— Бен, мы едва знакомы. Любовь — это чувство, которому нужно время.
— Откуда ты знаешь, если ты никогда не влюблялась? — спросил он. — Хотя, кто бы говорил. Я ведь тоже никогда никого не любил.
Мередит привстала и, скрестив ноги под примерзающей к ступенькам попой, села на пятки. Она так долго сидела на ледяном бетоне, что у нее уйдет несколько часов на то, чтобы отогреть пятую точку.
— Понятия не имею, — покачала она головой. — Но так говорят. Чтобы полюбить, нужно время, — повторила Мередит. — Хотя я всегда считала, что у меня все будет внезапно. Однако все уверяют меня, что то, что возникает быстро, — это всего лишь влечение, а не любовь. Оно проходит.
— «Кто полюбил, не с первого ли взгляда?» — процитировал Бен.
— Откуда ты знаешь? И почему ты это сказал? Я произнесла эту фразу, когда впервые увидела тебя. Через окно автобуса. Мы изучаем Шекспира в школе.[12]
— Мама заставила меня это прочитать и выучить.
— Нам тоже приходится это делать. Но я думаю, что это развивает мозг. Хотя я ни за что не смогла бы выучить длинное стихотворение, а потом рассказать его перед всем классом. Поэтому я выбрала совсем короткое.
Бен откинулся назад и оперся на локти.
— Какое стихотворение ты выбрала?
— «Снежным вечером в лесу» Роберта Фроста.[13] «И много миль, пока усну. И много миль, пока усну…» Когда я это говорю, мне кажется, я рассказываю свой сон.
— Да просто это очень легкое стихотворение, — поддразнил ее Бен.
— Оно мне очень нравится! А что нравится тебе, умник?
— «Тогда лишь при лунном свете. Меня жди при лунном свете. Вернусь я при лунном свете, хотя бы разверзся ад».[14]
— Что это?
— Сама найди, — ответил Бен, пальцем опуская воротник своей кожаной куртки и наклоняясь, чтобы поцеловать Мередит в нос.
Он не прикоснулся к ней, но она снова почувствовала исходящий от него жар и странное золотистое ощущение того, что ее любят и желают. Неуклюжие поцелуи Уилла и Дэйна не шли ни в какое сравнение с этими новыми чувствами. Не коснувшись ее и пальцем, Бен превратил Мерри в прекрасную желанную женщину.
— Тебе ничего не грозит? Хочешь, я посижу здесь и понаблюдаю за домом?
— Не волнуйся, все хорошо, — глубоко вздохнув, ответила Мерри. — Спасибо за беспокойство. Надеюсь, мы еще увидимся.
— Можешь в этом не сомневаться, — заявил Бен, сбегая с крыльца. — Я похитил у тебя перчатку. Она лежала на ступеньках! Должно быть, ты ее обронила, когда заходила в дом.
— Отдай! — шутливо воскликнула Мерри.
— Она пахнет тобой, — ответил он и бросился бежать по улице.
Мередит ничего не оставалось, кроме как вернуться в дом и задуматься.
Внезапно у нее закружилась голова. Она остановилась перед дверью, и ее последней мыслью было:
— Мерри, ты собираешься входить? — спросил Адам. — Мышка, с тобой все в порядке?
Это обращение он использовал только в тех случаях, когда бывал особенно нежен или испуган. Мерри решила, что сейчас это и то, и другое.
— Все хорошо, Муравей Адам. Я вышла, чтобы подышать воздухом. Я учусь э-э… медитировать. Поэтому стараюсь молчать.
— Похоже, ты действительно научилась впадать в транс. И очень долго дышала воздухом. Я слышал, как ты с кем-то разговаривала прямо под моим окном.
Адам любил, чтобы у него в комнате было холодно, и всегда держал окно приоткрытым. Перед тем как лечь спать, Кэмпбелл всегда заходила к нему и закрывала окно, но сейчас ее дома не было. Мерри и не подумала, что он может открыть окно и подслушать разговор.
— Мне сейчас не очень-то нравится оставаться дома одному, — вдруг заявил Адам.
Для двенадцатилетнего подростка это было серьезное признание. Мерри поняла, что он и в самом деле не на шутку перепугался.
— Сейчас утро, — напомнила она ему. — И твои сестрички обе дома.
— Мэллори спит как убитая. И время года жутковатое.
— Зима? — не поверила своим ушам Мередит.
Адам всегда любил зиму — лыжи, Рождество, снег…
— Когда мы ночью остались одни, я слышал доносящиеся с улицы звуки, — сообщил Адам сестре. — Поняла? Жутко так было! Я слышал… опоссумов и летучих мышей, и прочую фигню. И голоса. После того как ушла Луна. Жуткие голоса.
— А бизонов там не было? — вслух поддразнила его Мерри.
Про себя она взмолилась:
— Смейся, смейся, Мередит. Ты ведь у нас смелая. Никогда ничего не боишься. И не вскакиваешь с воплями посреди ночи.
— Один раз в жизни было, — ответила Мерри, вспомнив сон, который приснился ей в прошлом году.
— Мерри, не обижайся, но это лажа! — рассердился Адам. — Я ведь не одна из ваших безмозглых подружек, которые считают, что вы так похожи друг на друга, что практически являетесь одним человеком. Я слышал, как вы обе орете по ночам. И довольно часто. Так что это и Мэлли касается. То есть это выглядит так, будто вам снятся кошмары. А только что ты сидела тут и разговаривала сама с собой.
— Я повторяла стихотворение, — ответила Мерри. — Ме-ди-та-ция. Это успокаивает.
— Да уж, ты спокойна, как пожар на фабрике фейерверков!
— Давай найдем это стихотворение. Это домашнее задание.
Мерри должна была каким-то образом переключить его. Она встала на колено Адаму, чтобы достать из шкафа пыльный том «Сокровищ британской и американской поэзии», когда-то приобретенный Тимом. Но строчка, которую цитировал Бен, на глаза не попалась. Мерри подошла к компьютеру и набрала в поисковике: «Хотя бы разверзся ад». На мониторе мгновенно возникло стихотворение в несколько страниц длиной.
— Смотри, Муравей, это старое стихотворение. Ему посвящены вебсайты. Тысячи ссылок. Люди от него без ума, — воскликнула Мерри.
— Потрясающе, — откликнулся Адам.
— Слушай! — приказала Мерри.
Она начала читать Адаму посвященную стихотворению статью: «Оно оказалось старым, таким старым, как… невообразимо старым. Его написали еще в начале века. Причем не этого, а прошлого. В нем говорилось о девушке, которая смотрела в окно, ожидая своего возлюбленного, разбойника. Ее звали Бесс, она была черноглазой дочкой хозяина… э-э… гостиницы, вплетавшей в черные косы алый бант. Их свидание было кратким, и после одного-единственного поцелуя разбойник отправился кого-то грабить. Бесс