привлекло, и так сбылось злое пророчество.
Он усмехнулся, и в свете тлеющих угольков костра его продолговатое лицо и темные, коротко стриженные волосы внезапно показались принцу хорошо знакомыми. Лесоруб прищурился и мягко сказал, будто декламируя:
— Она погрузилась в глубокий сон. И король, и королева, которые только что пришли домой, тоже уснули. Уснули лошади в конюшне, собаки во дворе, голуби на крыше, мухи на стенах. Даже огонь в очаге перестал гореть и тоже уснул. И все застыло в безмолвном сне, а вокруг дворца начала расти колючая изгородь…
Он прервал рассказ с улыбкой, кивнув покрытой шрамами, смутно знакомой головой. Но все эти красочные подробности породили у принца ощущение, что каждый из них говорит о своем.
— Извини, — сказал он, ставя пустую пивную кружку на камень, — но дворец не такой. Там нет ни короля, ни королевы. Только принцесса. Даже колючей изгороди нет.
— Тогда ты слышал эту историю в другом изложении. В каждой части земли свое переложение, я полагаю.
— Ты думаешь, это сказка?
Добрые глаза лесоруба расширились от удивления и тревоги, будто он кого-то обидел. Он показал ладони обеих рук.
— Прости. Я всего лишь лесоруб. Вот моя делянка, а о том, что за ее пределами, я ничего не знаю.
— Ты действительно думал, что рассказывал мне сказку?
— Так я слышал. Так мне рассказали. Но я готов исправиться. Пожалуйста, пойми правильно мой рассказ.
— Нет, это ты меня прости, — возразил принц, не желая казаться грубым после такого гостеприимства. Он слушал бульканье горшка на огне, где варились оленьи рога для клея, но когда взгляд его упал на тлеющие угольки, все, о чем он мог думать, это о том, что сбился с пути. А затем до него начало доходить.
Он не просто воспользовался другим маршрутом, чтобы добраться сюда, но и ушел в сторону во времени, так что, что бы ни случилось во дворце, здесь это было лишь отдаленной легендой. Вновь перед его мысленным взором мелькнули черты матери.
— Как твое имя? — спросил принц, уже зная ответ.
— Фридрих.
Принц невольно кивнул.
— И в твоей истории, — заикаясь, спросил он, — как все закончилось? Принцесса проснулась? Все вернулось к жизни?
С минуту тот, казалось, не хотел отвечать.
— Когда срок чар истек, пришел королевский сын. Он поцеловал ее, она проснулась, и все ожило.
— И они поженились?
— Да, они поженились.
— А злая фея?
— Не понял.
— Что стало с той женщиной, которая создала все несчастья? Ее наказали?
— Этим наша история заканчивается. Пробуждением и свадьбой.
Принц, упираясь бородатым подбородком в колено, покрутил в руках веточку и бросил на раскаленную головню.
— Если бы это была не просто сказка, — спросил он тихо, —
Лесоруб засмеялся.
— Я рублю деревья. Только королевские сыновья пытались пробраться сквозь ограду из колючек. И потом, не принц ее разбудил, а некто, появившийся в нужное время. — Он поднялся на ноги. — Мне завтра рано подниматься. Я покажу тебе, где кровать. Не слишком изысканная — обычно я там сплю, — но добро пожаловать. Можешь оставаться здесь, сколько пожелаешь.
— Ты очень добр. — Принц тоже поднялся. — Но думаю, я продолжу путь. Я достаточно дал отдохнуть коню и слишком уклонился от дорог, по которым должен был ехать. Спасибо. Большое тебе спасибо.
В этот момент до него донесся отдаленный нарастающий звук, сопровождаемый звоном и механическим свистом, который словно вырывался из-под земли, слегка задрожавшей под ногами.
— Что это? — спросил он, когда звук начал замирать.
— Всего лишь локомотив. Везет скотину в Карлсруэ. Я уже нахожу этот звук бодрящим. И железная дорога облегчает мне работу: я перевожу бревна на телеге только до станции. Оттуда их доставляют в Ганновер и Вюртемберг.
Принц не имел ни малейшего представления, о чем тот говорил. Названия ничего для него не значили; эти места не фигурировали ни в одном из знакомых ему миров. Но полный новой решимости, он не хотел больше терять время.
— Ты не укажешь мне обратный путь к дороге? — спросил он, изучая лицо Фридриха с отметинами зубов в сумраке, который, казалось, въедался в него все глубже.
Лесоруб не отвечал. В быстро спускающейся тьме он поднял правую руку, выглядевшую бесплотной в темно-коричневом рукаве, и указал прямо вперед, мимо того места, где стояла привязанная лошадь мажордома. Принц повернулся, взобрался в великолепное седло и в просвете меж деревьев увидел огни другого домика. Ни просвета, ни дома не было видно, когда он прибыл сюда.
— Еще раз спасибо, — повторил он, пока лошадь ждала, куда он ее направит. Но лесоруб ничего не ответил. Принц знал, что сам пересек границу, возможно, отделявшую его родину от земли, которую он всегда считал родиной матери. Ему был предоставлен случай избежать того, что могло ждать его во дворце, но он решил отринуть это случай.
Он направил коня к освещенным окнам, а вскоре прискакал к маленькому озеру и на его берегу узнал домик трех прядильщиц. Теперь он скакал по тропинке, которую хорошо помнил и которая вела ко дворцу.
Глава семнадцатая
Это было похоже на верховую езду. Гримм ощущал нарушения ритма. Он представлял, что скачет по прямой проселочной дороге на такой надежной лошади, что может позволить себе рассматривать пролетающий пейзаж, хотя, как у всадника создается полное впечатление лишь в конце или середине дороги, так и ближайшая деталь терялась для него — терялось буквально все вокруг, кроме ощутимой тревоги.
Он горячо желал, чтобы возница не увидел, как он свалился с сиденья. Через минуту-две он бы, несомненно, поднялся, и никто бы ничего не узнал. (Никто же не видел, как он упал.) Он мгновенно потерял сознание. Но как только к нему подбежали, эта странная фантазия о скачке начала преследовать его, и так продолжалось какое-то время.
Все, что оказалось рядом, было нематериально, хотя он знал, что находится на оживленной улице с деревянными домами, а затем понял, что его медленно ведут лестницей, по которой он раньше столько раз
