— Сперва отметелить.
Кинан улыбнулся, и они отправились в один из тренажерных залов, где можно было от души поколотить висевшие там боксерские груши.
Позже, когда Эйслинн избила грушу до такой степени, что мышцы живота заболели так сильно, что ее, казалось, вот-вот стошнит, она наскоро приняла душ в своей ванной. До недавнего времени она не чувствовала, что все это принадлежит ей. Это было место, где она спала и хранила некоторые вещи, ни больше и ни меньше. Все изменилось, когда ушел Сет. Несколько раз она удалялась к себе в комнату, просто чтобы спрятаться от мира, а оттуда она выходила, чтобы побродить по дворцу, где ее окружали Летние фейри, в которых она так нуждалась.
Однако вид Сиобан, сидящей, скрестив ноги по-турецки, на ее кровати с балдахином, сильно удивил ее. Сплетенная пауками тончайшая ткань, словно стеной окружавшая постель, была откинута и закреплена шипами на стеблях роз, которые обвивали столбики кровати. В сказочной обстановке Сиобан была похожа на принцесс из мультиков, которые бабушка не разрешала Эйслинн смотреть. Волосы Летней девушки были настолько длинными, что касались мягкого покрывала. Лозы, обвивавшие ее тело подобно живым татуировкам, зашелестели, когда листья потянулись навстречу Эйслинн.
— Мы грустим из-за того, что он ушел. — Голос Сиобан напоминал шепот. — Мы пытались заставить его остаться.
Эйслинн замерла.
— Вы — что?
— Мы танцевали и даже сняли с него амулет. — Сиобан надула губки. Она казалась обманчиво юной, когда так делала. — Но пришел Ниалл и увел его от нас. Мы пытались. Пытались удержать его.
Кричать на Сиобан не имело смысла. Несмотря на кажущуюся легкомысленность, Сиобан была умна. Иногда Эйслинн это беспокоило. В целом, она думала, что Летняя девушка преданна Двору — просто не настолько, чтобы можно было ей доверять.
Эйслинн потуже затянула пояс халата и села, но не на постель, а на стул перед туалетным столиком.
— Ниалл увел Сета из парка. Он забрал амулет?
Сиобан медленно улыбнулась.
— Это ведь он дал его Сету, так что он не оставил бы его мне.
Эйслинн взяла прелестную щетку для волос из оливкового дерева и бесцельно покрутила ее в руках.
— Потому что амулет делает Сета…
— Невосприимчивым к нашим чарам, моя королева. — Сиобан подошла ближе, взяла щетку и принялась расчесывать волосы Эйслинн. — Он защищает его от любых «иллюзий», которые фейри могут наслать на него.
— Верно. Ниалл дал ему этот амулет, а ты забрала его. — Эйслинн закрыла глаза, пока Сиобан расчесывала спутанные пряди.
— Мы забрали, — поправила Сиобан.
— Так ты или вы? — Эйслинн открыла глаза и вгляделась в отражение Летней девушки в зеркале.
Фейри перестала водить расческой по волосам и призналась:
— Нет, я бы не стала так расстраивать Ниалла. Если бы ты меня об этом попросила — тогда конечно, в противном же случае… Мы веками танцевали вместе. Это он научил меня, что значит быть бессмертной. Когда мой король обратил внимание на следующую смертную… — Она покачала головой. — Нет, я не стала бы огорчать Ниалла, если меня об этом не просили мои правители.
— Я не знала, что у него есть амулет, — прошептала Эйслинн. — Неужели он мне настолько не доверял?
— Не знаю, но мне жаль, что ты грустишь. — Сиобан снова стала расчесывать ей волосы.
Глаза Эйслинн наполнились слезами.
— Мне его очень не хватает.
— Знаю, — покачала головой Сиобан. — Когда Кинану я разонравилась… Мы все пытались кем-то заменить Кинана, когда он покидал нас. Иногда мне казалось, что у меня получилось. — Она на секунду опустила глаза. — Пока и он не ушел.
— Ниалл. Вы с ним не просто…
— О да. — Выражение лица Сиобан не оставляло сомнений. — Вечность — это долго, моя королева. Наш король был непостоянен, но до тех пор, пока ты не нашлась, у Ниалла была цель при нашем Дворе. Его темная сущность была скрыта под головокружительными проявлениями привязанности. Мне доставалась львиная их доля.
Девушка подошла к гардеробу, распахнула дверцы и вытащила платье.
— Ты должна одеться к ужину. Для короля.
Эйслинн тоже встала и подошла к гардеробу. Пробежалась рукой по дереву. Сцены пиров, вырезанные на поверхности шкафа, больше не задерживали на себе ее взгляд. Богатое убранство комнаты тоже. Кинан нашел все эти вещи, стараясь сделать ее счастливой; он обставил комнату даже с чрезмерной роскошью, но Эйслинн не могла покривить душой и сказать, что ей это не нравится, как и платья в гардеробе.
— Я не хочу наряжаться, — сказала она.
На прекрасном, как у принцессы, личике Сиобан появилось выражение презрения. Она скрестила руки на груди.
— Валяй. Ослабляй нас, пока Бананак рыщет вокруг. Отвлекай нашего короля своим эгоизмом. Не давай ему обрести счастье с тобой или с Зимней Королевой.
— Я не…
— Он отстранился от Донии, чтобы быть рядом, если понадобится тебе, а ты все отказываешься воспринимать его, как должно, — как твоего истинного короля и партнера. Он готов пожертвовать своим новым шансом с ней в надежде, что ты будешь даигаться дальше. А ты ноешь и прячешься, и от этого он беспокоится и мучается. То, что вы оба грустите, неприемлемо. Двору нужны смех и беззаботность. Меланхолия и отказ от удовольствий ослабляет саму вашу сущность — и, как результат, всех нас. — Сиобан шумно захлопнула дверцы шкафа и через секунду обратила на Эйслинн печальный взгляд. — Когда твоего смертного здесь нет, чтобы разделить с нами смех и радость, а твой король лишен счастья любить другую королеву, вы оба становитесь такими сентиментальными, что мы слабеем и грустим. Твой смех и твое счастье наполняет всех нас, но мы чувствуем и твое отчаяние, в котором ты купаешься. Ступай обедать с нашим королем. Позволь ему помочь тебе снова улыбаться.
— Но я не люблю его. — Эйслинн знала, что эти слова звучат неубедительно, даже когда произносила их.
— Ты любишь свой Двор?
Эйслинн взглянула на нее, на фейри, которой хватило мужества сказать то, что ей очень не хотелось слышать.
— Люблю.
— Так будь нашей королевой, Эйслинн. Если твой смертный вернется, ты разберешься с ним, но сейчас ты нужна Двору. Своему королю. Нам. Получай удовольствие от жизни… или отправь нашего короля к Зиме, чтобы он мог быть счастлив. Ты держишь его рядом, но не даешь ему повода улыбаться. Твоя боль причиняет боль нам всем. Прими то, что он может тебе предложить.
— Я не знаю как, — сказала Эйслинн. Она не хотела двигаться дальше, но должна была признаться — хотя бы самой себе, — что ценила покой Кинана. Эйслинн взглянула на Сиобан, прекрасно зная, что замешательство отражается у нее на лице. — Я не знаю, что делать.
Голос Сиобан смягчился:
— Просто сделай выбор и будь счастлива. Мы все так поступили.
