Хризалида

Больно ранят сумрачный покой.
Свет растет, но взор ему не верит,
Взор души с полночной слился тьмой.

Стук ножа в подпольной кухне гулок.
Где-то льется переплеск ведра.
Воз грохочет в дальнем переулке,
День базарный — повезли дрова.

Рынок жизни. Купля и продажа.
Бой стяжаний. Жажда обмануть.
Тихо шепчет сердце: «О, когда же
На земле окончится мой путь».

18 октября 1921, Сергиев Посад

На тюремной прогулке

Опять мне идти по той же дорожке.
Помоги мне, Господи, помоги…
Пробей в тюремной стене окошко
Иль нетерпенье мое сожги.

Стеной у стены всё те же березы,
За стеною, Господи, всё тот же плач,
Наутро всё той же казни угрозы,
Сторож немой и глухой палач.

И желчь, и уксус трапезы тюремной,
Перезвон оков, часовых шаги,
Досуг мертвящий, труд подъяремный,
Помоги мне, Господи, помоги!

10 ноября 1921, Сергиев Посад

«На этот синий купол в инее…»

На этот синий купол в инее
И на морозный этот крест
Туманы зимнего уныния
Ползут с изгнаннических мест.

Туманы дольние и слезные
Со всех сторон плывут, плывут.
И осенения березные
Для них шатер тоски плетут.

И льнут, и льнут воспоминания
К багряно-тусклым кирпичам
Всей подневольностью изгнания,
Всей болью по родным краям.

2 декабря 1921, Сергиев Посад

«Ущербный месяц выплывает…»

Ущербный месяц выплывает
Над белым саваном полей
И тусклый медный свет роняет
На половицы у дверей.

Такой же, гаснущий и хмурый,
К остывшей печке прислоня
Свой лик, ущербный и понурый,
Порой ты смотришь на меня.

И жизнь моя тогда — гробница,
Где на истертых письменах
Неясно мертвый свет струится
Воспоминания и сна.

21 декабря 1921, Сергиев Посад