Оставшись в меньшинстве, оппозиция накануне созыва ХV партконференции, 16 октября 1926 года подала заявление в ЦК. Заявление, текст которого был согласован с ЦК, являлось документом, на основе которого стороны пришли к соглашению об установлении в партии длительного мира.
Но Сталин не был заинтересован в таком мире: наоборот, он торопился вышибить оппозицию из партии. Поэтому он беззастенчиво нарушил принятое соглашение и на первый очередной пленум ЦК вынес свой доклад об оппозиции. Протестуя против вероломства Сталина, Троцкий предупреждал его сторонников, что сталинский курс приведет к разрушению партии, к смертельной опасности для революции. «Генеральный секретарь, — говорил Троцкий, — выдвигает свою кандидатуру на пост могильщика революции».
Троцкий говорил, что Сталин использует апатию, царящую в массах; народ склоняется к поддержке сталинского курса в надежде на обеспечение в стране длительного мира. В разговоре со своими единомышленниками Троцкий как-то заметил, что революционеров, как правило, ожидает либо судьба Ленина, либо судьба Карла Либкнехта, и что его и его сторонников, видимо, ожидает судьба Либкнехта.
«Сталин, — говорил Л. Д. Троцкий, — ведет к физическому истреблению оппозиции; сегодня они фальсифицируют наши слова, завтра наши дела — теми же средствами, которые применялись к большевикам в июле 1917 года. Только слепые не видят этого, только фарисеи отрицают это».
После открытого нарушения Сталиным условий мира и начатой им атаки оппозиции борьба внутри партии приняла еще более резкий характер. В условиях нападения Сталина оппозиции заткнули рты и запретили ей защищать свои взгляды внутри партии. Именно тогда оппозиция была вынуждена перейти к нелегальным средствам борьбы: выступление на беспартийных собраниях (известны такие выступления на заводе «Авиаприбор», в МВТУ, МГУ и др.), печатание листовок и «Платформы» оппозиции в подпольных типографиях, выступления Л. Д. Троцкого в Москве и Г. Е. Зиновьева в Ленинграде во время демонстрации 7 ноября 1927 года, и др.
Это выступление в день десятой годовщины Октябрьской революции ЦК и ЦКК использовали, чтобы исключить Троцкого и Зиновьева из партии накануне ХV съезда, назначенного на ноябрь 1927 года. Таким образом предотвращалось их выступление на съезде с разоблачениями предательства Сталиным и Бухариным китайской революции и создания ими в партии диктаторского режима.
Выступая при исключении его из партии на пленуме ЦКК, Л. Д. Троцкий говорил:
«Мы будем критиковать сталинский режим, угрожающий завоеваниям Октябрьской революции, пока вы не заткнете нам рты.
Термидорианцы тоже ударяли по левым якобинцам при криках „Отечество в опасности!“, обвиняли левых как агентов Питта, так же, как оппозицию называют агентами Чемберлена. Не все еще потеряно, еще имеются в партии гигантский революционный потенциал, идеи и традиции, унаследованные от Ленина. Вы растранжирили большую часть этого капитала и заполнили его дешевыми суррогатами, но остается еще запас чистого золота.
Пусть правящая группа не торопится принимать решения, чтобы не пришлось сказать позже: мы участвовали с теми, от кого должны были обезопасить, и отсекли тех, с кем должны были вместе участвовать».
Сегодня, через 50 лет, можно оценить силу предвидения Л. Д. Троцкого.
Сталин, выдвинувший свою кандидатуру на пост могильщика революции, стал ее подлинным могильщиком. Он разрушил партию Ленина и создал новую партию по своему образу и подобию. Троцкого действительно постигла судьба Карла Либкнехта, и большинство участников оппозиции тоже были физически уничтожены Сталиным. Но не только они. Сталин истребил и большинство своих единомышленников, обвинив их в троцкизме. И, вероятно, многие из тех, кто помогал Сталину громить оппозицию, — такие, как С. Коссиор, Чубарь, Постышев, Эйхе, Кабаков, Хатаевич, Рудзутак и другие, — вспоминали в сталинских тюрьмах и лагерях вещие слова Троцкого: «Мы участвовали с теми, от кого должны были обезопасить, и отсекли тех, с кем должны были вместе участвовать».
В момент исключения его из партии, Троцкий, хоть и с большим опозданием, внял призыву А. А. Иоффе и других единомышленников. Выступая на заседании ЦИК, он сказал: «Всякая группа, стоящая перед дилеммой, нужно ли во имя дисциплины умолкнуть или продолжать борьбу за возрождение, несомненно изберет последнее и скажет: к черту дисциплину, подавляющую жизненные интересы движения».
Все это так. И все же неизбежно возникает вопрос: почему вожди оппозиции так долго подыгрывали Сталину? Почему тогда, когда опытным политикам уже не могло быть не ясно, куда ведет партию и страну Сталин, вожди оппозиции шли ему на уступки? Почему подавали покаянные заявления сначала 16 октября 1926 года, затем 8 августа 1927 года и, наконец, на ХV съезде партии?
Такая тактика вызывала недоумение, возмущение и протесты со стороны рядовых оппозиционеров и со стороны коммунистов, примыкавших к оппозиции в зарубежных компартиях.
В марте 1928 года, отвечая на письмо европейского коммуниста Урбанса, не понимавшего, как он выражался, покаянного стиля русских коммунистов, Л. Д. Троцкий писал:
«Что касается ваших многочисленных и резких критических замечаний о наших „заявлениях“, то вы обнаруживаете ими непонимание одной простой вещи, что все эти заявления не были нашими пропагандистскими документами, а были публично отданными приказами о временном отступлении. Судить о них надо, следовательно, не путем „разбора текстов“, а анализом политической обстановки, при которой проводилось отступление. Вопрос должен стоять так: неизбежно ли было отступление в соответствующий момент, отмеченный в заявлении, принесло ли в общем соответствующее заявление пользу оппозиции или вред».
Но это объяснение неудовлетворительно. В тактике покаянных заявлений фиксировалась не только беспринципность, но и недальновидность вождей оппозиции. Она приносила оппозиции не пользу, а вред, давая в руки Сталина козыри в виде признаний своими противниками их ошибок.
Среди оппозиционных течений были и такие, как «сапроновцы» или «децисты», которые считали все эти заявления троцкистской оппозиции капитулянтством.
Так, в своем письме в «Правду» один из вождей «децистов» В. М. Смирнов писал:
«Нынешнее правительство, действующее под вывеской советской власти, которую оно на деле уничтожило, является враждебным пролетариату, и пролетариат должен и будет бороться против него за свою диктатуру, за подлинную власть Советов».
Это крайняя точка зрения. В. М. Смирнов забежал вперед и давал оценку наметившейся тенденции как уже совершившемуся факту. Но и в рядах троцкистской оппозиции существовал такой взгляд, что официальное партийное руководство уже переходит роковой исторический рубеж, и путь внутрипартийных реформ становится все менее надежным.
Так или иначе, тактика уступок, принятая руководством оппозиции, была ошибкой. Не принося оппозиции передышки, на которую она рассчитывала, эти заявления лишь способствовали потере авторитета вождей оппозиции в партийных низах, в рабочих массах, которые не понимали смысла этих зигзагов.
Если внимательно проанализировать отчетные доклады Сталина и Орджоникидзе ХV съезду и прения по этим докладам, создается впечатление тщательно разыгранного сценария, в котором заранее размечено, кому что говорить, когда и какие подавать реплики, как не допустить, чтобы ораторы-оппозиционеры говорили об основных вопросах, об основных разногласиях. И режиссеру это удалось. Ни в докладах Сталина и Орджоникидзе, ни в выступлениях единомышленников Сталина не было даже попытки дать анализ основных экономических и политических разногласий. Все выступления, все реплики, вся сила огня были направлены против фракционной деятельности оппозиции, против расшатывания ею основных устоев большевизма — дисциплины и единства.
Попытки, выступавших на съезде оппозиционеров — X. Г. Раковского, Л. Б. Каменева, И. Т. Смилги, Н. И. Муралова, Евдокимова, Бакаева — привлечь внимание делегатов к содержанию программы оппозиции успеха не имели. Практически им не давали говорить, осыпая их градом реплик.
Сталин сделал все, чтобы сначала отсечь вождей оппозиции от руководства партией, а затем и всех оппозиционеров исключить из партии как возбуждающих недовольство, «смутьянов». Разумеется, для Сталина и речи не могло быть, чтобы оставить вождей оппозиции в ЦК. Когда Каменев в своем выступлении сказал, что если оппозицию сохранят в рядах партии, она будет помогать ей, будет сигнализатором, Сталин в своем заключительном слове ответил на это так: «Говоря о себе как о сигнализаторах, оппозиционеры
