лба прилипшую прядь волос.
— И я тоже, — отозвался Норман. — Но это стоило того. Вокруг на мили ни души. Послушай, как тихо.
Когда они отдохнули, он продолжил:
— Давай откатим велосипеды в лес, чтобы их нельзя было увидеть с дороги, тогда никто не догадается, что мы здесь.
— Хорошо, — сказала Эллисон, — чуть выше есть место, там деревья растут подальше от реки и получается что-то вроде пляжа, но с дороги его не видно.
Добравшись до места, которое описала Эллисон, они прислонили велосипеды к деревьям и начали переносить вещи к реке. Они аккуратно расстелили на берегу одеяло, поставили на него корзину, положили полотенца и том стихов.
— Сначала искупаемся или перекусим? — спросила Эллисон.
— Давай лучше искупаемся, — сказал Норман. — Я переоденусь и поставлю «коку» в воду — она так нагрелась.
— Придется переодеваться в лесу, — заметила Эллисон, — больше негде.
— Иди первая, я подожду.
Переодевшись, они подошли к воде и какое-то время стояли на мокром песке. Плавать здесь было опасно, и Норман и Эллисон знали это. В этом месте реки было много порогов, а дно было усыпано острыми камнями.
— Надо быть поосторожнее, — сказал Норман.
— Иди первый.
— Пошли вместе.
Очень медленно и осмотрительно они вошли в воду. Река вдруг перестала казаться опасной. Они побрызгались и поплыли от берега.
— Здорово и холодно. Вода просто ледяная.
— Лучше, чем на Луговом пруду. В жару там всегда такая теплая вода.
— Ты еще достаешь до дна?
— Да, а ты?
— Да. Но мы уже далековато.
— Мне не верится, что здесь опасно, разве только весной.
— Я только что порезал ногу о камень.
— Ты можешь плыть?
— Да. Я научился еще два года назад в летнем лагере.
Они купались, пока не окоченели. Выйдя из реки, они стояли на берегу, их тела были все в радужных капельках воды. Эллисон купалась без шапочки и теперь вытирала волосы полотенцем, Норман уселся на одеяло и рассматривал порез на ноге. После купания палящие лучи солнца приятно согревали холодную кожу. Эллисон села рядом с Норманом.
— Хочешь есть?
— Еще бы. Посмотрю, остудилась ли «кока».
— Да уж должна. Вода — как лед.
Они уплетали сэндвичи и, щурясь, смотрели за реку. Солнце отражалось в воде, как зеркале.
— Не знаю почему, но мне всегда приятно смотреть за реку, — сказал Норман, — и думать о том, что там Вермонт.
— Это как будто ты едешь в машине и пересекаешь границу города, — сказала Эллисон. — Минуту назад ты в Пейтон-Плейс, а в следующую — уже где-то в другом месте. Я всегда себе это говорю. Вот сейчас я в Пейтон-Плейс, а сейчас уже нет. Это так здорово, — так же, как сидеть здесь и смотреть за реку, на Вермонт.
— Еще остались сэндвичи с яйцами или только с ветчиной?
— Я взяла каждого по четыре. Можешь съесть мой, если хочешь. Я только что съела с ветчиной.
— Надо было мне взять чипсы.
— Летом они всегда такие жирные.
— Я знаю.
— Ешь огурцы.
— Не хочешь еще поплавать?
— Нет, пока не станет жарко.
— Ты выйдешь замуж, когда вырастешь?
— Нет. У меня вместо этого будут романы.
— Что делать с этой промасленной бумагой? Мы же не можем оставить ее здесь вот так.
— Кинь ее в корзину. Я выброшу на обратном пути.
— Знаешь, это не очень хорошая идея, — сказал Норман. — Я читал, что романы способствуют разложению. И потом, у людей, у которых романы, не бывает детей.
— Где ты это вычитал?
— В книжке о сексе, я ее выписал, — сказал он.
— Я никогда не читала книжек только о сексе. Как ты ее выписал?
— Увидел рекламу в журнале и выписал из Нью-Йорка. Обошлось в один доллар и девяносто восемь центов.
— Твоя мама знает об этом?
— Надеюсь, нет! Две недели я ждал, когда придет эта книжка, и каждый день ходил на почту. Мама бы убила меня, если бы ей только пришла в голову мысль, что я интересуюсь подобными вещами.
— И о чем там написано? — спросила Эллисон.
— О, там все про технику, которую должен иметь мужчина, чтобы заниматься любовью с женщиной так, чтобы ей это понравилось и она не была фригидной.
— Как это — фригидной?
— Это когда женщине не нравится заниматься любовью. В книге говорится, что таких женщин много. И из-за этого распадаются браки.
— А там говорится, что надо делать? — спросила Эллисон.
— О, конечно.
— Почитаем немного?
— Хорошо. Мне почитать, или ты хочешь?
— Ты начинай. Что-нибудь из Свинберна. Мне он больше всех нравится.
Пока Норман читал «Главнейших английских поэтов», Эллисон собрала остатки сэндвичей и перепаковала корзину, потом она перевернулась на живот и растянулась на одеяле. Норман одел черные очки и, лежа, оперевшись на локоть, еще некоторое время читал вслух. Вскоре они заснули.
Когда они проснулись, жара уже немного спала, было около четырех часов. Норман и Эллисон позевывали. Они изрядно вспотели и решили еще искупаться. Остыв в ледяной воде, они выбрались на берег и улеглись бок о бок на одеяле.
— Мне так хорошо, — сказала Эллисон, полузакрыв глаза.
— И мне тоже.
Они, расслабившись, грелись после купания на солнышке и, сощурившись, смотрели на проплывающие в голубом июльском небе облака.
— Когда-нибудь, — сказала Эллисон, — я напишу гениальную книгу и стану знаменитостью.
— А я нет. Я буду писать небольшие, тоненькие томики стихов. Не многие будут знать меня, но те, кто будут моими читателями, станут говорить, что я — юный гений.
— Мою первую статью для газеты я напишу о замке.
— Как ты можешь написать о замке, если ты ни разу там не была?
— Я что-нибудь придумаю.
— Ты не можешь придумывать материал для исторической статьи. Там должны быть факты, только факты, — сказал Норман.
— Ерунда. Ты считаешь, что исторические романы не сочиняют?
