Он молодец, он выкурит сейчас лишь седьмую.
А ведь день уже неумолимо катится к концу, и через какие-то четыре часа наступят быстрые сумерки, почти мгновенно переходящие в ночь, впрочем, завтра будет новый день, и — судя по всему — намного серьезнее, ведь хозяин еще утром предупредил его, что завтра они снова должны ехать в Абу-Даби, а это гораздо дальше, чем Хар-Факкан!
Вера
Ему понравилось, что по гороскопу она — Телец, а еще ему пришлись по душе длинные, густые темно-рыжие волосы у нее на лобке.
Вначале он даже не думал, что до них доберется; но ему всегда везло с Тельцами, с шестнадцати лет, та, первая, была подругой сестры, ей, как и Мартышке, было уже чуть за двадцать, и она сама ночью пришла в его комнату.
Точно так же, как поздним вечером, уже практически ночью, в его номер пришла Вера, а перед этим они плескались в теплом, искрящемся под луной океане; впрочем, и тогда, много лет назад, они вернулись домой с пляжа — Мартышкина подруга увязалась за ними, и поначалу ему это не понравилось, откуда было знать, чем все закончится.
А вчера он знал.
Точнее — догадывался.
Хотя она уже сказала, что по знаку — Телец, было это после ужина, когда он наконец-то совсем пришел в себя после отупляющей ночи в дубайском отеле, полной то ли зловещих, то ли идиотических кошмаров, будто он не пил перед этим, а закидывался таблетками, причем — горстями, а если и пил, то не два дня, а минимум две недели, потому что подобный бред может догнать тебя только вместе с белой горячкой.
Единственная проблема — надпись на конверте; впрочем, он не помнит, может, она была там сразу, когда грузный всучил ему деньги перед отелем, а что в надписи упомянута сестра Мартышка — так кто знает, скольких сестер в этом мире братья называют по-обезьяньи?
И вообще, его намного больше интересовала знакомая еще по самолету дамочка, внезапно попавшаяся навстречу в холле отеля и сразу же, ничуть не смутившись, сказавшая, что ее приятель завис в Шардже по делам и приедет только через два дня, так что она рада, что здесь появился хоть один русский.
— Я — тоже рад! — ответил он, заполнил анкету на стойке рецепции и проследовал в номер.
Номер оказался намного приятнее, чем в Дубае, отель был другой категории — вроде бы пять звезд, но Максиму было сложно понять, действительно пять или — на самом деле — четыре. В любом случае, такой кровати он еще никогда не видел, да и махровый банный халат, висевший в ванной, настраивал на ощущение нереальности происходящего, будто Максим смотрел кино про самого себя.
Он выключил кондиционер и открыл дверь на лоджию, которая нависала чуть ли не прямо над морской гладью. С пятого этажа вода казалась плещущей где-то совсем далеко, но чувствовался ее запах — свежий, соленый, чуть отдающий фруктами.
А еще ему показалось, что вдобавок он чувствует исходящий от воды аромат кофе, хотя это объяснялось совсем просто: прямо на пляже располагалась кофейня, ее было хорошо видно из номера, туда-то он и отправился незадолго до ужина, и там они и встретились, второй раз за день, — Вера в белом, легком, чуть просвечивающем платье из ткани, напоминающей обыкновенную марлю, сидела напротив входа, хотя входа, собственно, и не было: просто крыша на четырех столбах, а под ней — с десяток маленьких столиков и почти игрушечных плетеных кресел.
И очередной темнолицый в белой рубашке за стойкой с аппаратом эспрессо и большой кюветой, заполненной песком, для варки амброзии в турках.
— Можно? — спросил Банан; вопрос был совершенно излишним, хотя то, что она — Телец, он узнал лишь несколько минут спустя, когда перед ним уже стояла малюсенькая чашечка, на треть наполненная густой, темной, божественно пахнущей жидкостью, а рядом — высокий стакан с водой и льдом.
— Они всегда так мало наливают? — спросила она.
— Здесь так принято! — ответил Банан. — Чем больше кофе в чашке — тем меньше уважения к собеседнику; когда же чашка налита до краев, то это значит, что ты должен выпить и сразу уйти!
— Странные люди, — сказала Вера.
— Другие, — ответил Банан. — Мы для них даже не пришельцы…
— А кто?
— Просто существа, с которыми надо смириться… Мы приносим им деньги, мы покупаем их нефть, мы отдыхаем в их отелях…
— А они?
— Они смотрят на нас и терпят, пока мы не мешаем, по крайней мере здесь, в Эмиратах…
— Их почти не видно, местных…
— У них своя жизнь, — ответил Максим. — Они же не будут стоять за стойкой и наливать прелестным дамам кофе…
Дама прыснула и потянулась к сумочке.
«За сигаретой…» — подумал Банан.
Но ошибся. Вера достала зеркальце и помаду и стала тщательно красить губы.
А потом посмотрела на него и спросила:
— А по гороскопу вы кто?
— Близнец, — ответил Максим, — но ближе к Раку… — И зачем-то добавил: — Два дня назад мне исполнилось тридцать…
— А я — Телец! — парировала рыжеволосая, убирая зеркальце с помадой в сумочку.
Банан улыбнулся.
— Чего тут смешного? — осведомилась дамочка.
— Я люблю Тельцов, — ответил Максим.
Рыжеволосая как-то зябко повела плечами и внезапно спросила его, хочет ли он на море.
— После ужина, — сказал Банан, которому почему-то было удивительно спокойно сидеть за маленьким столиком в почти игрушечном плетеном кресле и смотреть на женщину, сидящую напротив, за спиной которой медленно дышал уже начавший терять к вечеру свою зеленоватую окраску океан.
— Увидимся! — сказала Вера и собралась уходить.
Максим смотрел на нее, и ему чудилось, что белое платье становится все прозрачнее в лучах заходящего хар-факканского солнца, тает на ней, оставляя лишь крепкое, чуть полноватое в талии, покрасневшее от первого загара тело.
Раздались громкие голоса.
Говорили то ли на немецком, то ли на голландском, но наверняка не по-английски и не по- французски.
Вера посторонилась, пропуская в кофейню двух мужчин, один из которых посмотрел на нее и улыбнулся.
Банана передернуло: прямо к его столику медленно направлялся коренастый, плотный самец с красным лицом и крючковатым носом, под которым щеточкой топорщились густые черные усы, тот самый, которого Максим видел в баре отеля «Пиратская бухта», даже глаза у него были такие же — красные и навыкате.
Самец посмотрел на Максима и прошел мимо, чуть пошатываясь. За ним следовал толстячок в белых шортах и песочного цвета рубашке с короткими рукавами. Толстячок странно подпрыгивал, будто чему-то радуясь, а носатый направился прямо к стойке и потребовал beer.
— Large beer!
— One large beer!
Он говорил по-английски с акцентом, но эти три слова были поняты темнолицым в белой рубашке
