– Реактивы…
Я учуял их только через несколько минут, когда Квоттербек подтащил к линии в брезент завернутое нечто – неправильной формы, очень условно круглое, с множеством выступов.
Он развернул запачканную землей оболочку, и оно показалось – наше Солнце. Наше синеватое металлическое солнце, замасленное, с начавшими уже разгораться огоньками на длинной панели, идущей по всему его объему.
Квоттербек положил ладонь на Солнце и весело взглянул на нас.
– По очереди, – сказал он, и первым выступил Тайтэнд.
– Теплое, – констатировал он, погладив Солнце.
Я смотрел – после его прикосновения зажглись еще несколько огоньков. То же самое было после прикосновения Лайнмена, который гладил Солнце осторожно, как больного зверя.
А я… а мне Солнце досталось уже прилично разогретым, желто-синим, как газовая горелка. Я держал на нем обе руки и видел, как свет проникает сквозь мои пальцы и они становятся розовыми, как мясо ракушек. Видел, как Солнце реагирует на меня – одну за другой разогревает свои дуги, зажигает новые огоньки, запоминает, тестирует.
Оно, большое и теплое, твердое, тяжелое, вызывало непередаваемые чувства – гордости, причастности, восторга.
Я был так счастлив, что готов был взвалить его на плечо и тащить куда угодно прямо сейчас.
Квоттербек стоял сбоку и улыбался.
– Оно еще успеет вам осточертеть, – сказал он, но тоже потянулся к Солнцу и прижал к нему ладонь.
В ответ в Солнце зажужжало что-то, что-то сомкнулось и разомкнулось.
Я обернулся и увидел – улыбаются все. Счастливо – Лайнмен, неловко и скупо – Тайтэнд.
Странно, что есть те, кто предпочитает теплу холод. Странно, что есть те, кто выбирает Луну.
У нас было несколько часов на подготовку. Начало Матча было объявлено в шесть, а еще даже не наступило время обеда. Обедом вызвался заниматься Тайтэнд. Я еще утром заметил – он с удовольствием уделяет время всяким кастрюлям и держит во внутреннем кармане мешочек со специями. У него там чего только не было – белый перец, корица, пыль Четырех Святых, перец черный и красный, подземная соль, батистовая пыльца. Это часть, остальное я просто не узнал.
Он долго с неодобрением рассматривал наш паек – мясные консервы и сухую кукурузу, а потом свалил все это вместе в котелок, посыпал одним-другим, и на выходе мы получили божественно вкусный густой суп-пюре. Как он это делал, оставалось загадкой для всех нас. Позже, уже в Игре, он порой только что камни не варил, а все остальное пускал в ход, и черт его знает, сколько бы мы протянули без его кулинарных талантов.
Мы расселись вокруг Солнца, которое основательно нагрелось и ловило блики полированным выпуклым боком, и принялись за еду.
Тогда я смог уже без особого напряжения рассмотреть свою команду – по-лисьи тонкого и хищно- опасного Тайта и большого добродушного Лайнмена. Первое мое впечатление было наивным – я готов был обнять их и объявить, что мы – братья, что нам жить и выживать вместе! Это была та самая неуместная эмоциональность, которую я задавил напускным равнодушием. Проще говоря, радовался и восторгался молча, глядя в тарелку и никуда больше.
Есть ряд причин, по которым Игрока могут снять с Матча, – это я для вас говорю, господа Служители Монастырщине, ведь вы даже правил толком не знаете, – есть несколько причин, и одна из них – беспечность и несерьезность.
Я с опаской поглядывал на Квоттербека. По моему мнению, он слишком часто улыбался, и я боялся за него. Но Квоттербек ел суп и был донельзя серьезен. Я успокоился.
А после обеда Квоттербек притащил блестящий плотный рулон термоструктуры, вытащил нож и посоветовал всем сделать то же самое. Мы вооружились, он посмотрел на нас, раскатал рулон и сказал:
– Вырезайте куски по спине.
– Как? – полюбопытствовал я, и Квоттербек показал как, приложив ко мне раскатанную плотную ткань и наметив лезвием ножа линии разреза.
– Оставьте припуск в месте, где будет крепление.
И выкинул из рюкзака связку ремней с металлическими застежками.
– Пластик Солнце не выдержит, – пояснил он. – А это можно обернуть в термоструктуру. Держи, Тайтэнд.
Тайт с удивлением рассматривал рулон и маленькую швейную насадку принял сначала беспрекословно, а потом взъелся:
– Ты предлагаешь мне шить?
Он всегда говорил «мне», «я», словно был один на всем белом свете.
– Да, – ответил Квоттербек и встал в расслабленную позу, из которой удобнее всего перейти в боевую стойку. Я покосился на Лайнмена – готов ли тот отстаивать свое мужское право, но Лайн прилежно резал термоструктуру по своей широкой спине и не обращал ни на что внимания.
Я заметался – что выбрать? С одной стороны – шить… это дело Женщин. Дело Женщины может ослабить и развратить мужскую суть, и Тайт явно намерен ее защищать, с другой – это приказ Квоттербека, а ему виднее.
Пока я мучился, ища выход из ситуации, Тайт перешел в наступление.
– Плохое начало Матча, – сухо сказал он. – Лайнмен, брось это! – Он хотел сказать то же самое и мне, повернулся и увидел, что я по-прежнему сижу пнем, и промолчал.
Лайнмен невозмутимо дорезал кусок и попытался приладить его к спине. У него не получалось, поэтому термоструктуру он отложил в сторону, а нож – нет, и Квоттербек быстрым взглядом отметил и это обстоятельство.
Потом он посмотрел на меня, а я все так же сидел не двигаясь… Я не знаю, почему я не вмешивался – я должен был как-то проявить себя, что-то выбрать, но мне было так страшно за команду, за ее единую целостность, что я своим бездействием пытался все как-то урегулировать.
Квоттербек пару секунд смотрел на меня озадаченно, и Тайт воспользовался моментом – боком, быстрым броском ударился о Квоттербека и словно прилип к нему – я видел, его руки и колено расположились правильно, так, чтобы при малейшем сопротивлении начать ломать и выворачивать.
Лайнмен начал подниматься, большой и с ножом наизготовку, а Квоттербек присел, опустил голову и стряхнул Тайта легко, как сухой осенний лист. Не только стряхнул, но и перехватил в безопасном от себя расстоянии, а потом прижал его спиной к Солнцу. Пальцы-клещи впились в белое горло Тайтэнда.
Держа его на вытянутой руке, Квоттербек медленно обернулся, и Лайнмен прошествовал мимо, взял рулон и принялся резать.
– Иди сюда, Раннинг, примерим, – спокойно прогудел он.
Я пошел, стараясь не смотреть, как задыхается и бьется Тайтэнд, а его треугольное лицо налилось тяжелым красным цветом – казалось, вот-вот лопнет.
Сначала он бился и возился под давлением Квоттербека, а потом почему-то притих и начал думать – это было видно по тому, как опустились его рыжеватые ресницы, а лицо разгладилось.
– Еще? – спросил Квоттербек, но Тайтэнд не ответил.
Он молчал и думал.
Солнце под ним тихо светилось.
Лайнмен успел вырезать кусок и на меня и без всяких приказов принялся резать термоструктуру на маленькие прямоугольнички, предварительно измерив металлические застежки на ремнях, а Тайтэнд все не шевелился, только начал кусать губы и мученически жмуриться.
– Еще? – повторил Квоттербек, и Тайт с трудом мотнул головой.
Когда он отвалился от Солнца, от его куртки шел пар, и сама она выглядела ссохшейся и какой-то выглаженной. Куртку он сразу снял и завертелся, пытаясь рассмотреть спину. На ней алела обожженная кожа.
– Оно еще не разогрелось в полную силу, – сказал Квоттербек, поднял валяющуюся на земле швейную
