Последняя сказка братьев Гримм

Мы ткем, мы ткем… звучало в ритме стука копыт по долине. Скоро, сказал он сам себе. Скоро я буду дома.

Глава восемнадцатая

На пути к скале, на которой стоял дворец, принц заметил много изменений. Там, где раньше он видел лишь отдельные заброшенные постройки, сейчас стояли благополучные деревушки, вдоль узких долин простирались ленточки красивых домиков, тянущиеся от работающих шахт. Где раньше он видел, что на рассвете лишь потягиваются и зевают, теперь кипела работа. И вместо одинокого угольщика или разносчика, встречавшегося прежде на его пути, теперь он обнаруживал дюжину процветающих семей.

Разве в каждом месте не свое собственное время? Он не мог сказать, сколько лет прошло с момента, как он ушел. И лишь надеялся, что никто больше не посягнул на его принцессу. Все, о чем он молился, было, чтобы когда она наконец откроет глаза, она его узнала и приняла. Ему не приходило в голову, особенно при виде столь деятельных людей, что она может еще спать.

Приближаясь к подножию утеса, он миновал несколько групп солдат в синих мундирах, которые палили из ружей по мишеням. Но ни один человек в форме не остановил его, пока он не подъехал к началу извилистой дорожки, где перед пыльным плацем, в сторожке, теперь располагался караульный пост.

Он подъехал, спешился и оглянулся в поисках офицера, которому надо было представиться. Казалось невероятным, что ему удастся дойти прямо до самых ступенек в начале дорожки, но он все шел, пока сзади его не окликнул знакомый голос:

— Ты вернулся! Я не ожидал снова тебя увидеть!

Он обернулся и увидел мажордома, который хоть и выглядел еще более дряхлым, чем прежде, но голос его был ровным, а улыбка иронической.

— Не хочешь ли ты сказать, что надеялся меня не увидеть? — спросил принц. — Иначе зачем тебе было оставлять мне лошадь и указывать ей дорогу?

— Как можно указать дорогу лошади? Лошадь подчиняется всаднику. Если она отвезла тебя домой, значит, ты этого хотел. Если вы петляли в пути, то лишь из-за твоих собственных сомнений.

Он улыбнулся.

— То, что я здесь, должно говорить само за себя.

Старик сделал знак, что им нужно вместе подняться по ступенькам. Караульные пропустили их, выпрямившись по стойке «смирно». Пока они поднимались под лучами жаркого полуденного солнца, мажордом продолжал говорить, не делая пауз, чтобы перевести дух.

— Многое так изменилось с тех пор, когда ты был тут последний раз, и ты, несомненно, это заметил.

— Меня интересует только принцесса. Ты поручишься за меня перед ней? Ты знаешь, что я пришел первым. Были здесь с тех пор другие кавалеры?

— Вскоре ты получишь ответы на эти вопросы. Хотя тебе следует знать, что Розовое королевство находится под угрозой вторжения. Уже ведутся приготовления к оборонительной войне.

— Но почему это должно иметь значение для меня?

— Если тебя интересует принцесса — которая по закону сейчас глава государства, — дела этого государства должны иметь для тебя значение. Император, войско которого собирается на восточной границе, намеревается не только захватить королевство, но и править им в качестве супруга принцессы. Тебе придется сражаться за то, к чему ты стремишься.

— Ты меня раньше недооценивал, — сказал принц, смеясь. — Если нужно, я буду сражаться — и одержу победу.

Показались верхние ступеньки, и они пошли по террасе, ведшей к дворцу. С каждым шагом он чувствовал все больше решимости стать таким, каким его хотела видеть мать, ради чего и отправила из дома. Оставался единственный вопрос: успеет ли он жениться на принцессе, прежде чем уйдет воевать? Ведь их свадьба должна завершиться двойной коронацией. Ты принц, и ты можешь быть королем. Новый Розовый Король.

Он замедлил шаг, пропуская мажордома, и тот сделал ему знак, когда они достигли внутреннего двора. Даже на расстоянии двадцати шагов танцующие фонтаны приветствовали их приятными прохладными брызгами. Старик не показал дорогу, а продолжал сопровождать его мимо старой башни с чердаком в уединенный сад. Идя по песчаным дорожкам, они миновали овощные грядки и подошли к коротко подстриженной лужайке, окруженной кустами аканфа и рододендрона.

Выше впереди стоял белый садовый домик, из тех, в каких зимой запекают на раскаленной плите картошку и яблоки. Перед домом спокойно играли двое детей в легких летних кофточках и босиком. Волосы у одного были светлые, а у другого — смоляного цвета, но они явно были близнецами примерно двух лет от роду. Когда они прыгали или садились на корточки, самое незначительное движение, совершаемое одним, отражалось на другом. Принц обратил внимание не столько на детей, сколько на необычное пугало, вокруг которого они танцевали.

Он видел его только сзади: хорошо скроенный камзол, наброшенный на деревянную крестовину и увенчанный белым париком с черной лентой на затылке. Меч в ножнах болтался на перевязи где-то посередине крестовины и спускался ниже края сюртука. Он узнал каждую вещь. Когда-то все они принадлежали ему.

По мере того как он спускался по тропинке, ему стало видно фигуру в профиль. В камзол была напихана вязанка соломы, парик сидел на том, что выглядело, как восковая маска с лица, напоминавшего его собственное. Дети играли в догонялки, не столько вокруг фигуры, сколько с ней самой, крича что-то друг другу и ей, и обращаясь к ней «папа».

Остановившись, он нахмурился, а мажордом заговорил, словно читая его мысли:

— Да, это твои дети. Они — это все, что ты оставил их матери, когда ушел: они, камзол, парик и меч.

— Я очень скоро вернулся, — выдохнул принц, в изумлении уставившись на них. — Я ничего не понимаю. Как я мог знать, что она проснется и родит?

— Она еще не проснулась. Сначала родились дети, а она все еще спит…

— Но почему, если все вокруг нее вернулось к жизни?

— Потому что отравленная щепа веретена еще была у нее в пальце. Но пытаясь получить от нее еду, один из детей ртом ухватил ее большой палец, вытащил щепу и таким образом освободил ее от чар.

Принц смотрел так пристально, будто сам был заколдован. Я горжусь тобой. Очень горжусь. И верю, что ты будешь так же гордиться своими детьми.

— Лицо, которое они нарисовали чучелу, — оно как мое.

— Оно твое. У принцессы был слепок, сделанный с отпечатка, который остался на льне на чердаке.

С него сделали несколько масок. Как только одна начинала трескаться, она тут же просила сделать другую. Мне не нужно ручаться за тебя. Она знает твое лицо так же хорошо, как свое собственное.

— И она любит его?

— Почему бы тебе самому не спросить ее?

Мажордом указал на кресло с высокой спинкой, стоявшее возле садового домика. Там в тени сидела с шитьем молодая женщина с распущенными золотистыми волосами. Она была так занята, что не заметила, как они пришли.

— Я женюсь на ней, — заявил он старику, который уже начал потихоньку пятиться. — Пожалуйста, приготовь карету, чтобы послать ее в город, где живет моя мать. Ее нужно привезти на свадьбу.

— Как скажешь.

Перед тем как удалиться, он поджал губы, наклонил голову и щелкнул каблуками. Дворец всегда был за пределами моей досягаемости, сказал он однажды. Он играл здесь ту же роль, которую — он сказал это при первой встрече — играли до него его отец и дед. В душе он, должно быть, тоже