свободен.
Однажды на дне рожденья у подруги она познакомилась с Сергеем, директором довольно крупной московской фабрики. Его жена и ребенок за год до этого погибли в автомобильной катастрофе, и Сергей тяжело переживал потерю. Молодые люди как-то сразу приглянулись друг другу и прониклись большой симпатией. От Сергея исходила надежность и уверенность, так необходимые женщине, и Ирина поверила, что с этим человеком ей будет спокойно и хорошо. Их отношения развивались постепенно, это не был бурный роман, когда, по выражению Булгакова, любовь рождается, «как из-под земли выскакивает убийца в переулке». К ее ногам не бросали цветы, не было калейдоскопа ресторанов, на ее шею не вешали красивых колье. Ничего этого не было. А было постепенное и глубокое узнавание друг друга. И срастание это было завершено переездом в Москву и тихой, очень скромной свадьбой.
Они жили душа в душу, и Ирина диву давалась: она бы лет девять назад и подумать не могла, что ей будет хорошо и уютно в тихом семейном гнездышке. В то время она жаждала бурных страстей и ярких проявлений. Через год у них родилась девочка, которую назвали Верой…
Историю начала Верочкиной жизни и возникновения конфликта вы уже знаете. Ирина рассказывает ее мне и искренне недоумевает: за что и почему дочь отплатила ей такой черной неблагодарностью. Но этого мало, Ирина опять заливается слезами, потому что доходит в своем рассказе до того места, когда вспоминает, что у нее есть еще одна дочь. Старшая. А дальше гениальная идея: вот она ее найдет, приведет к себе домой, а дома уже собрались все друзья и знакомые, она входит, ведя за собой девушку, и говорит: «Познакомьтесь, это – моя дочь». Настоящая мелодрама. На этом месте я попросила сделать антракт в рассказе, потому что было уже более чем достаточно материала, который надо было обсудить.
Я решила начать с конца. Прямо как у Марины Цветаевой:
Начинать наугад – с конца,
И кончать – еще до начала…
Задаю Ирине вопрос о серьезности ее намерения найти дочь. Может быть, это сгоряча, может, это метафора такая? Оказывается, нет, она совершенно серьезно об этом думала и даже предпринимала некие шаги, но пока безрезультатно. Представьте себе, говорю я ей, живет себе семья: папа, мама, дочка. Кстати, сколько уже дочке? – Оказывается, что уже тридцать. Она, скорее всего, замужем и вполне может иметь парочку ребятишек. Живут они себе, поживают, и тут вдруг является тетя со своими правами: «Здравствуйте, я ваша мама!» Вам никогда не приходило в голову, дорогая Ирочка, что мама – не та, которая родила, а та, которая вырастила? Мама – это та женщина, которая ночи не спала, когда ребенок болел, радовалась дочкиным радостям и горевала вместе с ней над ее горестями. А теперь, что Вы скажете этой маме, этой Раисе Фёдоровне? Наверное, так: «Свободна, дорогая, гуляй!»? Ваше появление в этой семье будет созидательным или разрушительным?
И вы знаете, она задумалась! Она думала, а я смотрела на нее и с удовлетворением констатировала, что ей делалось стыдно. Слава Богу, мои вопросы заставили ее краснеть! Какое счастье. Я попросила Ирину поставить самой себе диагноз самостоятельно. И прозвучало очень правильное слово – Гордыня.
Гордыня влезать на чужую территорию, в чужую судьбу.
Гордыня подчинять всех и вся своим интересам.
Гордыня решать за других, что и как для них лучше.
Гордыня ломать и строить все на свое усмотрение, ни с кем не считаясь.
(Кстати, вспомним, что основой всех ее заболеваний – и артрита, и гипертонии, – является гордыня).
От девочки перекинем мостик к ее отцу.
Я спросила у Ирины, как она теперь оценивает те события «давно минувших дней». Что тогда произошло, и почему был такой финал? Она недоуменно посмотрела на меня и, видимо решив, что я недостаточно внимательно ее слушала, стала опять объяснять мне про мерзавца- соблазнителя, коварного обманщика. (Как же мы любим изображать Жертву!) Что ж, опять пришлось задавать очень неудобные вопросы:
– Он скрывал, что женат?
– Нет, он много рассказывал о своей семейной жизни.
– Вы хотели, чтобы он разорвал отношения с женой?
– Да, хотела, чтобы он ушел от нее ко мне.
– Он этого хотел?
– Судя по всему, нет.
– А то, что на чужом несчастье свое счастье не построишь, Вы не догадывались?
И опять прошу Ирину самой дать оценку. И снова тот же ответ. Гордыня. Конечно же, гордыня! Особенно в последнем эпизоде этого романа, когда барышня все решила сама и все роли для всех расписала. Ведь в зачатии ребенка участвуют двое, стало быть, и в дальнейшем обсуждении проблемы должны были участвовать двое. Естественно, она могла не согласиться с его решением и принять своё, но ставить человека перед фактом, навязывать ему свой сценарий, нельзя. Это наказуемо, что, собственно, и произошло.
Но мы продолжаем с Ириной диагностировать ее участие в этом эпизоде, и приходим к выводу, что одной Гордыней здесь дело не ограничилось. Посудите сами, ведь роман этот затмил весь белый свет. Не надо было учиться, думать как-то о собственном становлении. Только замуж, и только отнять и присвоить себе этого мужчину. Что это такое? Правильно, это кумир, а кумиры, как мы помним, падают и бьют больно. Итак, подведем итог нарушений:
Не сотвори себе кумира.
Не укради (брала ведь не свое, отнимала и хотела вообще присвоить).
Не завидуй.
И, как следствие, конечно же, все остальное (как говорится, до кучи): и гнев, и уныние, и безысходность, и неблагодарность.
Ох, мне кажется, что я просто кожей чувствую негодование и непонимание публики: ну хорошо, гнев – это понятно. Уныние с безысходностью – тоже понятно: бедная девочка, ее оскорбили, обидели, одна-одинешенька… А неблагодарность-то тут при чем? Еще и благодарить за что-то надо? Помилуйте, за что же?
Стоп, господа, стоп! Про бедную обиженную девочку мы уже поговорили, поэтому слёз больше лить не будем. А вот о неблагодарности в N- ый раз потолкуем.
Сказку о Курочке Рябе знаете? Давайте проанализируем ее вместе.
Живут себе поживают Дед с Бабой, и Курочка сносит им Яичко. Да не простое, которое съел – и следа не осталось, а Золотое. Что делает Дед? Бьет его. Бил-бил, не разбил. Ну, видно, очень надо было разбить Золотое Яичко, потому что и Баба подключилась. Тоже била-била, не разбила. Но вы же понимаете, что если есть Идея, находится исполнитель. Здесь – Идея разбить Яичко. Поэтому появилась Мышка, которая бежала, хвостиком махнула, Яичко и разбилось. Казалось бы, что хотели – то и получили. Радуйтесь и благодарите! Ан нет, плачут! Плачет Дед, и Баба тоже плачет.
Аналогию поняли?
Ирина молода, хороша собой, влюблена и счастлива. Это достойно благодарности?
Она беременеет и рада этому. Это достойно благодарности?
Правда, тут выясняется, что ребенок интересен только в комплекте с мужиком, печатью в паспорте, машиной, деньгами и прочим. Ну, уж тут, как говорится, извините…
В книге Александры Марининой «Каждый за себя» есть замечательная мысль о том, что « благодарность – тяжкий душевный труд », не всякий человек « умеет быть благодарным» да и «
Мне бы хотелось, чтобы всем было понятно, что все, случившееся с Ириной, результат как раз того, что ее душа не была – ни на тот момент, ни, как история показала, в дальнейшем – готова к Благодарности. Она этого просто не умела, да и до сих пор не умеет делать. Ей Благодарность «не по плечу».
Опять я слышу ворчание и упреки:
– Ну что пристали к бедняжке! Ей и так досталось, а Вы все мучаете ее.
Я «обнажаю» эти болячки не для того, чтобы сделать Ирине больно, нет!
Я напоминаю вам про «мужественность и чистоплотность». Я напоминаю вам, что те эпизоды, о которых мы с вами сейчас говорим, явились тем самым фундаментом, на котором выросло много бед и болячек! А препарировали мы их для того, чтобы осознать и отработать. А как? – я надеюсь, вы помните ту работу в три этапа. А если забыли – загляните в мою книгу «Найди себя на пути к себе» на те страницы, где рассказывается о трёх этапах работы с формулой прощения.
У Шекспира есть удивительный по красоте и высоте чувств сонет № 90 (в переводе С. Я. Маршака):
Уж если ты разлюбишь, – так теперь,
Теперь, когда весь мир со мной в раздоре.
Будь самой горькой из моих потерь,
Но только не последней каплей горя!
И если скорбь дано мне превозмочь,
Не наноси удара из засады.
Пусть бурная не разрешится ночь
Дождливым утром – утром без отрады.
Оставь меня, но не в последний миг,
Когда от мелких бед я ослабею.
Оставь сейчас, чтоб сразу я постиг,
Что это горе всех невзгод больнее.
Что нет невзгод, а есть одна беда —
Твоей любви лишиться навсегда.
Так вот, представьте, в наши дни нашелся редактор Шекспира и изменил
