АБДАРРАХМАН ФАХМИ
«Простофиля»
Перевод А. Султанова
Сегодня, проходя по одной из улиц на окраине столицы, я невольно обратил внимание на скромную, полустертую временем вывеску: «Хаджи Мухаммед аль-Хадек. Студенческая столовая». Прочтя эту давно знакомую мне вывеску, я невольно улыбнулся и пробормотал: «Хаджи Мухаммед — простофиля».
Так звали мы, студенты, хозяина этой столовой. Помню, три года тому назад я вместе с Абдель- Басыром, моим коллегой по юридическому факультету, снимал комнату в том самом доме, где помещалось заведение «простофили».
Абдель-Басыр был долговязым парнем, тощим, малокровным и бледным от постоянного недоедания.
Отец его, бедный феллах, мог посылать сыну не более двух египетских фунтов в месяц[30]. Из этой суммы мой коллега 80 пиастров отдавал за койку, а остальные 120 должен был растянуть на все тридцать дней месяца.
Я отлично знал по собственному опыту, что на 120 пиастров можно прожить впроголодь недели две, не больше, остальные же две недели моего друга кормил случайно обнаруживший его «простофиля» Хаджи Мухаммед аль-Хадек.
Вот как это случилось.
Однажды Абдель-Басыр зашел в столовую Хаджи Мухаммеда и заказал себе вареных бобов с лепешками. Поев, он подошел к прилавку и протянул хозяину пятипиастровую монету.
— С меня два с половиной пиастра, Хаджи!
Но Хаджи был занят другими клиентами и потому, бросив деньги Абдель-Басыра в ящик стола, продолжал свой разговор с каким-то посетителем. Рассчитавшись со всеми, хозяин долгим и испытующим взглядом посмотрел на Абдель-Басыра:
— Так сколько ты мне должен, сынок?
— Два с половиной пиастра, Хаджи! — отчеканил Абдель-Басыр.
— Хорошо, сию минуту, — сказал хозяин и протянул Абдель-Басыру сдачу — семь с половиной пиастров: втрое больше, чем он ожидал.
Абдель-Басыр очень удивился:
— Сколько вы мне даете, Хаджи?
— Семь с половиной. Ведь ты дал мне десятипиастровую монету.
Абдель-Басыр уже был готов воспользоваться оплошностью Хаджи, но тут же, преодолев соблазн, сказал:
— Нет, Хаджи, вы ошибаетесь: я дал вам только один шиллинг…[31]
Но Хаджи прервал его, настойчиво повторяя:
— Нет, боже меня упаси! Ты сам ошибаешься, сынок. Вспомни, если забыл: ты дал мне полреала[32]. Подсчитай-ка свои деньги и убедишься, что я прав!
Такой соблазн Абдель-Басыр преодолеть не мог. Он ушел, скрыв угрызения совести. Когда он рассказал мне и другим студентам эту историю, мы долго смеялись. Но и на следующий день Хаджи также сам себя обсчитал, и тогда мы решили, что он, должно быть, простофиля — этот почтенный Хаджи. Так он и прослыл у нас простофилей.
Итак, вывеска Хаджи воскресила в моей памяти недавние годы, и я решил заглянуть в «студенческую столовую» Хаджи Мухаммеда аль-Хадека.
Я вошел, уселся за столик и, как в студенческие годы, заказал вареных бобов с лепешками. При этом я украдкой посматривал на Хаджи Мухаммеда, сидевшего напротив за прилавком.
Невольно я вспомнил еще один случай из нашей совместной жизни с Абдель-Басыром. Как-то в начале месяца, получив от отца очередной денежный перевод, он пришел в столовую и заказал обычные бобы с лепешками. Поев, он подошел к хозяину, чтобы расплатиться, и протянул ему пятьдесят пиастров. Хаджи взял ассигнацию, но дать сдачи не спешил.
— А нет ли у тебя мелочи, сынок?
— Тут все мои деньги, Хаджи! — ответил Абдель-Басыр.
— Вот и оставь их у меня. Потом посчитаемся.
— Но у меня нет больше ни милима!
— А много тебе нужно пока?
— Хоть полреала!
Тогда Хаджи вручил ему полреала и сказал:
— За мной сорок пиастров, если, конечно, ты мне доверяешь.
— Ну что вы, Хаджи, — сказал Абдель-Басыр, — конечно, доверяю.
Однако, покидая столовую, он не мог отделаться от мысли, что хозяин способен позабыть о своем долге, так же как он забывал долги других. Но что поделаешь, — слово сказано, слово надо держать!
На следующий день Абдель-Басыр снова пришел в столовую, поел бобы, а потом спросил у хозяина свою сдачу. Но Хаджи ответил ему так:
— Да ведь нет еще у меня мелочи, сынок! А на сколько ты поел сегодня?
— На четыре пиастра.
— Вот и хорошо. Иди, сынок, я запишу. До свидания!
Итак, Абдель-Басыр стал каждый день заходить в столовую и есть в счет «своего кредита».
Но однажды, когда, по расчетам Абдель-Басыра, его «кредит» уже был исчерпан, он, поев бобы, подошел к прилавку Хаджи и протянул ему мелочь, чтобы расплатиться. Но Хаджи, как и прежде, пристально посмотрел на него и сказал:
— Твой кредит не исчерпан, сынок. У меня еще есть твои деньги.
— Не может быть, Хаджи! — воскликнул Абдель-Басыр.
Но Хаджи не унимался:
— Сынок, не горячись. У меня в книге все записано. А моя книга не обманет! У тебя еще осталось двадцать пять пиастров. Или ты хочешь, чтобы я чужие деньги присвоил? Боже меня упаси!
И Абдель-Басыр весь месяц ел в кредит, и кредит все не исчерпывался…
Когда в начале следующего месяца он опять зашел в столовую, Хаджи обратился к нему с такими словами:
— Слушай, сынок, как ты думаешь, не лучше ли будет, если ты опять кредитуешь меня пятьюдесятью пиастрами, которые я сейчас использую по своему усмотрению, а в конце месяца сделаем расчет?
Что могло быть лучше для Абдель-Басыра! Он принял предложение «простофили» и весь учебный год кормился в его столовой.
Все это я вспомнил, пока ел бобы и смотрел на Хаджи, который в это время листал свою книгу. Кончив есть, я с невольной улыбкой подошел к прилавку, чтобы расплатиться.
Хозяин посмотрел на меня долгим, внимательным взглядом и сказал:
— Как поживает твой друг Абдель-Басыр?
— Он теперь важный адвокат!
— Это хорошо. Когда его увидишь, скажи ему так: «Хаджи Мухамед аль-Хадек приветствует тебя и передает, что ты остался должен ему семь с половиной фунтов».
Я был удивлен такому «привету»:
— Какие деньги, Хаджи-эфенди?
