Нравственный образ истории

не жалел казны на выкуп человеческих душ из басурманского плена); он, кроме того, знал несколько иностранных языков, являлся автором богословских сочинений, прославился составлением «Великой Четьи Минеи» - многотомного свода житийной литературы (по греческим источникам), и стал зачинателем книгопечатного дела в России.

Царь Иоанн IV, как «игумен всея Руси», старался не отстать от своего духовного наставника. Им самим были написаны несколько молитвословий, стихир и других песнопений (на собственную музыку), вошедших в богослужебную практику, «Канон Ангелу Грозному» и целый ряд посланий глубокого философского и богословского содержания. В этих произведениях Царь Иоанн блестяще опровергал доводы латинских и протестантских авторов, писавших в его время. Первопечатнику Ивану Феодорову Грозный лично покровительствовал и выражал свою дружбу. Когда же из-за преследований противников книгопечатания (унять которых не могли ни Царь, ни митрополит) Иван Феодоров был вынужден покинуть Московию, Иоанн IV продолжал с ним переписываться и сам редактировал книги, издававшиеся Феодоровым в Литве. Об уме, высокой образованности, строгой религиозности Иоанна Грозного, о его щедрости благотворительной и деятельности на ниве духовного просвещения с восторгом отзывались все непредвзято настроенные современники, в том числе и послы иностранных государств, отнюдь не питавшие любви к России. Лишь гораздо позже (не ранее XVII в.), когда за границей были изданы клеветнические «мемуары» беглого князя Курбского, у нас постепенно начали слагаться мифы о фантастическом разврате и жестокостях «безумного тирана», не имевшие ничего общего с нравственным образом благоверного Русского Царя.

Но вернёмся к изложению событий. В апреле 1547 года (едва Иоанн IV начал царствовать) по Москве пронёсся опустошительный пожар. Выгорело 25000 дворов, погибли тысячи людей, взорвались Кремлёвские стены. Туда перед пожаром свезли горы пороха. «Про запас», говорили бояре, сторонники Шуйских. И они же пустили слух, будто в поджоге столицы виновны родственники Государевы - бабушка Анна Глинская и двое её сыновей, Михаил и Юрий. Анна якобы «колдовала», а дяди Царя «раздували пламя». Между тем, москвичи видели настоящих поджигателей, которые не особенно и прятались. Город вспыхнул сразу со всех сторон, после чего в столицу потянулся разбойный люд.

Пустив слух, будто Глинские не только спалили Москву, но и татар из Крыма вызвали, мятежные бояре начали вооружать чернь. Только готовились они не к отражению набега, а к попытке переворота. На заседании думы, 23 июня, заговорщики прямо обвинили в поджоге царскую родню. На Кремлёвской площади уже бушевало вече. Бояре кричали: «Кто сжёг Москву?» Наёмники в толпе отвечали: «Глинские!» Юрия Глинского, пытавшегося укрыться в Успенском храме, выволокли и забили камнями. Толпа кипела, знать руководила беспорядками. Шла репетиция грядущей «великой смуты».

Несколько суток Москва оставалась в руках вооружённой черни. Государь (26 июня) выехал на Воробьёвы горы в загородный дворец. Там он рассчитывал укрыть оставшихся в живых своих родственников по матери. Однако 29 июня мятежники направились туда же. Впереди толпы шёл палач. И тогда, уже второй раз в жизни, юный Иоанн показал себя Грозным Царём. Залпом артиллерии бунтовщики были рассеяны, остальное довершили послушные Царю стрельцы. Порядок в столице быстро восстановился.

Дело о пожаре и народном возмущении не расследовалось. Бояр, зачинщиков мятежа, Иоанн не наказал. Но дума с той поры потеряла всякое значение. Вельможам Царь перестал доверять. Партия Шуйских устранилась от дел, заодно с Глинскими. Старицкий с Курбским остались вне подозрений, ибо были хитрее других. А непосредственно у трона оказались временщики «разночинцы»: неродовитый Алексей Адашев и поп Сильвестр (из Благовещенской церкви), которые возглавили малый синклит (по-гречески - совет приближённых монарха). В историю этот «орган власти» вошёл под названием «избранной рады». Так на литовский (южнорусский) манер окрестил сей совет князь-изменник Андрей Курбский, до своего побега в Литву игравший в «раде» заметную роль. Незаметно же Курбский со Старицким князем Владимиром направляли действия своих «марионеток» Адашева и Сильвестра.

Владимир Старицкий, двоюродный брат Государя Иоанна, был сыном того самого князя Андрея Иоанновича (младшего из братьев Василия III), который за крамолы против Елены Глинской окончил дни свои в темнице. Жена князя Андрея, Евфросиния, и сын, Владимир, освободились из заточения около 1540 года. Десятилетний Иоанн IV, по ходатайству И.Ф.Бельского, вернул Старицким их родовой удел и прежние привилегии. Однако благодарности в виде верности или хотя бы примирения от этих родственников юный Государь не дождался. Более того, коварный князь Владимир Андреевич решил воспользоваться расположением державного и его малолетством, чтобы в дальнейшем завладеть престолом. С этой целью он «втёрся» в доверие к Иоанну, а затем начал подставлять ему своих людей.

Первым к Царю (ещё в его отрочестве) был приставлен Алексей Адашев. Н.М.Карамзин называет Адашева «прекрасным молодым человеком... земным ангелом». Церковь же учит, что все ангелы, кроме Небесных Божиих - суть бесы, а лесть - оружие диавола. Каков был «ангел» Адашев, мы скоро увидим, но прежде расскажем о его сообщнике попе Сильвестре. Этого Старицкий подослал к уже 16-летнему Государю.

По версии Карамзина, Сильвестр приблизился к Царю сам во время Пожара Московского. Он будто бы «с поднятым угрожающим перстом с видом пророка, и гласом убедительным возвестил ему [Иоанну], что суд Божий гремит над главою царя легкомысленного и злострастного». Разумеется (по Карамзину), от таких «убедительных гласов» «порочный» юноша затрепетал. А кликушествующий поп «потряс душу и сердце, овладел воображением, умом юноши и произвёл чудо: Иоанн сделался иным человеком». Подразумевается, человеком хорошим, будто Царь таковым не был от рождения. Но более того, хорошим Иоанн оставался всего несколько лет, пока в Кремле заправляли временщики. Когда же Царь возмужал, и заговорщики получили по заслугам, тогда у Карамзина Грозный вновь обратился в «легкомысленного» и «злострастного» тирана. Прямо, как в сказке. Но может быть, это сам Николай Михайлович, словно поп Сильвестр, пытается «овладеть» нашим воображением, когда говорит, что «смиренный иерей» (Сильвестр) совершенно бескорыстно «стал у трона, чтобы утверждать, ободрять юного венценосца на пути исправления»?..

Только кого на самом деле требовалось «исправлять»? У других историков образы временщиков отнюдь не так благовидны, как у Карамзина. По Валишевскому, например, поп Сильвестр показал себя у власти «ловким царедворцем с повадками пророка». У Нечволодова он «очень властный и мелочный». А сам Иоанн Грозный, вспоминая о своей юности, с горечью пишет: «Подружился он [Сильвестр] с Адашевым и начали советоваться тайком от нас, считая нас слабоумными, мало по малу начали... бояр в свою волю приводить, снимая с нас власть». Так за этим и подсылал их к Иоанну Владимир Старицкий. По смерти двоюродного брата он вполне мог наследовать престол, так как родного брата Государева бояре в расчёт не брали. Юрий был немощен и действительно мало умён. Устранить его в любой момент для Старицкого не составляло труда, но в том даже не было необходимости.

Цель заговора удельных князей состояла не в замене одного самодержца другим, а в смене системы управления страной. Иоанн был молод. Бояре ещё надеялись «обломать» его, думали, что временщикам удастся то, что не удалось бывшей думе - то есть отвлечь Государя от дел, ограничить его власть законодательно, чтобы потом разделить Державу на уделы. В случае провала плана и неподчинения Царя синклиту предполагался переворот. Старицкий был готов на роль «царя боярского». Его наметили в преемники. Курбский, один из главных изменников, чаял возвращения себе Ярославских владений своих предков и всего Заволжья; Шуйским отошли бы тогда земли Владимиро-Суздальские, и так далее. Державу, собиравшуюся веками, князья готовы были развалить в угоду своим корыстным интересам. В задачу синклита входила предварительная перестройка: требовалось посадить своих людей наместниками, судьями, приказными, над войсками поставить своих воевод. Одним словом, создавалось правительство разрушителей, во главу которого князья поставили Сильвестра и Адашева.

«На какие стороны преобразований Иоанна имел влияние Адашев, к сожалению, неизвестно,