можно убедительно понтоваться и как часто. Для школьной площадки это, безусловно, хороший совет, и мама нам скажет, когда хватит. А что это за предел или избыток для взрослых? Когда понт провалится? Любой лимит должен быть узнаваемым: он должен там быть при каждом твоем к нему возвращении. Так он лимитом и становится: это постоянный предел. Следовательно, он должен быть заметен и фиксирован. Так можно его назвать. Но сначала надо его найти на карте — где-то на просторах бесконечной страны.
Давным-давно: потемкинские деревни и их чванливые жители
— Вы еще и хам в придачу, как я погляжу!
— Так воспитали.
Что такое «понт» с философской и психологической точки зрения, мы теперь знаем. Понтуемся, когда не соображаем, как поступить в новой, пугающей нас и непредсказуемой ситуации. В этой главе мы проанализируем примеры из прошлого и отражение их в современности. Иными словами, ответим на вопрос: давно ли у нас такая проблема. Дурное поведение, нас интересующее, претендует на стабильность, статус… в общем на то, чего нет. Значит, нужна иллюзия, поскольку, как было сказано в фильме 1973 года «Неисправимый лгун» про неопытного понтярщика: «У него два больших недостатка. Во-первых, врет, а во-вторых, не умеет врать». Но не надо печалиться (надейся и жди!). Неумение в данном случае имеет свои странные преимущества.
В истории России понт находим уже в Крыму 1787 года, когда появились на свет потемкинские деревни — и их потомство множится до сих пор:
Катались тут с друзьями на великах. Погода удалась. Зарулили чисто случайно на территорию, прилегающую к довольно такой серьезной базе. И вот что удивило: спереди и по бокам мощные стены, охрана и прочее. Заезжаешь с тыла — и все это кончается. Забора нет вообще, шныряют какие-то отморозки бродяжного вида. И прям как на ладони территория базы. Заходи кто хошь, крепи динамитную шашку (или несколько) и уходи. Часть города будет обгажена капитально. И всё это творится на фоне громких «антитеррористических» мероприятий! Воистину вся Россия…[29]
Легенда гласит, что потемкинские деревни — это бутафорские сооружения, по-быстрому построенные графом Потемкиным, точнее, его чумазыми, беззубыми войсками — и не только в одном месте. Бедные солдаты вкалывали по всей южной области, особенно на территориях, захваченных у Османской империи. Императрица решила посетить их. Темпы ее передвижения по улицам давали Потемкину достаточно времени, чтобы раз за разом снимать и устанавливать фасады, изображающие красивые домики. Затем войска козьими тропами перевозили их на следующее место. Подобно городскому фону в дешевом мультике, взору императрицы открывались одни и те же строения. Якобы этот только что покоренный край отличался густонаселенностью, а на самом деле степь да степь кругом: «В награду за столь успешное заселение новой территории Потемкин был награжден титулом “князя Таврического”».[30] Орден за смелость и наглость.
Так было, так есть и вроде бы будет еще долго. Словами одного современного желчного комментатора: эти деревеньки — синоним «показухи и холопского раболепства, достались только нам».[31] Перед нами в таком случае стоит двойной вопрос. Проблемы предыдущей главы касались личного опыта тех, кто выросли в России. Тогда почему эта архитектура, переносимая по полям юга как сборная мебель ИКЕА, стала устойчивой метафорой и на Западе? Почему в 2002 году, что еще чуднее, этому «одноглазому выскочке» был поставлен памятник на Украине — в Николаеве?![32]
Западники и украинцы эту метафору обожают: русских она, разумеется, оскорбляет. В конце 2006 года будущий президент Медведев решительно объявил, что «потемкинские деревни России совсем не нужны».[33] А все-таки западные политики, видимо ради прикола, настаивают на том, что Россия без таких передвижных деревенек существовать не может. Когда началось дело Ходорковского, американский сенатор Джо Байден высказал мнение, что Путин уже творит копии виртуальных деревень в эфире и пользуется «контролем над СМИ для доказательства того, что приговор Михаилу Ходорковскому — это победа правосудия, одержанная во имя интересов граждан России».[34]
Поэтому российские критики правительства любят использовать тот же образ: например, Явлинский, утверждая, что аналогичные структуры «строятся комплексно в России, во всех элементах. Они не терпят пустоты».[35] Тут, конечно, поспорим, так как их построение продиктовано пустотой. Они нам показывают, как и почему беспокоимся. Полкам князя Потемкина надо было постоянно перевозить фасады, чтобы сложилось впечатление чего-то мало-мальски стабильного. Имитация прочности заведомо продиктована бессодержательностью, которую хотят скрыть. И так — перевозка за перевозкой, понт за понтом…
В 2006 году сходные меры были приняты в Петербурге во время встречи «Большой восьмерки». Ходили байки о том, что всех бомжей (и, может, всех неприглядных иноземцев) вывезли из города на военные сборы до конца мероприятий. Действительно, появились образцы распоряжения под названием «О мерах по обеспечению порядка и безопасности при проведении саммита G8 в Санкт-Петербурге». Особые команды были рождены, чтоб сказки сделать былью:
«Провести разъяснительную работу и обеспечить массовый выезд лиц БОМЖ на территории Ленинградской, Тверской и других областей в летние трудовые лагеря (сбор клубники, картошки, лука) повышенной комфортности. Обеспечить инвентарем, одеждой и трехразовым питанием. Провести инструктаж в учебных заведениях, предприятиях и учреждениях о достойном внешнем виде жителя Северной столицы, включающем в себя следующее: аккуратная, свежая одежда, аккуратная обувь, соответствующая верхней одежде гражданина, аккуратная прическа, дружелюбный, оптимистический, открытый взгляд и улыбка».[36]
Но (ё-мое!) как это можно гарантировать? Как можно отвечать головой за эмоциональное состояние тех, на кого будешь орать: «Эй! Ты там на скамейке! Да, под газетой! Будь счастлив!» Кто поручится за то, что люди (особенно убогие) будут воздвигать фасады нужными темпами и в нужном количестве? Если переборщить с пышностью или количеством фасадов, то эффект моментально улетучится. Дело в ритме и в собственной уверенности, что все на самом деле уже получается. Мы, как и Потемкин 220 лет назад, прекрасно знаем, что в любой момент зритель может подойти и начать тыкать пальцем в фанеру, указывая на трещины и обнаруживая пустоту на нашей стороне. «Эффект голого короля», если припомним сказку Андерсена. Так даже называется один современный курс для молодых сотрудников некого русского рекламного агентства: «Эффект голого короля, или Искусство дурачить убедительно».[37]
Поэтому есть и неписаный закон в PR-агентствах: не надо задавать покупателю вопросов в собственных рекламных текстах а-ля «Как ты сможешь жить дальше без нашего продукта?». Потребитель легко сообразит, что на самом деле отсутствие блендера — не очень убедительный повод для самоубийства. Количество потенциально негативных интерпретаций твоих слов всегда будет численно превосходить единственно желанное толкование. Потребность «дурачить» всегда продиктована возможным поражением — тем, чего нет.
Вот психология гоголевского «Ревизора» в смысле невидимой, может, и несуществующей силы, которая все-таки диктует поведение всех и всего. Невозможно защитить себя от полтергейста, как невозможно и сказать, когда появится «угроза» из темноты, когда чей-нибудь палец проткнет потемкинскую фанеру или приедет новый Хлестаков в членовозе. Дело, может быть, только во времени. Так
