- Я знаю, о чем ты думаешь. Но ты не в ответе за всех. Как и не вправе решать, кто страшен, а кто не очень.
Ветер молчал. Для двух дней уроков судьбы уже многовато. Надо погодить.
Но Серый не желал давать передышку.
- Но это ведь не значит, что теперь ты и шагу не ступишь до конца своей жизни? Как ни взвешивай, как ни старайся, всех последствий не могут предвидеть даже Драконы.
С огромным трудом Ветер опять взглянул в глаза, которых старательно избегал.
- Это приправа к тому, что ты сейчас собираешься мне предложить?
- Это слова Дракона. Сказанные совсем не к месту, я спрашивал об ином, но он сказал именно это. И еще, что я до конца пойму их, когда придет время. И вот теперь… я понимаю. Глядя на твои страдания. Нельзя всех осчастливить, предоставляя их полностью своей воле. Но можно многим помочь. Научить. Направить.
- И кто направит? Ты?
- Ведь кто-то же должен, - невозмутимо отозвался Серый. - Ты же не сомневаешься в моих возможностях?
Ветер не ответил. Он даже закрыл глаза, чтобы избавиться от обличья собеседника и его всепроникающих глаз. Но сердцем он чувствовал Жемчужину, не собственную, что давно стала частью его крови, а ослепительно голубую. С прохладой снаружи и жгучим огнем внутри. Пока не станешь ее частью, невозможно представить, каким мучительным может быть этот огонь… каким всесокрушающим. И тянет ко всем свои щупальца, точно двар…
Он с усилием открыл глаза, пока не опалило.
- А не сдается ли тебе, что дар и проклятие - почти одно и то же? - неожиданно спросил Серый.
Вместо ответа Ветер потряс головой, силясь избавиться от наваждения.
- Что ты хочешь от меня?
- Когда-то я спросил Дракона: по нраву ли ему то, что случилось со Святилищами и их служителями. По нраву ли, что Детьми Нимоа сейчас лишь пугают. Что древняя мудрость забыта, смысл древних писаний утрачен, и почти ни в ком не осталось ни страха, ни веры. По нраву ли тот народ, что хранят они по воле Нимоа.
- Что ты хочешь от меня?
- Я хочу, чтобы ты вернул людям Драконов. Настоящих. Возродил их мудрость и силу. По всему свету.
- Как? - растерялся Ветер. - Всю жизнь я только и делал, что рассказывал о Драконах! И что вышло…
- Ты был один. Что может одиночка? Если не на что опереться.
- И ты предлагаешь мне опору? Своих людей, что пойдут за мной шаг в шаг? И будут исправлять все промахи, совершенные по недомыслию, - усмехнулся стихотворец.
- Ни к чему твои насмешки, я серьезен сейчас. Вдвоем мы сможем многое. Выслушай меня, и в том убедишься.
Он вновь взял кубок, и Ветер невольно потянулся за своим - во рту пересохло. Бесконечно длинный день. Бесконечно, как никто другой, измотавший его собеседник. Не тем, что сулил и стращал, как другие, а тем, что видел, знал, понимал и даже по-своему сочувствовал, и невозможно было от того отмахнуться.
'Слезы Нимоа' мягко согрели горло, потом нутро. Хорошее вино, но не лучше, чем он пробовал когда- то… Незаметно Ветер осушил кубок почти до дна и тут понял, что такое настоящие 'Слезы'. Внутри стало легко, спокойно, светло, так что плакать хотелось от счастья. Он осторожно поставил хрупкое творение неизвестного стеклодува, усилием воли подавил неуместный порыв.
- Да, и этот секрет утерян, как и многое другое, - с сожалением сказал хозяин. - Ты когда-нибудь задумывался, какую силу имеешь?
Ветер, еще борясь с непрошенными слезами, только дернул плечами.
- Вижу, что не понимаешь. Ты привык. Как к собственной коже.
Серый наклонился, отыскал свиток в груде у своих ног, вытряс из футляра. Швырнул Ветру.
- Читай.
Ветер немало пробежал глазами, прежде чем понял, что это переизложение его 'Жемчужины'. Легкое, красочное, можно даже сказать безупречное.
- Красиво, - поднял он глаза, ожидая, что все вот-вот разъяснится.
- И это все, что ты можешь сказать?
- Я ведь знаю, чем закончится история, - терпеливо ответил Ветер, не подозревая, куда клонит Серый. - Но написано прекрасно. Сразу виден талант, к тому же редкий. Похоже… на Тускана Тэра из Одорно. Я никогда с ним не встречался. Читать не раз случалось… да и слышать, через актеров. Его сейчас любят.
- Да, это он и есть. И его действительно любят. Сейчас блистает при Витамском дворе. Хорошо… Теперь это, - он перекинул Ветру еще один свиток.
Опять то же. Другое начало, но предмет тот же самый. Написано, пожалуй, даже лучше. Слова переливались, история ткалась, завораживала.
- Это даже лучше, чем получилось у Тэра. Ты собираешь переизложения 'Жемчужины'? - удивился Ветер. - Что за надобность? Для тебя она сделала все, что могла.
- Не только 'Жемчужины'. И уже не собираю. Я заказал их в свое время. Разным стихотворцам. Вот этот пока еще не прогремел, как Тускан Тэр, по праву прозванный Сладчайшим, но и его тоже, вероятно, ждет большое будущее. Если повезет. Вот еще, - подкинул он, - взгляни.
Ветер пробежал почти четверть свитка, пока оторвался. Чужая рука переписчика, к тому же полуграмотного, но слова его собственные. Давние стихи, он давно уже так не рассказывал 'Жемчужину', но несомненно, это его стихи. Его слова, его образы. Вот старик-служитель, Сид, страшно похожий на Ветра, только получше по тем временам одетый. Как будто все это было вчера.
Он молча ожидал продолжения.
- Живые стихи. Твои.
- А в тех свитках?..
- Прославленный стихотворец не видит разницы?
- Быть может, не стоило заниматься переизложением чужого? Стихи творятся от сердца.
- Быть может. Но над 'Жемчужиной' не потрудился только самый ленивый из стихотворцев. Потому так любопытно сравнивать.
- Что ты хочешь сказать?
- Я думаю, со времен великого Стэвира ты наиболее известный и наиболее преследуемый стихотворец. Немало найдется тех, кто готов Вольного Ветра в пыль стереть. И еще гораздо больше тех, кто стремится добиться его пристального внимания - и тем снискать себе славу и бессмертие. Хотя бы в стихах.
Он дал Ветру время подумать.
- И что же? - не выдержал тот.
- Не первый год я в поисках. Мне нужен человек, который мог бы поспособствовать осуществлению моего замысла. Наилучшим образом… - Он встал, прошелся немного, прежде чем продолжить. - Для подробного изложения время еще будет. Скажу лишь, что искал я нечто особенное - ошибка может стоить многого. И знаешь, что любопытно? Даже темные крестьяне из глуши, забытой всеми ветрами, спустя год или два после встречи с тобою ясно и живо вспоминают сказки Вольного Ветра. Точно слышали их вчера. Конечно же, не стихи так легко оседают в их памяти, а порожденные тобою образы, точно люди сами зрели происшедшее. Как будто сами там побывали! Да еще и другим рассказывать берутся, громоздя сверх того целую груду собственных домыслов! Что же говорить о людях книжных, о торговцах? Мои слуги нашли не одного и не двух, безраздельно уверенных, что знают подлинные истории лучше самого стихотворца. Убежденных, что воочию зрели выдуманных тобой героев.
Он помолчал немного, прохаживаясь перед камином и давая время Ветру поразмыслить над сказанным. Наконец остановился, пристально воззрился на гостя.
- Твой секрет не в том, как ты сплетаешь слова воедино. Дело в том, кто их сплетает. И даже в свитках
