Нравственный образ истории

государственных, сделался и счастливым отцом семейства... некоторые, осуждая брак Василиев как беззаконный, с тайным удовольствием предсказывали, что Бог никогда не благословит онаго плодом вожделенным. Наконец, Елена оказалась беременною». Говорили, что какой-то юродивый предрёк будущей матери рождение сына, по уму и талантам подобного Титу (Римскому императору, разрушившему Иерусалимский храм). «И - в 1530 году, августа 25 в 7 часу ночи, - продолжает Карамзин, - [у Елены] действительно родился сын Иоанн, столь славный добром и злом в нашей истории».

В первом нельзя не согласиться с «Русским Тацитом», как в прошлом иногда величали Карамзина, но относительно второго - «злой славы» Иоанна Грозного - следует заметить, что именно он, Николай Михайлович Карамзин, как никто иной, приложил руку к созданию этой злой славы. Даже воинствующий демократ В.Г.Белинский удивлялся в своё время явной предвзятости Карамзина к Грозному, не говоря о более резких отзывах русских историков и писателей-патриотов. Что же касается массы читателей, обычно склонных доверять печатному слову, то в этой среде отрицательное мнение о Грозном упорно формировалось в течение двух столетий силами сознательных мифотворцев и переписчиков чужих вымыслов, не желавших искать правды; силами учёных-борзописцев и школьных педагогов, изображавших Царя Иоанна IV стереотипным «безумным тираном», «развратником» и даже «чернокнижником». И это при том, что благоверный Царь Иоанн оставил память о себе как ревностный поборник Православной веры, благочестивый Христианин, и политик, на редкость мудрый и великодушный. Наконец, как местночтимый Московский Святой.

Борьба за правду об Иоанне Грозном началась давно и отразилась во многих научных статьях и монографиях (мало кем читаемых); а в массовом сознании положительный перелом наметился лишь в последние годы XX века. Многие, прежде тщательно скрывавшиеся факты стали достоянием гласности, и свет, закономерно потеснив тьму, озарил сокровища, лежавшие под спудом. Опираясь на эти положительные пласты правдивых сведений об Иоанне IV, мы попытаемся теперь воссоздать его нравственный образ, если и не точно, то во всяком случае, не в духе баснословий, сочинённых очернителями его памяти.

БОЯРСКАЯ УПРАВА

«Да постыдятся беззаконующии вотще»

(Пс.24,3).

Болезнь, от которой неожиданно скончался Государь Василий III, была очень странной. Ходили слухи, что его извели отравой, но какой отравой - осталось неизвестно. После того, как в августе 1533 года русские войска отразили очередной набег крымцев, Василий Иоаннович с семьёй отправился на поклонение в Свято-Троицкую Лавру, а затем в любимый им Иосифов монастырь. По дороге в селе Езерецком великий князь ощутил боль в колене и обнаружил болячку с булавочную головку. Одновременно он почувствовал общее недомогание и вскоре слёг окончательно. Из болячки начал вытекать гной (целыми тазами) и, ввиду резкого ухудшения здоровья, Государь распорядился на случай своей смерти. Его любимцы, дьяки Григорий Путятин и Шигона Поджёгин, привезли из Москвы на Волок старую духовную грамоту, составленную Василием ещё до женитьбы на Елене Глинской (перед Казанским походом 1523 г.), которую там и сожгли. А новую духовную державный велел составить по прибытии в Москву.

По всем кремлёвским палатам раздавался плач. Супруга, Елена Васильевна, рыдая, вопрошала: «Государь великий! На кого меня оставляешь? Кому детей приказываешь?»

Детей уже было двое. За Иоанном IV, которому отец завещал царствовать, родился слабый здоровьем (да и умом) Юрий. Наследнику же шёл четвёртый год. Елене Глинской полагалось стать регентшей (правительницей) при малолетнем Государе. В помощь ей Василий III, умирая, назначил думу из ближайших бояр. В думу вошли потомки Суздальских князей Шуйские (Рюриковичи), князья Бельские (Гедеминовичи), Оболенские, Одоевские, князь Михаил Захарьин-Кошкин (сын главного воеводы Юрия Кошкина), а также князья и бояре: Горбатый, Пеньков, Курбский, Барабашин, Бутурлин, Ростовский, Микулинский, Воронцов, Морозовы. И князь Иван Феодорович Овчина-Телепнёв-Оболенский, знатный полководец, который по смерти великого князя стал опорою его вдовы Елены Васильевны. О Телепнёве ходили слухи, что он сделался любовником Государыни, но распускали их люди заведомо нечестные, так что оставим сие на совести говоривших. А то, что Овчина-Телепнёв в согласии с дядей великой княгини, Михаилом Глинским, станут законодателями думы, окружающие полагали вполне определённо.

Глинского ввели в правительство чуть позже, вместе с Иваном Шуйским, брат которого, Василий Васильевич, возглавил думский совет. Василий Шуйский был человеком крутым. Это он в 1514 году перевешал изменников на стенах Смоленска. Когда же, с присущей ему решимостью, он взялся за устройство собственных дел при малолетнем Государе, это сделалось опасным.

Великий князь Василий III ещё дышал на смертном одре. Бояре и родные братья его стояли вокруг. Старший из братьев, князь Юрий Дмитровский, до рождения племянника, Иоанна IV, претендовал на престол как наследник, а следующим претендентом считался младший брат, Андрей Иоаннович, князь Старицкий. Но теперь, когда у державного имелось уже двое сыновей, планы братьев занять трон сходили на нет. Василий III завещал им, чтобы «стояли крепко в своем слове... и о земском строении и о ратных делах... чтобы рука Православных Христиан была высока над басурманством и латинством». Митрополиту Василий сказал: «Приказываю сына своего, великого князя Ивана - Богу, Пресвятой Богородице, святым чудотворцам и тебе, отцу моему Даниилу, даю ему свое Государство, которым меня благословил отец мой». А боярам заповедал так: «Постойте братья крепко, чтобы сын мой учинился на Государство - Государем, чтобы была в Земле правда, а в вас розни никакой не было... сына моего дело берегите и делайте заодно». Потом Василий Иоаннович вдруг заснул и во сне во весь голос запел «Аллилуия», а проснувшись, вымолвил: «Как Господу угодно, так и будет».

Третьего декабря великий князь велел приготовить Святые Дары для причащения в последний миг его и всё, что требуется для пострижения в схиму. Попрощавшись с женою и благословив детей, он обратился к митрополиту и духовным старцам: «Видите сами... изнемогаю... а желание мое давно было постричися, постригите меня». Но тут, вместо того, чтобы немедля исполнить волю умирающего, брат его, князь Андрей Старицкий, вместе с Воронцовым и дьяком Шигоною вступили в спор с митрополитом и монахами, не допуская их постричь Василия III. «И бысть промежь ими пря велика», - сообщает летописец. В ответ на прения, разгневанный Даниил изрёк Андрею Старицкому: «Не будет тебе нашего благословения ни в сей век, ни в будущий». После чего он возложил на Государя схиму. «И тогда просветися лице его яко свет, вкупе же и душа его с миром к Богу отиде».

Прещение Даниилово прямо сказалось в судьбе рода Старицких. Жена князя Андрея, Евфросиния, и сын его, Владимир, сделались врагами Царя Иоанна Грозного и погибли, а сам он, вслед за братом Юрием Иоанновичем, дни свои окончил в темнице. Получилось это так. Едва великая княгиня Елена вступила в управление Государством, Шуйские исходатайствовали у неё прощение для их родственника, князя Андрея Михайловича. Тот сидел за крамолу в пользу князя Юрия. Так вот, получив свободу, Андрей Шуйский немедленно завёл новую крамолу. Он стал уговаривать князя Горбатого отъехать к Юрию в Дмитров и там создавать оппозицию против Елены и малолетнего Иоанна IV. Горбатый не согласился, тогда Андрей Шуйский оклеветал его. Но правда открылась, и крамольник опять угодил в тюрьму. Бояре думские во избежание смуты предложили Елене заодно лишить свободы и Юрия Иоанновича. «Как будет лучше, так и делайте», - ответила великая княгиня. И с того дня в Государстве началась боярская управа.

По документам той эпохи известный историк С.М.Соловьёв пришёл к выводу, что «если оно [тогдашнее правительство] решилось заключить Юрия [Дмитровского], то имело на то основание». Интрига, очевидно, существовала. Но потом боярская управа сама породила