что это преступление должно быть расследовано.
– Да, ты все изложил точно. Пожалуй, я сейчас вернусь и продолжу разговор со Славой. Все слишком далеко зашло, и, если на этом этапе в ситуацию не вмешается официальное следствие, получится, что мы людей не спасли, а обрекли на мучения и в конечном итоге – криминальную расправу. И, чтобы дать разрешение захоронить невостребованный труп, хотелось бы прежде удостовериться, что это не Виктория Князева. Которую то ли ищет, то ли, наоборот, не ищет твоя странная клиентка. Тут тоже требуется официальное и осторожное следствие. Так что я возвращаюсь, а ты не ходи, пожалуйста. Что-то в тебе есть, что сильно раздражает Земцова. – Масленников внимательно посмотрел на Сергея. Тот с готовностью ответил ему преданным взглядом чистых голубых глаз. – Да, – вздохнул Масленников. – Честного служаку не может не раздражать такой фраер и позер.
– Если Слава у нас такой нежный, что с ним будет, когда мы ему предъявим Николаева!
– Нет! Только в случае крайней необходимости и в микроскопических дозах. Если их оставить наедине хотя бы на полчаса, Николаев сорвется с цепи и будет взрывать все поезда и небоскребы, а Слава пострижется в монахи.
– Какой грустный может получиться финал, – закручинился Сергей. – Но что-то в этом есть, да?
– Ладно. Я пошел. Имей в виду: твой клиент Кузнецов – наша козырная карта. Если Земцов захочет, он сядет. Славу вдохновит только такая перспектива.
– Коля сядет, он такой, – пожал плечами Сергей, – но только в том случае, если мы будем уверены, что он нечаянно не повесится в камере на своем ремне. Вы понимаете, о чем я. Пусть он сначала посадит кого-то другого, наш Земцов.
…Масленников вошел в кабинет Славы спокойно, медленно, неотвратимо. Земцову казалось, что эксперт надвигается на него, как большая неприятность. Он смотрел на Александра Васильевича с несчастным видом.
– Слава, – сказал Масленников, – я – серьезный человек, моя жизнь подчинена закону, и ты это прекрасно знаешь. Иначе нам нельзя. Но если возникает ситуация, в которой закон может гарантировать только возмездие по факту убийства – в лучшем случае, я за то, чтобы его опередить. Ты понимаешь? Ты знаешь дело, когда вы все выслеживали и ловили с поличным подпольного акушера-убийцу. И вы его взяли. Поличным оказалась горстка пепла, оставшаяся от молодой прекрасной женщины. Я совершенно случайно узнал о том, что заказано убийство Марины Романовой. Узнал от Сергея, куда ж без него? Так уж получилось, что не официальные органы, а частный детектив в состоянии мониторить криминальный рынок. Взять заказчика – не на чем. На туфту с фотошопом он бы не повелся. Даже если бы тебе удалось его задержать за что-то на какое-то время, Марину все равно бы убили, равно как и самого заказчика, полагаю. Над ним стоит некто более могущественный, и нам об этой фигуре ничего не известно. Помоги нам разрулить эту ситуацию. Живая женщина, которая значится похороненной, должна вернуться к семье, ребенку. Любой из нас – я, Серега, его клиент Кузнецов, неудавшийся киллер – готовы предстать перед судом за подлог. Этот подлог с безымянным трупом спас женщину, мать, жену, прекрасного человека! Да что я объясняю, е…
– Не ругайтесь, вам не идет. Вы ж не шпана, как Кольцов, – устало сказал Земцов. – И не делайте из меня идиота. С чего, по-вашему, здесь можно начать?
– Я думал об этом. Дело, заведенное по факту убийства Марины Романовой, бухгалтера корпорации «Просвет», – изначально липовое, – плавно движется к архиву. Скоро появится медицинское заключение о том, что маньяк-убийца не выйдет из комы. Дело по факту гибели Виктора Леонтьева, заместителя президента корпорации «Просвет», уже на полке с выводом – несчастный случай. Инициировать свое расследование ты пока не можешь: погасят тут же. Раскрывать подлог, объявлять Романову живой сейчас рано. Но мы можем подключаться к тем уже открытым-закрытым делам, что-то в них искать… В каждой липе есть крошки истины. Бог в деталях. И у нас есть другое убийство – той девушки, которая уже после своей смерти спасла жизнь Романовой. Лично я это расследование воспринимаю как дело чести. Серега – тоже. Это было моим условием участия, кстати. И вовсе не исключено, что эти дела можно объединить. Кто-то выехал из России по документам Виктории Князевой… Серега…
– Можно мы объявим два дня запрета на имя Серега? – только и сумел сказать Земцов, чувствуя, что он попал, как никогда в жизни.
Глава 2
Александр Романов, муж Марины, вышел из электрички: он провел день с сыном и матерью. Он пытался вспомнить, было ли ему когда-нибудь так грустно. Была большая беда с крахом в бизнесе, предательством бывших товарищей. Было реально страшно. Но он понимал, что надо как-то выжить, потому что у него есть родные люди. Маришка, Артем, мама… Сейчас он, как отец-одиночка, навестил ребенка и не знал, что ему сказать. С мамой даже находиться в одной комнате не мог. Он ей, конечно, сказал, что Марина жива, скрывается, кто-то ее таким образом спас от гибели. Они даже иногда говорят по чужому телефону: к нему приезжает человек по имени Андрей Николаев, дает какой-то мобильный, соединяет с Мариной… Ну, что в таких обстоятельствах можно узнать? Как ответить маме хотя бы на один ее вопрос? Например, какие деньги он сегодня привез. Николаев оформил на него банковскую карту, сказал, что деньги на нее положила Марина. Большую сумму! Откуда она у нее? История настолько таинственная, невероятная и унизительная для Александра, что ему стыдно смотреть в глаза близким, ему не хочется сейчас ехать домой. Какой это дом… Карточный домик. Он говорит с Мариной как с чужим человеком, о котором ему ничего не известно. Получается, что его потребность в семье держалась только на уверенности в Марине. Нет этой уверенности – нет и потребности в семье. Он чувствует себя страшно одиноким, никому не нужным. Надо бы работу поискать, но как это сделать, если ты сам с собой в полном разладе.
Он доехал до своей станции метро, вышел на улицу, дошел до перехода, остановился… А почему он, собственно, приехал? Почему не остался ночевать на даче? Потому что там ему тоже плохо, захотелось побыть одному. А теперь он понимает, что ему остается или напиться до поросячьего визга, или удавиться в пустой квартире. Ему даже неохота ноги передвигать, чтобы преодолеть оставшиеся метры…
– Молодой человек, вас подвезти?
Рядом с Александром остановилась серебристая «Тойота», из которой ему улыбалась Надя, бывшая одноклассница.
Он улыбнулся в ответ, сел рядом с ней и почувствовал облегчение. Пусть несколько минут, но он отдохнет от самоистязания. Надя – позитивный, коммуникабельный человек. У них всегда были отличные отношения. Она бывала у них дома и после его женитьбы. Сама почему-то замуж не вышла, хотя была самой симпатичной девочкой в их классе. Они приехали к его дому слишком быстро. Александру очень не хотелось выходить из машины.
– Слушай, – осенило его, – может, зайдешь ко мне на полчасика? Чаю там выпьем, кофе… Бутылка вина хорошего есть.
– Не надейся, что откажусь, – рассмеялась Надя. – Мне как раз домой ужасно не хотелось возвращаться. У меня родители на даче.
– У тебя тоже? Надо же. Как в школе. Помнишь, мы как-то у меня собирались. Занятия уже начались, предки поехали на выходные что-то там доделывать, закрывать, а мы тогда первый раз вино купили.
– Да, хорошо было. В бутылочку играли, как дурачки. Ты один раз на меня попал. Ты меня обслюнявил.
– Ага. Я не умел целоваться. Марина научила.
Надя быстро взглянула на него, он отвел глаза. Она не знала, как выразить сочувствие его горю, он скрывал, что этого горя нет. Есть другое – пустота.
Они вошли в квартиру, Александр извинился за то, что не убирал, все заставить себя не мог.
– Да ты что! – удивилась Надя. – Тут же стерильно, как в операционной. Во всяком случае, по сравнению с моей квартирой, когда мамы нет.
Они смеялись, как когда-то, вспоминали забавные случаи, ели, пили вино. Потом помолчали. Вдруг Надя посмотрела на него внимательно и сказала:
– Вот сейчас ты такой, как всегда был. А когда я увидела тебя на дороге… Честно, испугалась даже. Измученный, осунувшийся, постаревший, что ли… Саша, тебе плохо? Хочешь, мы поговорим об этом? Должно помочь.
– Не знаю даже, о чем говорить. Ты же все знаешь, наверное, здесь все всё знают.
