Нравственный образ истории

высокородные бояре), оставившие грешный мир с его богатствами, - жили на хлебе и воде, носили на теле власяницы и тяжёлые вериги, и молились денно и нощно, но при этом не оставляли забот о ближних, чего совершенно не делали «нестяжатели». Да, здесь на Волоке, Богу служили пышно: у икон в золотых ризах, украшенных драгоценными камнями, с богатой церковной утварью. И отсюда широко распространялось духовное просвещение. Здесь составлялись и переписывались книги, писались иконы; клиры, сочинённые самим Иосифом, легли в основу песнопений, прославивших Святую Русь. Здесь был странноприимный дом, сиротопитательница, «божедомье» для погребения неимущих. Но кроме того, отсюда, из обители Волоколамской, выходили старцы и епископы, духовно сродственные Русскому Самодержавию; и первым из таких мужей после кончины Преподобного стал настоятель обители, а затем митрополит всея Руси - Даниил.

Ещё при жизни своей Иосиф благословил Даниила быть его преемником. Братия дружно избрала нового игумена. Как проповедник, Даниил в то время не знал себе равных. Он уступал Преподобному в богословии, но по начитанности, по способности цитировать на память Писания и Святых Отцов, в умении выстраивать речь он был под стать своему учителю. Иосиф Волоцкий надеялся на Даниила, ибо знал, что тот, кроме порядка в собственном монастыре, сумеет навести порядок и в Московской митрополии. Святой словно предвидел - быть Даниилу митрополитом. А Вассиану - быть наказанным за порчу «Кормчей книги» и прочие злохудожества.

Василий III поначалу так не думал, когда воспринимал благословение от только что избранного настоятеля. Однако скоро он заметил в Данииле те качества, которых не хватало тогдашнему митрополиту Варлааму. В тяжкую пору Магмет-Гиреева набега на Москву великий князь, собирая рать, оказался в Волоцком монастыре. И когда он молился у гроба Преподобного Иосифа, то уверовал в чудо. Ведь что ни говори, а отступление татар от Москвы и внезапное бегство их от Рязани произвелось не одною смекалкой Хабара Симского. По молитвам Волоколамских иноков и других подвижников Господь не оставил Россию Своею милостью. А твёрдый взгляд и умная речь игумена Даниила укрепили дух Василия Иоанновича. Возвратясь в Москву, он воздал благодарение Богу, после чего распёк царевича Петра за подписание злополучной грамоты, укорил бояр за малодушие, но более всего взъярился на митрополита. Историкам не ведома причина отставки Варлаама. Но факт остаётся фактом. Через три месяца после своего вступления в Москву великий князь сослал неугодного митрополита, да ещё и в оковах.

У либерал-историков принято предполагать, что возможным поводом к отставке Варлаама послужило его «несогласие» на арест государева «запазушного врага», князя Василия Шемячича, внука знаменитого в прошлом смутьяна Димитрия Шемяки. Однако это предположение не выдерживает критики. При Варлааме Шемячича принимали в столице в 1518 году, и тогда он полностью оправдался перед великим князем. Когда же в лето 1523-е Шемячича вызвали вторично и арестовали, изобличив в измене, тогда митрополитом был уже Даниил. Варлаама Василий III низложил в декабре 1521 года. А.Д.Нечволодов пишет, что Шемячич «был вызван в Москву и заключён под стражу, так как было перехвачено его письмо к Киевскому воеводе, в котором он предлагал свою службу королю Сигизмунду [а тогда шла война с поляками]. Обе [пограничные] волости же - Новгород-Северская и Стародубская, которыми он [Шемячич] владел, - были присоединены к Москве». Н.М.Карамзин добавляет: «Сим навсегда пресеклись уделы в России, хотя не без насилия, не без лишних жертв и несправедливостей, но без народного кровопролития», что само по себе бдагодетельно.

Нам хочется, конечно, видеть собирателей Державы нашей совершенными, непогрешимыми; но ведь они - не ангелы, и враги, окружавшие их, всегда были исполнены злобы и коварства. Так что здесь можно согласиться с репликой Карамзина: «В самых благих, общеполезных деяниях государственных видим примесь страстей человеческих, как бы для того, чтобы история не представляла нам идолов, будучи историей людей».

То же самое стоит сказать о Святых. Жития их преподносят нам образы идеальные, иконописные. Однако прославляют праведников не за то, что им кем-то приписано сверх меры, а за то конкретное, что они совершили в действительности: будь то многолетняя аскеза преподобных, краткие подвиги мучеников, учёность и благочестие святителей, мужество и разум благоверных государей.

При этом случались и спорные прославления. Так, до сих пор ещё кое-кто гонит волну недовольства в адрес Святого Иосифа Волоцкого; других же, наоборот, удивляет канонизация его идейных противников. Причём не соборная канонизация, а просто внесение в святцы задним числом. Так же и «удаление» Святых из старых списков, например, Царя Иоанна Грозного, и множества других, в прежние времена местночтимых угодников Божиих. А одною из самых противоречивых в Сонме Русских Святых XVI в. представляется личность Максима Грека, учёного с Афона, судьба которого тесно переплелась с судьбою князя-инока Вассиана (Патрикеева).

КОМУ ЦАРСТВОВАТЬ?

«От плода чрева твоего посажду

на престоле твоем»

(Пс.131,11).

Как мы помним, князь-инок Вассиан возвратился в Москву не без заступничества великой княгини Соломонии. Род её (Сабуровы) был близок роду Патрикеевых. Государь, очевидно, любил супругу, во всяком случае, так принято считать, потому и внимал ей, и потакал Сабуровской родне. Когда же по прошествии 20 лет стало ясно, что уже навряд ли Соломония принесёт наследника, отношение к ней великого князя изменилось. Василий III откровенно досадовал и нередко срывал гнев на родственниках жены. Кое-кто из Сабуровых оказался в опале, а по Москве поползли разные слухи.

Василию Иоанновичу не исполнилось и 50 лет, он был полон сил, тем не менее, толки шли о том, кому царствовать после него. Вокруг его брата, Юрия Иоанновича, князя Дмитровского, стали собираться приверженцы. В их число вошли князья Курбские, Плещеевы, Тучковы и многочисленные сродники старого боярина Ивана Никитича Берсеня-Беклемишева. Сам Иван Берсень был отставлен от службы за спесь и грубость в отношении державного. Василий III прогнал его из думы со словами: «Поди прочь смерд, ты мне не надобен». И вот обиженный Берсень-Беклемишев, да дьяк- вольнодумец Феодор Жареный, да инок Троице-Сергиевой Лавры Селиван, с таким же, как он, «почитателем Нила Сорского» Исааком Собакой, и конечно, Вассиан, с ещё несколькими знатными единомышленниками зачастили в Чудов-Успенский монастырь, в келью прибывшего из Греции учёного монаха Максима. Здесь образованные московские бояре «сговаривали с Максимом книгами и спиралися меж себя о книжном». А заодно судили тайком о делах государственных. Максим Грек знакомил их с византийской мудростью, открывал горизонты западноевропейского мира. В ответ Вассиановы дружки толковали ему суть Российского бытия, но толковали так превратно, что пришельцу делалось не по себе.

Началось это после 1518 года, когда Максим Грек появился в Москве. Он приехал с Афона в сопровождении помощников (также греков), по приглашению великого князя, для перевода на русский (вернее, церковно-славянский) язык Толковой Псалтири и других греческих книг, имевшихся в кремлёвской библиотеке. Большинство этих роскошно переплетённых томов, как наследие дома Палеологов, привезла с собою мать Василия III, Софья Фоминична. Церковь давно нуждалась в переводе греческих книг, особенно Толковой Псалтири. Дело в том, что тогда в Новгороде и в Москве по рукам ходило множество ложных списков, подброшенных жидовствующими. Ещё при митрополите Филиппе (1464-1474 гг.) в Москву приезжал некий раввин, фальшиво крестившийся Феодором. Митрополит Филипп поручил сему «знатоку еврейского языка» перевести книгу псалмов Давида. Но иудей вместо Псалтири сделал перевод талмудического текста Махазор, где, по словам исследователей, в частности М.Н.Сперанского, «ни в одном из псалмов этого перевода нет пророчеств о Христе». Вместо песен Давидовых русским верующим подбросили молитвы, читавшиеся в синагогах. И сие произошло в канун приезда в Новгород раввина Схарии, основателя секты жидовствующих. Вряд ли между этими событиями не было никакой связи. Ложными списками «Псалтири» еретики наводнили