— Господи, меня сейчас вырвет.
— Прекрати немедленно, Грушин! — выкрикнул Артем.
— Фальшивка, — спокойно заметил хозяин дома. — Имитация книжного стеллажа. Сделано на совесть. Я любил, поработав у себя в кабинете, зайти потом в каминный зал, посидеть в темноте, посмотреть на огонь. Но так, чтобы об этом никто не знал…
— Зачем? — несколько рассеянно спросил Артем.
— В детстве мне не хватало одиночества. Впрочем, ты об этом знаешь. Вспомни общагу. Мы столько ночей душу друг другу изливали… Эх, Тема!
И Грушин вновь нажал на потайную пружину. Стеллаж с книгами поехал на свое место.
— Хорошо устроился, — сквозь зубы сказал Артем, внимательно наблюдая за его манипуляциями. — Тайная дверь за ковром, тайная лестница, муляж стеллажа с книгами… Зачем такие сложности, Даня?
— Я чувствовал, что мне это когда-нибудь пригодится. И потом… Я же сказал, что мне приходилось принимать гостей, которые хотели остаться незамеченными для остальных обитателей дома.
Женщины, сидящие за столом, переглянулись.
— Что за намеки? — сказала Инга.
— Ты столько раз бывала у нас дома, — заметила Прасковья Федоровна. — Кажется, вы с Кирой…
— Подруги. И что? — с вызовом спросила Инга.
— Кира тоже к тебе ходила, — тряхнула серьгами писательница.
— Мы обменивались рецептами, — поспешно сказала ее подруга.
— Почему же ты так отвратительно готовишь? — заметил Сид.
— Скажи, Кира, — пристально глянула на подругу Прасковья Федоровна. — Инга тебе показывала тайную дверь?
Кира еще больше побледнела. И ничего не ответила.
— Значит, ты могла?
— Я же сказала. Когда я подошла к буфету, кинжала там не было.
— Но ведь никто не может этого подтвердить, — резонно заметил Артем.
— Ну что, бросим жребий? — весело спросил Грушин. — Теоретически каждый из нас мог. Кто хочет стать убийцей?
— Типун тебе на язык! — отмахнулась Прасковья Федоровна.
— Тогда поищем мотив, — охотно согласился Грушин. — Кто из вас хочет поделиться своей маленькой тайной? Ну?
Но гости молчали…
Веселая карта. Впрочем, и Кира Крымова не всегда была такой унылой, невзрачной особой в бесформенных балахонах. Отнюдь. В семнадцать лет она была очаровательной девушкой, очень хорошенькой и смешливой. Обожала короткие юбки и трикотажные кофточки, подчеркивающие достоинства ее стройной фигурки. Росточком Кира была невысока, всего-то метр шестьдесят, но сложена отлично. Короткая модная стрижка, раскосые глаза, смуглая кожа и неизменная улыбка.
Такая Кира могла вскружить голову кому угодно! Еще в школе у нее отбоя не было от кавалеров. Каждый вечер кто-нибудь маячил под окнами в ожидании, пока та выглянет во двор. Она охотно бегала на свидания, целовалась в кинотеатре, на последнем ряду, а позже блистала на дискотеках и в ночных клубах. Но также охотно расставалась с героями своих романов, ибо не относилась к ним всерьез. Дальше легкого флирта дело не шло. Родители воспитывали девушку в строгости, внушая, что вступать в интимные отношения без любви безнравственно. Да и саму Киру в то время занимало другое.
Жизнь ее была безоблачной. Ну, почти. Отец, известный в то время писатель, рано овдовел и всего себя посвятил единственной дочери. Когда умерла мама, Кире только-только исполнилось десять лет. Мачеху в дом писатель Крымов привести не захотел, заперся в четырех стенах и занимался только творчеством и Кирой. Но несколько лет писал, что называется, «в стол», а когда решился опубликовать написанное, времена изменились. Поезд ушел, и даже в последний вагон не удалось вскочить. Пришлось подрабатывать переводами, чтобы свести концы с концами.
Жили они вдвоем, в двухкомнатной квартире на пятом этаже «сталинки». Коридор длиннющий, потолки высоченные, лестничные клетки широченные, мусоропровод в кухне, зал огромен, а Кирина комнатка, напротив, крохотная. Но она была так счастлива в ней!
Писала стихи, причем хорошие, а папа относил их в толстые и не очень журналы, где работали его многочисленные приятели и приятельницы, помнившие Крымова веселым, жизнерадостным человеком, полным здоровья и сил. Ради дочери он возобновил старые связи с собратьями по литературному цеху, только теперь уже не улыбался, был серьезен и судьбой единственной дочери тоже занялся всерьез. Стихи Киры охотно публиковали, и еще в школьные годы будущее ее было предрешено. Она с первого раза поступила в Литературный институт имени Горького. Без проблем. Ну, без малейших! И попала на курс известнейшего поэта, который в ней души не чаял. И вновь публикации. Одна за одной.
Но времена эти скоро закончились, мода на поэзию прошла, и проза стала наступать по всем фронтам. Но и тогда еще все для Киры складывалось хорошо. Просто замечательно! Институт она закончила, стала заниматься переводами. Способности к языкам передались ей по наследству от отца. В Россию как раз хлынул поток импортных любовных романов. Океаны страсти и любовные реки переполняли женские сердца.
— Скоро придет мода и на отечественный любовный роман. Ты бы занялась этим, дочка, — посоветовал отец. — Перо у тебя легкое, все, написанное тобой, читается на одном дыхании. С публикацией проблем не будет. Дорожка проторенная. Попробуй.
И Кира попробовала. Писать ей было легко. Ах, любовный роман? Подумаешь, проблема! Сколько их переведено! Рука давно набита! Первые ее книги вышли в серии «Чудное мгновенье». Тоненькие книжечки в мягком переплете, которые быстро расходились и так же быстро рассыпались на отдельные листочки. Псевдоним она брать не стала. Кира Крымова — чем плохо? Отец старается. Пробивает, хлопочет, помогает если не материально, то морально. Неизвестно, что ценнее.
Она отдавалась придуманным страстям с упоением и восторгом. Но когда к ней самой пришла, наконец, любовь, поняла, что до сих пор ничего о ней не знала. Настоящей любви, о которой ее собственной рукой столько уже было написано! Час пробил. И вскоре последовало предложение руки и сердца. Все было по правилам. Кира чувствовала себя такой счастливой! Безмерно!
Он был поэтом, что само по себе звучит упоительно. А для такого романтика, как Кира, — священно! И, как истинный поэт, он был красив. Вокруг головы, словно нимб золотой, летящие светлые кудри. Глаза бездонны, сердце тоже, как ей тогда казалось. Можно пить и пить, не опасаясь того, что родник иссякнет. Он объяснялся ей в любви в стихах, она отвечала прозой. Герои ее романов теперь были только блондинами. С синими глазами. И только клонировав любимого мужа раз пять, Кира немного успокоилась.
В его стихах были чувства, сплошь одни чувства. Сама же поэзия была несовершенна. Кое-где рифма хромала, не выдерживался размер, но ведь это же было от души! Кира не смела критиковать, только советовала.
— Вот здесь, милый. Чуть-чуть…
— Подправь, — милостиво разрешал ее Бог.
Сразу же после свадьбы он перебрался к жене. Папа перенес вещи в крохотную комнатку, Кира свои — в огромную залу. Туда же привез свой чемоданчик обладатель золотых кудрей и бездонного сердца. И сразу же попросил тестя устроить его судьбу. Литературную.
— Молодой человек, поэзия сейчас не пользуется спросом, — промямлил старый писатель. — Стихи… Что ж стихи? Это, конечно, хорошо… А чем вы собираетесь зарабатывать на жизнь?
Красавец только плечами пожал. У него не было способностей к языкам. И каких-нибудь других, пользующихся спросом на рынке литературного труда, не было тоже. И еще он обожал вставать в позы. Любимая из них — «я непризнанный гений. И я не виноват в том, что меня не ценят и не понимают. Виноваты
