Продолжим тему нашей книги. В своих воспоминаниях наш посол в Англии И. М. Майский так описывал события накануне войны. В субботу 21 июня ему позвонил посол Англии в Советском Союзе Стаффорд Криппс, который был в то время на своей родине и попросил встретиться. При встрече сообщил важную новость: «У нас есть заслуживающие доверия сведения, что это (германское.— В.М.) нападение состоится завтра, 22 июня, или, в крайнем случае, 29 июня... Гитлер всегда нападает по воскресеньям... Я хотел информировать вас об этом».
После того, как они обменялись краткими репликами по поводу этой новости, Криппс прибавил: «Разумеется, если у вас начнется война, я немедленно же возвращаюсь в Москву».
После встречи Майский отправил шифровку-мол-нию в Наркомат иностранных дел. На следующий день в 8 часов утра узнал о нападении Гитлера на нашу страну. Около 11 часов по советскому радио было сообщено, что в полдень выступит с заявлением по радио нарком иностранных дел.
«Когда я узнал о предстоящем выступлении, — вспоминал Майский, — первое, что пронеслось у меня в голове, было: «Почему Молотов? Почему не Сталин? По такому случаю нужно было бы выступление главы правительства». Однако я не придал данному обстоятельству особого значения... Выступление наркома иностранных дел произвело на меня хорошее впечатление. Оно вполне соответствовало моему настроению».
Как видно и у Майского возникло чувство недоумения по поводу отсутствия Сталина на Московском радио в полдень 22 июня. Дальше события становятся не менее «интересными». Майский вспоминает: «Я с нетерпением ждал каких-либо руководящих указаний от Советского правительства и прежде всего указаний о том, готовить ли мне в Лондоне почву для заключения формального англо-советского военного союза».
Это высказывание нашего посла надо понимать так, что после начала войны с Германией ему в Лондон не было послано ни одного сообщения о его дальнейшей деятельности. Майский как честный человек, патриот, не мог оставаться безучастным к судьбе своей Родины: «Я считал, что в годину великого бедствия каждый советский гражданин должен что-то сделать для своей страны. Из моих прежних разговоров с товарищами в Москве я знал, что вопрос о втором фронте является одним из важнейших в случае нападения Германии на СССР. Я решил сделать соответственный демарш. Но с кем говорить на такую тему?... По зрелому размышлению я пришел к выводу, что, пожалуй, целесообразнее всего первый демарш сделать перед лордом Бивербруком».
Как видим, и это решение он принимает самостоятельно, без указаний из Москвы. И как долго длилось данное состояние дел? Надеюсь, читатель не забыл, что началась война с Германией и бездействие советского посла в стране, волею обстоятельств ставшей теперь союзником нашей страны, вызывает полное недоумение. И сколько же длилось это безобразие?
«Бивербрук был в то время членом военного кабинета Черчилля и как таковой имел отношение к общим вопросам стратегии и ведения войны. Вдобавок за предшествующие шесть лет у меня сложились с ним хорошие личные отношения... И я решился: на пятый день после начала германо-советской войны я отправился в Меркли (имение лорда. — В.М.) и просил Бивербрука поднять в военном кабинете вопрос об открытии второго фронта во Франции».
Проведя несложное арифметическое действие, мы узнаем, что Иван Михайлович отправился на встречу с лордом Бивербруком 27 июня 1941 года, что также подтверждается его телеграммой на Родину от 30 июня: «В частности, по поводу мыслей Бивербрука, которые он мне высказал 27 июня...». Таким образом, получается, что его «зрелые размышления» по поводу своих решительных действий удивительным образом совпали с возможным отсутствием Сталина в Кремле и закончились как раз с предполагаемым возвращением Сталина к активной работе.
Но может быть, это случайное совпадение? В жизни всякое бывает, но, смотрите, как после этого зашевелился Вячеслав Михайлович Молотов.
«О своем разговоре с Бивербруком,— вспоминает Майский, — я немедленно телеграфировал в Москву. Никаких возражений против моей инициативы не последовало. Напротив, нарком иностранных дел вызвал к себе Криппса и, ссылаясь на сочувственное отношение Бивербрука к идее второго фронта, просил британского посла поставить этот вопрос перед британским правительством».
Чем же занимался наш нарком иностранных дел эти пять дней, если не удосужился послать Майскому хотя бы одну телеграмму? А ведь тот очень тяготился своим неведением относительно дел на Родине.
И тут автору могут возразить товарищи из министерства иностранных дел, подготовившие и издавшие в 1983 году документы и материалы в двух томах «Советско-Английские отношения во время Великой Отечественной войны 1941-1945», где в 1-м томе под номером 3 приведена телеграмма наркома иностранных дел СССР послу СССР в Великобритании:
«22 июня 1941 г.
Если заявление Криппса о присылке военной миссии и экономических экспертов действительно отражает позицию Британского правительства, Советское правительство не возражает, чтобы эти две группы английских представителей были присланы в Москву. Понятно, что Советское правительство не захочет принять помощь Англии без компенсации и оно в свою очередь готово будет оказывать помощь Англии.
Так что же, Майский вводит нас в заблуждение, утверждая что не получал никаких указаний из Москвы? И кто же прав?
Давайте-ка сначала разберемся вот с каким вопросом. Посол Майский послал на Родину срочное сообщение, основанное на информации Криппса, о том, что на 22 июня ожидается нападение на СССР. Почему же это сообщение не включили в данный сборник документов? Это ведь не какое-то рядовое сообщение, а сверхважное. Да ради таких сообщений порой и находятся послы в сопредельных государствах, чтобы первыми ударить в набат и предупредить свою отчизну о планах врага. А здесь, посол Майский шлет экстренную телеграмму о сроках нападения,— кстати, сведения оказались на удивление, достоверными,— и решение не включить такую телеграмму в сборник представляется необоснованным.
Разумеется, всегда можно сделать отговорку, сославшись, дескать, на то, что приведенные в сборнике документы начинаются с 22 июня, начала войны, а послание Майского, о котором мы ведем речь, относится как бы к довоенному времени. Пусть будет так, но Майский 22 июня посылает еще одну телеграмму. Так вот любителям русского языка и литературы автор предлагает поломать голову над вопросом: «Является ли телеграмма Молотова, приведенная выше, ответом на телеграмму Майского от 22 июня?».
Приводить телеграмму Майского (док. № 2) полностью автор не решился из-за ее большого объема, но ключевые предложения раскрывающие суть данного сообщения приведены:
«1. Сегодня в 8 час. 30 мин. утра секретарь Идена позвонил в посольство и просил меня быть у Идена (министр иностранных дел Англии. — В.М.)... В 12 час. я был у Идена. Он начал с расспросов о содержании речи Молотова. Я его подробно информировал. Далее он заявил, что только сегодня утром беседовал с Черчиллем и на основании этой беседы считает нужным заявить, что объявление Германией войны Советскому Союзу ни в какой мере не меняет политику Англии, что ее действия в борьбе с Германией сейчас не только не ослабевают, но, наоборот, усилятся... Далее Британское правительство готово оказать нам содействие во всем, в чем оно может, и просит лишь указать, что именно нам нужно. В частности, военная и экономическая миссии, о которых мне вчера говорил Криппс, могут вылететь в любой момент, если мы того пожелаем. Иден просил меня выяснить также, не нужна ли нам какая-либо помощь в морских делах?.. Вообще, подчеркивал Иден, нам нужно только сообщить, что мы хотим, а Британское правительство постарается, поскольку это в его силах, исполнить всякое наше желание. Я ответил, что по понятным причинам не могу сейчас дать ответ на вопросы Идена, но обещал снестись с Советским правительством и после этого вновь его повидать. Жду от Вас по этому поводу указаний.
