посредника. Он бы серьезно нарушил обычай, обратившись к своим подданным без предварительного представления.
Пока солдат что-то говорил, селяне обменивались тихими короткими фразами и бросали на Рафаэля подозрительные взгляды.
Барретт ерзал в седле.
Он совершенно не хотел отправляться в это путешествие, о чем сразу же предупредил принца, и не переставал ворчать все время с тех пор, как они выехали за ворота замка. Не глядя на Рафаэля, он пробурчал:
— Ну вот, ваше высочество. Вот ваши верные подданные.
Рафаэль ответил ему печальной усмешкой. Солдаты за его спиной продолжали держать строй, однако он не мог не чувствовать их беспокойства. Мальчики, привыкшие к относительной безопасности в замке, они ведь не видели настоящей драки. Ну, стояли на своих постах. Ну, тренировались на шпагах. Это все. Барретт — не Барретт, а если что случится, от них не будет никакого толка.
Переговоры продолжались уже в повышенных тонах. Наконец солдат возвратился и сказал, обращаясь почему-то к Барретту, а не к Рафаэлю:
— Они боятся нас, сэр. И они голодные.
Рафаэль ответил раньше, чем Барретт нашел нужные слова.
— Скажите им, что мы поделимся с ними нашими запасами.
Его слова возмутили солдат, однако Рафаэль успокоил их одним взглядом. Заметив бледного злого Люсиана, он насмешливо приветствовал его, прежде чем опять повернулся к Барретту.
К своей радости он увидел одобрение в глазах друга. Барретт наклонил голову, потом привстал в стременах и поехал к повозке с провизией.
Горох, картошка, репа, мука перекочевали вперед и были переданы селянам, которые быстро поделили их между собой и торопливо понесли в свои хижины.
Тем временем Барретт приказал своим людям устраиваться на привал на ближайшем лугу, и, пока солнце еще освещало своими лучами темневшее на глазах море, солдаты разожгли костры и поставили палатки.
— Можно спросить, чего ты хотел добиться? — не удержался Барретт от вопроса, едва убедился, что его солдаты устроились возле костров и занялись едой, болтовней и игрой в кости.
Они сидели на земле, получив на ужин вареную репу и черствый хлеб.
— То, что ты дал этим несчастным, не поможет им забыть о семи столетиях притеснений и несправедливостей. Ты это понимаешь?
Рафаэль отставил тарелку.
— Я хотел только одного, — мрачно ответил он. Я хотел, чтобы у них хотя бы пару дней не урчало в животах от голода.
Барретт потянулся за вторым куском хлеба, и огонь осветил его лицо.
— Мне кажется, ты опоздал на несколько столетий. — Он повернулся к своему другу. — Ты опоздал. Сейчас уже ничего нельзя изменить в Бавии. Даже если ты погибнешь здесь.
Рафаэль вспомнил Анни Треваррен, и у него заныло сердце. С самого утра, когда они разговаривали на балконе, она почти не покидала его мыслей. Он не мог забыть, с какой храбростью она ответила на его вызов, и даже не отвела от него своих прекрасных глаз.
Рафаэль никак не мог прийти в себя с того мгновения.
— Я не хочу умирать, — сказал он наконец Барретту, — хотя я знаю, что ты именно так думаешь.
— Именно так думаю, — хмуро проговорил Барретт, взяв палку и помешивая ею угли. — Ты хочешь принести себя в жертву, чтобы заплатить за грехи отцов. Тоже мне, жертвенный барашек. Если бы не так, ты бы давно запер свой замок, да и дворец тоже, и уехал бы куда-нибудь подальше от Бавии. Господи, у тебя хватит денег, чтобы начать новую жизнь. Или ты их тоже собираешься отдать?
Рафаэль горько усмехнулся. У него и вправду был свой капитал. То, что осталось от приданого его бабки, кстати, удачно вложенного… Но Бавия — его дом. Несмотря на все грехи его предков, а их был предостаточно, он любил маленькую прекрасную страну, расположившуюся между Францией и Испанией на берегу сверкающего, как бриллиант, Средиземного моря.
Он обожал рыбачьи деревушки, средневековые церкви, разбитые дороги, построенные еще римлянами, замки и дома. Но больше всего он любил народ Бавии, простых трудолюбивых людей с возвышенными душами.
А они ненавидели его.
— Это мой дом, — сказал он после долгого молчания.
Барретт уселся поудобнее и облокотился на седло.
— Дом — это необязательно страна или замок, Рафаэль, — проговорил он. — Иногда это — человек.
Необычные слова Барретта, не очень-то увлекавшегося поэзией, встревожили Рафаэля. Он даже чуть не спросил, не вспомнил ли он о своем дурацком увлечении Федрой, но промолчал. Барретт не идиот. Он видит, что приготовления к свадьбе идут вовсю, да и Чандлера Хэзлетта он не мог не встретить. Наверняка он взял себя в руки и уже давно крутит роман с какой-нибудь горничной или дочкой торговца.
— Кто-нибудь вроде Анни Треваррен, — сказал Барретт и взял в руки металлическую кружку с кофе, от которой шел малоприятный запах.
Рафаэль удивился, хотя мог бы, наверное, и не удивляться. После того, как он и Анни побывали вместе в уединенном домике на берегу, слухи распространились стремительно, впрочем, не кто иной, как Барретт, и нашел их там.
— Что ты хочешь сказать? — прикидываясь безразличным, переспросил Рафаэль и, взяв свою кружку, стал смотреть на огонь.
Он отхлебнул кофе и выплюнул его прежде, чем Барретт успел ответить.
Телохранитель рассмеялся, но в его смехе не было веселья.
— Мы старые друзья, — сказал Барретт после недолгого молчания. — Но есть вещи, о которых даже мы не говорим.
— О да, — мрачно подтвердил Рафаэль. — Есть.
— Однако очаровательная мисс Треваррен — другое дело, — позволил себе заметить Барретт. — Иногда мне кажется, что она не смертная женщина, а ангел, явившийся с небес, чтобы вытащить тебя из этих Богом забытых мест.
Рафаэль тихо застонал.
— Анни? Ангел? Ты забыл, Барретт, как она чуть не убилась по собственной глупости всего несколько дней назад? — Чем больше он вдумывался в слова Барретта, тем более нелепыми они ему казались. — Ангел, — пробурчал он, вспомнив, как она откровенно соблазняла его, и не один раз, а потом сделала вид, будто хочет ему помочь, а сама толкнула его в фонтан во дворе замка Сент-Джеймс. — Скорее уж дьявол, — не удержался он.
Барретт хмыкнул.
— Или замечательное соединение обоих, — вслух подумал он и потер себе подбородок. Его лицо было в тени, когда он повернулся к Рафаэлю. — Не будь дураком, — сказал он, и по его голосу Рафаэль понял, что он говорил совершенно серьезно. — Анни красива и умна, и она тебя любит. Увези ее во Францию или в Америку… Господи, Рафаэль, увези ее куда хочешь, но подальше отсюда! Женись на ней, и пусть она нарожает тебе целый дом детишек…
— Нет! — отрезал Рафаэль, глядя в черное небо, покрытое серебристыми звездами, однако он знал, что ему не скоро удастся забыть слова друга.
Выругавшись с неожиданным остервенением, Барретт вскочил на ноги.
— Пойду к своим людям, ваше высочество, — с убийственной вежливостью проговорил он. — Отдыхайте. Утром мы продолжим наше дурацкое и бесполезное путешествие.
Ни от кого на свете Рафаэль не снес бы такой наглости, но Барретт был его ближайшим другом, к тому же он понимал его чувства, поэтому ничего не сказал в ответ. Разложив постель, Рафаэль пошел проверить своего коня, наравне с остальными щипавшего траву на участке, огороженном веревкой, которую солдаты
