, и он вынужден был вернуться на ремонт в плимутский док.
Кинг тайно надеялся, что Ларк во время его отсутствия будет скучать по нему. Двухнедельная разлука сделала для него кристально-ясным то, что он понял еще в Плимуте: он хотел Ларк, как никакую другую женщину в жизни. Хоть он и пытался изгнать из памяти ее прелестный образ, но не смог. Он не мог забыть нежность ее щеки под его огрубевшими пальцами, стиравшими брызги грязи, жгучее прикосновение ее руки к его запястью, не говоря уже о том миге, когда накренившаяся карета бросила Ларк в его объятия. Не мог забыть недавнее прикосновение ее теплого бедра в тесном ландо, и жар, пронзивший пах, когда она по ошибке схватилась за его ногу. Не раз, в самое неподходящее время — на рассвете, в гуще сражения, — ноздри Кинга щекотал запах роз, хотя вокруг пахло морем, смолой и мокрым деревом. Теперь, когда он вернулся в Грейшир-Мэнор, от предвкушения новой встречи с ней сердце стучало в его груди как у школьника.
Ларк питает к нему подобные чувства? Судя по холодности, которую она выказывала с тех пор, как они оставили Лондон, Кинг искренне в этом сомневался. Конечно, это его ошибка. Он наказывал девушку за свое чувство к ней, не входившее в его планы. Больше того, оно этим планам угрожало. Пресная и вялая леди Энн Катбертсон была идеальной кандидаткой в жены. Однако Кинг испытывал глубочайшее облегчение от того, что пока не сделал ей предложение.
Ларк не скрывала своей неприветливости, поэтому Кинг так и не отдал ей драгоценности, которые купил для нее в Плимуте под предлогом отбора украшений для невесты. Он понимал, что Ларк не пошла бы с ним, если бы знала, что он задумал. Он внимательно изучил ее на первом обеде в Грейшир-Мэноре. Она сидела рядом с увешанной драгоценностями графиней, словно ощипанный цыпленок, как выразилась его матушка. На Ларк не было ни единой безделушки, свидетельствующей о ее благородном происхождении. Кроме того, нужно было что-то предпринять, чтобы отвести глаза от пикантной родинки на ее груди. Поскольку собственных украшений у Ларк не было, он взял на себя труд приобрести их, разумеется, с полного одобрения матери, поскольку этого требовал этикет. Теперь осталось убедить Ларк принять драгоценности. Но ее поведение в последнее время не сулило ничего хорошего.
Кинг сразу пошел в гостиную матери, ожидая найти там Ларк. К его удивлению, матушка занималась рукоделием в одиночестве.
— Прекрасно! — Леди Изобел отложила в сторону работу. — Как любезно с твоей стороны почтить нас своим присутствием, Бэзил. Где ты пропадал столько времени, позволь тебя спросить?
— Занимался делами, мама.
— Для этого у нас есть Леандр, дорогой.
— Да, но некоторые аспекты требуют моего личного участия.
— Вроде этой бесстыжей Хейзл Хелстон, полагаю? Помилуй, Бэзил, ты оскверняешь собственное тело, якшаясь с подобными, да еще накануне помолвки. Ты мог бы воздержаться, по крайней мере, до свадьбы. Ты точно такой же, как отец: никакого изящества, все равно с кем.
— Придержи язык, мама, — вполголоса сказал Кинг, словно опасаясь, что из воздуха материализуется Ларк и подслушает.
Правду сказать, он подумывал навестить Хейзл. Ее муж давно был в море. Кинг знал, что она примет его с распростертыми объятиями и охотно утолит его жажду, охватившую его с тех пор, как он встретил Ларк Эддингтон. Нет, на меньшее он не согласится. Не на сей раз, когда удар молнии высветил простой и ясный факт: он влюбился. Перспектива была пугающей, потому что хоть он и знаток в искусстве любви, он еще ни разу не влюблялся…
— Я не встречался с Хейзл, но это не твое дело. Однако если ты прогонишь меня из дома своей беспрестанной ерундой…
— Ты угрожаешь мне, Бэзил? — взвизгнула графиня.
— Никто тебе не угрожает, мама, но я предупреждаю: если ты не хочешь, чтобы я уехал, прекрати шпынять меня при каждой встрече. Где Ларк? Или ты и ее прогнала?
— Ларк катается на лошади.
— Верхом? — взорвался Кинг — Где? Как? Разумеется, не одна?