Нравственный образ истории

словенских в так называемой "ереси Фотия", то есть в исповедании Православного Символа Веры, который свято хранили Церкви Востока, и против которого выступали латинские епископы, подчиненные папе.

Немецкие миссионеры, промышлявшие в Моравии, мало заботились о Христианском просвещении народа. Службы церковные они отправляли на латыни - языке, чуждом славянам. Смысл Писания не объясняли. Зато подати собирали аккуратно и требовали безоговорочного послушания. Повиновения не Богу, а земным пастырям - это главное в латинстве. Тем же, кто щедро подавал, позволялось нарушать христианский закон: иметь несколько жён, приносить жертвы идолам и вообще, грешить. Всё покрывала папская индульгенция - разрешение.

Народ не верил немецким проповедникам, не хотел подчиняться их влиянию. Потому князь Моравский Ростислав и обратился в Константинополь за духовной поддержкой. Патриарх Фотий, неустанно боровшийся с посягательством Рима на истину Православия, благословил братьев Святителей на создание славянской азбуки и направил их благовествовать в Моравию. Так Кирилл и Мефодий, по завершении других трудов, приступили к исполнению главного дела своей жизни.

В 869 году (перед блаженной кончиной Святого Кирилла) папа Адриан, стремившийся к миру с Востоком, пригласил Учителей славянских в Рим и устроил им торжественный прием. Он согласился с их исповеданием Православного Символа Веры и благословил на дальнейший труд. После этого западные историки словно забыли, кто изначально окормлял духовный подвиг Кирилла и Мефодия. Да, к сожалению, имя Святого Патриарха Фотия и у нас теперь мало кто вспоминает, а между тем, в Византийских анналах IX век именуется веком Фотия не напрасно. Сей благочестивый подвижник и поборник истины, причастный к окончательной победе Восточной Церкви над ересью иконоборчества, став её главою, до конца жизни своей на соборах и в прениях с Римом отстаивал и отстоял незыблемость Никео-Царьградского Символа Веры - главного догмата Православия. Вместе с тем, он отстоял и саму независимость нашей Церкви от папских притязаний. И кроме того, Господь сподобил Фотия в 866 году сотворить великое чудо во Влахерне и крестить первых Русских князей - за сто двадцать лет до всеобщего обращения славяно-россов.

Теперь, в ожидании чуда, мы совершим ещё один краткий экскурс в историю Влахернского Храма, о котором упоминалось ранее, как о святом месте, особо связанном с нашей Русской историей.

Название этого приморского предместья Константинополя, по преданию, произошло от имени побежденных здесь скифских воевод Лалоха и Лахерна. Хотя достоверных сведений об их нашествии на Царьград не имеется. Храм во Влахерне в знак победы был воздвигнут, по одной версии - императором Марцианом, стало быть, не раньше Каталунской битвы, а по другой - его преемником Львом I Великим (457 -474гг.) Скорее всего, постройка храма закончилась в шестидесятых годах V века. В последний год царствования Льва I сюда из Иерусалима были доставлены: чудотворная риза (одежда) Богоматери, часть пояса Её и мафорий - головной покров. В X веке видение Покрова Пресвятой Богородицы, распростертого Ею над миром молящихся, во Влахернском Храме созерцали Блаженный Андрей (славянин из Новгорода) и ученик его Епифаний. А от ризы Пречистой в IX столетии свершилось чудо, о котором теперь пойдет речь.

Всякий раз, когда наступали беды - опустошительные эпидемии, голод, землетрясения, нашествия врагов, - жители Царьграда спешили в Богородичный Храм во Влахерне. Там молились они Заступнице Небесной, прикладывались к ковчегу с Её святынями. И вот,когда в виду города на море вновь развернулся неприятельский флот, а под стенами Константинополя заблестели шлемы русских витязей, все взоры жителей столицы обратились к Патриарху Фотию. На импреатора Михаила III никто не надеялся. Он находился далеко, при войске, усмирявшем агарян. Затем, узнав о бедствии, Михаил поспешил в Царьград, однако сразиться с Русскими не решился. Пробравшись ночью мимо осаждавших, император укрылся за неприступными стенами и во дворце своем предался развратным удовольствиям, чтобы заглушить страх. Гражданам оставалось одно - положиться на чудо. И чудо свершилось, ради сотен тысяч православно верующих, по молитвам благочестивого патриарха.

Сколько времени молился Фотий Пресвятой Владычице, сколько слёз пролил пред Богородичными иконами, перед ковчегом с чудотворной ризой - неведомо. Только, встав с колен, он велел всем, кто верует, немедленно собраться у Влахернской церкви. А когда храм и всё пространство вокруг него заполнилось молящимися, Патриарх открыл ковчег, взял на руки святую ризу Божией Матери и торжественно, крестным ходом, под пение псалмов, с хоругвями и образами, вынес святыню на берег. Затем, помолившись ещё, он погрузил край ризы в море, тихое и спокойное.

Русские с кораблей удивленно смотрели и, возможно, смеялись над мирной процессией духовенства на берегу. Даже напасть на неё не пытались, по свойственному славянам простодушию. Но вдруг, откуда-то подул свежий ветер, небо заволокло тучами и вскоре на корабли варяжские обрушился штормовой шквал.

Такой бури в Босфорском проливе даже представить себе никто не мог. Флот Аскольда и Дира был моментально рассеян и почти полностью истреблён. Без кораблей о штурме не могло идти речи. Но главное не в том. Сила Божия показала славянам, кто прав. О Христианстве россы, конечно, были наслышаны, и в войске варяжском встречались крещеные витязи. В Киеве до прихода варягов уже существовала церковная община. Однако такого страшного вразумления славяне еще не получали.

Страх Божий - начало премудрости, говорит псалмопевец Святой Давид. Оглашение Скифии состоялось давно. Настало время её крещения.

Немедленно, как сказывает Нестор Летописец, в Константинополь были отправлены послы с предложением мира и требованием Святого Крещения для князей русских и дружины. Свидетельство Преподобного Нестора подтверждает исторический документ - Окружная грамота Патриарха Фотия ко всем восточным епископам, писанная им в 866 году. В грамоте говорится: «Россы, славные жестокостью, победители народов соседственных... уже оставили суеверие, исповедуют Христа и суть друзья наши... Они уже приняли от нас епископа и священника, имея живое усердие к богослужению Христианскому».

Писание и служебные книги Русь получила сразу на славянском языке, словно Святые Кирилл и Мефодий готовили их для просвещения Киева и Новгорода. Созданный ради молитвы, церковно-славянский язык и поныне сохраняется в своей первозданной чистоте. Тогда как древнерусский изменился под воздействием времени. Он и далее продолжает изменяться, засоряясь западным иноязычием, пошлым сквернословием и пустословием неверующих. Если быт народа является его плотью, культура и язык светский - душой, то вера и язык молитвы - есть народный дух. С церковным языком Русский дух еще жив. Стоит только просветить им души людей, как в самобытности национальной начнут возрождаться и культура, и благосостояние наше. Услышьте, славяне, слово! Да спасет Господь землю Русскую!

Нестор, повествуя о царьградском походе, не вспоминает о других подвигах Аскольда и Дира. Невероятно, чтобы хазары, прежде бравшие дань с миролюбивых полян киевских, добровольно уступили их варягам. Скорее всего, дело решилось оружием, и Киев тогда остался Русским.

В 879 году (через 10 лет после Святого Кирилла) в Новгороде скончался Рюрик, оставив княжество и двухлетнего сына Игоря на попечение его дяди Олега. Если сам Рюрик, будучи родом из племени Русь, относился к Полабским славянам, то жена его (возможно, вторая жена) Эфанда происходила все-таки из Норвегии. Брат Эфанды Олег был настоящим норманном, как по мужеству, так и по нраву. Став князем- регентом при малолетнем наследнике Игоре, Олег, впоследствии прозванный Вещим, значительно расширил Русское государство. Он отмстил неразумным хазарам за их буйные набеги, смирил других беспокойных соседей, ходил по преданию на Царьград и, взяв там богатый выкуп, заключил мир с византийцами. Через пять лет после смерти Рюрика Олег завладел Киевом - матерью городов Русских.

Взяв с собою малолетнего Игоря Рюриковича, Олег с дружиной на кораблях спустился по Днепру и приблизился к княжеству Аскольда и Дира. Во избежание большого кровопролития Олег пошел на хитрость, причем хитрость низкую, коварную, совершенно не в славянском духе. Что делать, он был норманном. Оставив позади основную дружину, Олег с телохранителями своими на нескольких ладьях приблизились к Киеву и представились на берегу купцами варяжскими, жаждущими встречи с земляками - Аскольдом и