— Я должен быть отвратительным и сказать: «Что я тебе говорил?»
— Как хочешь.
— Что я тебе говорил?
Она слегка повернула голову и укусила его.
— Ой!
— Возьми обратно!
— Хорошо! Хорошо!
— Уверен?
— О, ради святого!
— Обещаешь?
— Ты — каннибал! Да.
Она поцеловала его туда, куда укусила.
— Любишь меня?
Он приподнялся на локте и положил руку ей на горло — так, что она чувствовала свой пульс на кончиках его пальцев. Он долго смотрел ей в глаза, пока она не почувствовала, как в ней снова нарастает желание.
— Не могу смотреть на тебя, — хрипло сказал он.
— Ты ведь не только из-за секса со мной, да?
— Не знаю. Сначала надо попробовать тебя еще раз.
— Пожалуйста, это обойдется в два доллара.
— Веди себя хорошо, и я дам на чай.
— О, дорогой, — неожиданно сказала она. — Дорогой. Я больше не боюсь, — и ее голос задрожал от счастья и облегчения.
— Я знаю, — сказал он. — Я знаю.
Через несколько недель после этого Майк сделал ей предложение, и Констанс просто и прямо сказала ему: «Да», и пошла домой сообщить об этом Эллисон.
— Майк и я собираемся пожениться, Эллисон, — сказала она.
— О? — сказал ребенок, который больше не был ребенком. — Когда?
— Как можно быстрее. Может быть, в следующий уикенд.
— Почему вдруг такая спешка?
— Я люблю его, и я ждала достаточно долго, — сказала Констанс.
Констанс Росси закончила вытирать столовое серебро и убрала его. «Я потеряла Эллисон не из-за того, что вышла за Майка», — подумала она. Это было во время их долгого разговора об отце Эллисон, и Констанс проиграла. Хотя она искренне старалась честно отвечать на все вопросы дочери.
— Ты любила моего отца? — спросила Эллисон.
— Не думаю, — честно призналась Констанс. — Не так, как я люблю Майка.
— Понимаю, — сказала Эллисон. — Ты уверена, что он мой отец?
«Она ненавидит меня», — подумала Констанс и старалась быть с дочерью помягче.
— Я не ищу для себя оправданий, — сказала она. — Но то, что случилось между мной и твоим отцом, может произойти с каждым. Я была одинока. Я нуждалась в ком-то, а он был рядом.
— Он был женат?
— Да, — понизив голос, ответила Констанс. — Жена, и у него было двое детей.
— Понимаю, — сказала Эллисон, и потом Констанс поняла, что именно в этот момент Эллисон начала думать о том, чтобы уехать из Пейтон-Плейс.
Второй причиной было то, что из-за дела Элсворс Эллисон почувствовала, что в Пейтон-Плейс у нее не осталось друзей.
Констанс повесила мокрое кухонное полотенце на веревку, натянутую на террасе, и глубоко вдохнула вечерний октябрьский воздух. Она помнила, Эллисон всегда любила октябрь в Пейтон-Плейс.
«О, моя дорогая, — думала Констанс, — попробуй быть немножко мягкосердечнее. Постарайся меня простить, постарайся понять, хоть чуть-чуть. Возвращайся домой, Эллисон, тебя здесь ждут».
Констанс медленно вернулась в кухню. Она должна съездить повидать Селену Кросс. Это ужасно, но она совсем не уделяет внимания делу с тех пор, как Селена заняла место управляющего в «Трифти Корнер». Правда, Констанс можно было не волноваться, если Селена в магазине. Селена справляется с работой не хуже ее. Констанс, улыбаясь, прислушалась к свисту Майка. Конечно, это все оправдания. Ей гораздо больше хотелось провести вечер дома, чем у Селены над бухгалтерскими книгами и счетами.
— Эй, — крикнула она у лестницы в подвал. — Ты остаешься там на всю ночь?
Майк выключил пилу.
— Нет, если ты свободна и у тебя есть желание, — сказал он, и Констанс рассмеялась.
ГЛАВА III
В ту же самую октябрьскую пятницу Сет Басвелл встретил на улице Вязов Лесли Харрингтона. Они обменялись приветствиями, так как были цивилизованными людьми и родились на одной улице, в одном городе и мальчиками ходили в одну школу.
В действительности, если на минуту задуматься, криво усмехаясь, рассуждал Сет, у них с Лесли много общего.
— Вы, ребята, все еще играете в карты по пятницам? — спросил Лесли.
Сет с трудом скрыл удивление: первый раз он слышал от Лесли то, что было очень похоже на просьбу.
— Да, — ответил Сет, и после этого единственного слова наступила неловкая пауза.
Каждый ждал, когда заговорит другой, но Сет не сделал ожидаемого приглашения, а Лесли больше не спрашивал. Они разошлись, но оба думали об одном и том же. Лесли Харрингтон не играл в покер на Каштановой улице с 1939 года и, если Сет не изменит себе, больше никогда не будет.
В течение многих лет между игроками в покер существовала договоренность: если кто-то из них не мог присутствовать на еженедельной игре, он должен был позвонить и уведомить об этом Сета после ужина в вечер встречи. Вечером, четыре года назад, Лесли позвонил ему. Это было в тот вечер, когда присяжные приняли решение по делу Элсворс против Харрингтона.
— Сет, — сказал Лесли. — Целый день в суде, я просто одурел. Вычеркни меня на сегодня.
— Я вычеркну тебя, Лесли, — разозленный прошедшим днем, с болью в сердце сказал Сет. — На сегодня и на все последующие пятницы. Я больше не хочу видеть тебя в моем доме.
— Перестань, не сходи с ума, Сет, — предостерегал Лесли. — В конце концов, мы столько лет были друзьями.
— Мы не были друзьями, — отвечал Сет. — Это просто совпадение, мы родились на одной улице в одном городе. Неприятное совпадение, должен сказать, — и на этом он повесил трубку.
«Да, действительно, — рассуждал Сет, поднимаясь по ступенькам крыльца своего дома, — у нас с Лесли и правда много общего. Один город, улица, друзья. Даже когда-то одна женщина. Как это легко, как опасно легко ненавидеть человека за свои собственные недостатки».
Эта последняя мысль ослабила в Сете пружину самобичевания до такой степени, что он почувствовал привкус желчи во рту, и как только вошел в дом, сразу сделал себе такую порцию спиртного, что ею можно было отбить любой неприятный привкус. К тому времени как, опередив на несколько минут остальных, прибыл Мэтью Свейн, редактор газеты был совершенно пьян.
— Бог ты мой! — воскликнул доктор, переступая через вытянутые ноги Сета, чтобы подойти к столу, на котором стояла бутылка. — В чем причина?
— Я размышлял, мой дорогой друг, — заплетающимся языком сказал Сет. — Размышлял о том, с какой
