С другого конца зала я наблюдала, как Джеффри быстро шагает к моему отцу, заранее вытянув руку для приветствия. К корифеям он всегда бежал вприпрыжку. Подозреваю, что вместо сердца у Джеффа спутниковая глобальная локационная система с запрограммированными координатами всех знаменитостей Земли.
— Какая радость! Я ваш горячий поклонник, мистер Уэст, — начал Джефф, и звезды, обитающие в его глазах, замерцали.
Папа ожидал обычного рукопожатия, но это оказался лишь первый этап знаменитого приветствия Джеффри Клинджера. Положив левую руку отцу на плечо, Джефф восторженно хлопнул его по спине, словно их сыновья только что получили summa cum laude[14] Йельского университета. Папе еще повезло, что он не президент Музея современного искусства. Энсу традиционно достаются бурные объятия.
Завершив приветственный ритуал обильным и фальшивым самоумалением, Джеффри выполнил наконец соскок со снаряда с полуповоротом, резко опустив руки, отодвинувшись и приняв смиренную позу под названием «чернь-да-не-посягнет-на-одетых-в-пурпур».
— Умоляю простить меня, мистер Уэст. Я нечаянно позволил себе фамильярность, не в силах поверить, что воочию узрел создателя стула «Петергоф». Изумительно величественное творе… Но разумеется, вы пришли не затем, чтобы на вас глазели продавцы, — спохватился Джеффри, якобы вспомнив о приличных манерах. Снова игра: Джеффри никогда ничего не забывает. — Вы зашли повидать дочь! Позвольте заметить, работать с Лу — сплошное удовольствие. Она великолепная продавщица и превосходит по продажам практически любого из наших работников.
Хотя визит мистера Уэста, по всей очевидности, действительно был вызван желанием повидать дочку-суперпродавщицу, он явно не возражал послушать комплименты в адрес своего «Петергофа».
— Не извиняйтесь, мне всегда приятно знакомиться с друзьями дочери, особенно так хорошо разбирающимися в дизайне.
Дверь позади меня открылась, и из подсобки вышла Марси, крепко держа за ножку лампу Лучелли. Бросив взгляд на сцену, развиравшуюся на другом конце зала, она моментально оценила ситуацию:
— Джефф обрабатывает твоего папашу? Наивно было бы спрашивать, откуда Марси или Джеффри узнали, что Джозеф Уэст — мой отец. Хотя в открытую в «Старке» не сплетничали — жесткая система комиссионных вознаграждений автоматически поддерживала внешне нормальный климат в коллективе, — но про себя каждый словно вел хронометраж жизни коллег. Методы сослуживцы использовали самые тайные и коварные, балансируя на грани нарушения Четвертой поправки.
— Думаю, папа хочет купить стол Марка Ньюсона, — отозвалась я, глядя, как истово кивает Джеффри. Чем выгоднее заказ, тем с большей амплитудой Джефф мотает головой вверх-вниз.
— Не дай ему отобрать твою добычу, — предупредила Марси с хищным огоньком в глазах. — Для чего существуют родители, если не для получения верных комиссионных? Джефф пытался всучить моей матери набор прелестных мексиканских салатниц, и она отняла у него добрых двадцать минут, выбирая между двумя цветами, а я тем временем продала ваз на десять тысяч долларов какому-то нефтяному шейху. Наконец мама решила, что ничто не заменит ей старой верной «Микасы», и повела меня на ленч, — с обожанием улыбнулась Марси, досказывая историю на ходу и направляясь к посетителю показать лампу.
Понаблюдав еще немного, как Джеффри виртуозно и натянуто-гладко обхаживает потенциального покупателя, я перебила коллегу в тот момент, когда они с отцом уже готовы были ударить по рукам.
— Папа, — сказала я, приблизившись к ним по сверкающему белому полу. В «Старке» все белое и сверкающее, за исключением персонала: мы в черном с головы до ног. Не самое оригинальное цветовое решение, но дорогая кухонная техника у нас уходит влет.
Джеффри тут же прекратил кивать и повернулся ко мне. Верхняя губа искривилась в легкой усмешке.
— Лу, я как раз собирался сообщить, что к нам зашел твой отец.
— Еще бы не собирался. Папа, как ты?
Несмотря на свою давнюю неприязнь к публичным изъявлениям нежности, я поцеловала папу в щеку — чтобы Джеффри посмотрел.
— Знаешь, Таллула, очень хорошо. Твой приятель как раз пытался заинтересовать меня этим столом. Красивая вещь, но, пожалуй, в другой раз. Сейчас я хотел бы сводить дочь на ленч, — объяснил он Джеффри, прежде чем взглянуть на меня: — У тебя найдется время?
— Конечно. Через дорогу есть отличное кафе. Или у тебя что-то другое на примете?
С появлением новой темы в разговоре Джеффри почувствовал — ускользает удачная сделка, утекает сквозь пальцы, как песок, и попытался спасти хоть что-нибудь:
— А может быть, мистер Уэст… Хотя у вас сейчас нет времени. Вы, наверное, торопитесь, мыслями вы уже в кафе…
— На минуту можем задержаться. — Папа вопросительно взглянул на меня. Я пожала плечами, ожидая традиционного, идеально исполненного спасательного маневра Джеффри Клинджера, способного утереть нос самому верблюду Хэмелу. — В чем дело?
— У меня в подсобке одна из ваших книг, — как бы нерешительно сообщил Джеффри. — Может быть, вы согласитесь подписать ее перед уходом?
Папа согласился. Он любит известность и собственную подпись на прохладной белизне прекрасно оформленного титульного листа. Джеффри кинулся в служебную дверь и через несколько секунд вернулся с папиной книгой, вышедшей несколько месяцев назад. Дорогое подарочное издание большого формата с цветными фотографиями самых известных работ, рядом с которыми приведены размышления автора и воспоминания об истории создания шедевра. Наличие книги в шкафчике Джеффри не случайность и не доказательство его «уэстопоклонничества». В «Старке» имеется богатый книжный отдел, куда Джеффри постоянно запускал руку с целью увеличения личного благосостояния. Книгу с автографом автора он продаст на интернет-аукционе в пять раз дороже.
Когда раздача автографов закончилась, мы пошли в кафе напротив. Я не знала, зачем появился отец, но догадывалась, что это как-то связано с моей работой в «Старке». Вначале поговорили о свадьбе. Я ограничилась прохладными «мило» и «прелестно», папа искренне похвалил обслуживание банкета и приглашенный ансамбль. Я не спросила о Кэрол и ее дочерях, папа тоже не сказал о них ни слова.
— Джеффри считает тебя отличной продавщицей, — начал папа, заходя с фланга.
Это не было правдой: я могу что-нибудь продать, только если человек, зашедший в магазин, твердо настроен что-нибудь приобрести. Но у меня не хватает терпения спокойно смотреть на яппи, хватающих руками все подряд, и выводит из себя вынужденная вежливость с бестолковыми туристами с сумкой-поясом на интересном месте, набитой мятыми наличными.
— Джеффри хотел тебе польстить. Это его профессия.
Папа ошибочно принял беспристрастность за скромность.
— Уверен, ты отлично справляешься. Ты красивая, представительная, разбираешься в товаре — это все, что нужно покупателям.
У меня не было охоты вставать на защиту моего позорного списка продаж.
— Ну, возможно.
— Тебе нравится быть продавщицей? — спросил отец, водя пальцем по меню в ожидании официантки.
Я пожала плечами. Случайно подвернувшуюся вакансию (из магазина уволился мой знакомый еще по студенческим годам) я приняла вовсе не ради развлечения, а исключительно в целях получения средств для оплаты жилья и покупки еды, а также предметов первой необходимости. Даже без комиссионных за выгодные продажи, чеки на которые регулярно получал Джеффри, десятичасовой рабочий день в «Старке» приносил доход значительно больший, чем пособие по безработице.
— Ты не сказала, что ушла от Медичи, — заметил отец, словно мы с ним постоянно общались, а переход на новую работу — мелочь, о которой я забыла сообщить. Это его обычная манера поведения. К возникшему между нами отчуждению он тоже относился как к недавней новости, которую я не успела сообщить ему во время вчерашнего телефонного разговора.
Папа не понимал причины моего охлаждения. По его разумению, он неукоснительно выполнял
