из-за них воину, подозвал к себе. Тот подошел, и Александр шепнул ему на ухо приказ князя. Воин бесшумно удалился. Все это неожиданно произвело на послов сильное впечатление, старые лисы — они почуяли что-то неладное.
— Мы имеем шесть зреть слафный Александр Ярослафич, — сказал старший посол. — Это феликий шесть для нас, но наш дел мошет решить лишь сам князь.
— Я и решу, — недобро прищурился княжич. — Сказывайте дело.
— Но… — разинул было рот посол.
— …Или выметайтесь вон из шатра.
Послы опешили: такого крутого обращения со стороны княжича они никак не ожидали. Им и невдомек было, что княжич за их жизни беспокоится: ему почудилось, что князь за занавеской вот-вот закашляет. А раз такое случится — послам не миновать смерти.
— О-о, прости дорогой Александр Ярослафич, мы не хотель тьебя обидеть. Если ты за князь, так мы готоф гофориль с топой.
У княжича отлегло от сердца: за занавеской было тихо. И он отвечал уже спокойно:
— Сказывайте ваше дело.
— Мы пришли строить мир, Александр Ярослафич. Дофольно лить крофь, дофольно огня и слез наших матка.
— Ага, теперь узрели, аки страшен огонь в своем-то доме, на своей-то земле?
— Истина молфишь, Александр Ярослафич, сфятой истина, — согласился посол. — Дафай забыфать наши обиды, дафай мириться.
— Коли вы послы, — сказал княжич, — чьим велением вы здесь?
Старший посол расстегнул шубу и, откинув полу, полез в калиту. Достал оттуда свернутую грамоту, скрепленную печатью, и, коснувшись ею лба своего, подал с поклоном княжичу.
— Полномочены мы, Александр Ярославич, градом нашим многострадальным просить милости у тебя и феликодуший.
Александр взглянул на печать, узнал крест орденский, вязь букв латинских по краю.
— Ведомо нам, — начал он, — что в порубе у вас с лета томится славный муж наш тысяцкий Кирилл Синкинич со всеми людьми.
— Но то не ф Юрьеф, ф Медфежий Голофе, — поспешил оправдаться старший посол.
— Медвежья Голова ныне тоже ваш град. И пока русичи у вас в оковах, нет вашей земле мира от нас.
— Но, Александр Ярослафич, сие огофорено ф догофоре, кой мы заготофил.
— Что оговорено?
— И фы и мы осфобождайт фесь полон.
— Где договор? — спросил быстро Александр.
— Фот, фот, пожалуйст, — засуетился посол, доставая из калиты еще один пергаментный свиток. — Тут фсе по-русски писан.
Княжич взял свиток, развернул его, быстро пробежал глазами.
— Позвольте, господа, а пошто это мира вы просите лишь на два года? А? Али мните за два года Орден оперить свой?
Послы переглянулись, пожали плечами, словно впервые слышали об этом.
— Мы считайт сие не глафным, — отвечал старший посол. — Сие приблизителен.
— Коли срок мира для вас не главный, то позвольте мне, господа послы, изменить двойку на пятерку, ибо длань о пяти перстах должна быть. Верно?
Послы при всем старании не могли скрыть неудовольствия этим предложением княжича.
— Но, Александр Ярослафич, мы же… — начал было выкручиваться старший посол, но в это время другой дернул его за рукав и шепнул что-то на ухо. — Но позфоль нам меж собой пару слоф молфить?
— Говорите, советуйтесь, — согласился Александр. — Чай, для того вас пятерых и отрядили, дабы было с кем посоветоваться.
Послы сразу же заговорили меж собой по-немецки. Княжич, сделав вид, что ничего не понимает, скучающе барабанил пальцами по бляхе бахтерца.
— Мы не имеем права менять срок без согласия Ордена, — горячился молодой посол.
— О чем вы говорите? Какой Орден? От него только рожки остались.
— Все равно надо посоветоваться.
— Мы будем советоваться, а они очистят весь край.
— Не надо было начинать переговоры с этим юношей. Надо было ждать князя. Где же эта старая лиса?
— Будьте покойны, с ним было бы не легче. Этот хоть может забыть о дани.
— Но князь не может согласиться на то, о чем договоримся с сыном.
— Если он оставил его за себя — согласится. Они ревнивы к чести своего гнезда.
— Давайте попробуем предложить три года, может быть, на четырех и сойдемся.
— Господа, мы не на торге, а на приеме у князя-победителя. Ежели упремся, он может еще прибавить срок. Вы забываете, что мы положены на лопатки, и он это хорошо понимает.
— Ладно, черт с ним. Пусть пять. Говорите ему, что мы согласны.
Немцы наконец умолкли, и старший посол, выступив вперед, начал по-русски:
— Мы софетовались, Александр Ярослафич, и решиль согласиться на пять лет полный мир между нами.
— Вот и добро, — сказал Александр, радуясь, что послы, сами того не ведая, подсказали ему то, что он мог упустить по неопытности. — А теперь к дани перейдем, господа.
У старшего посла от этих слов и челюсть отвисла.
— Какой дань, Александр Ярослафич?! Фсе феси тфои полки разорил.
— Полкам кормиться надо, — холодно отвечал княжич. — А ваши рыцари что творят, когда наши веси берут? А? Аль не ведаешь?
На это отвечать было нечего. Орден давно снискал себе славу жестокого и беспощадного завоевателя.
— Дань не столь велика, господа послы, и берем мы ее лишь с городов Юрьева и Медвежьей Головы. — Александр помолчал, словно примеряясь к размеру дани, и в полной тишине уронил весомо: — Десять тысяч гривен.
Для послов это был уже второй удар, намного ощутимее первого. Казна была пуста, и десять тысяч собирать надо с купцов и богатых граждан. А это дело нелегкое, ох нелегкое, чай, послы-то сами из этого сословия, и их калиты вытрясут в первую голову.
— Александр Ярослафич, смилуйся, — взмолился старший посол.
— Господа, мы не в храме и не на торге. Ныне наш верх и наше слово, так будьте достойны своих высоких званий и долга. Мы не лишаем вас живота, не полоним жен и детей, хотя сотворить сие и в силах и вправе. Мы накладываем дань. Платите. Аминь!
Александр сказал это быстро и твердо, дав понять, что на этом разговор окончен.
— Посфоль хоть чуть подумать, — молвил обескураженно посол.
— Нет! — вскинул подбородок княжич. — Могу лишь позволить переписать набело договор, внеся в него то, о чем было здесь сговорено. Вы свободны.
Александр кивнул, и послы поняли: пора уходить.
— Эй, кто там! — позвал княжич, и за спиной послов сразу же возник воин-милостник. Он смотрел на княжича, ожидая веления (казнить или миловать?), готовый исполнить его тут же.
— Вели поставить господам послам шатер у леса. Им надо переписать ряд к утру.
Александр, дождавшись, когда вышли за дружинником послы и говор их заглох, шагнул к занавеске, отдернул ее. Отдернул и отпрянул в изумлении. Ярослав в одной сорочке стоял во весь рост на откинутой шубе и пронзительно смотрел на сына.
— Сын мой, дай обнять тебя, — сказал сдавленным голосом.
Александр шагнул к отцу, тот обхватил его за шею горячими руками, прижал к груди.
— Ты муж, ты настоящий муж! — шептал он жарко где-то возле уха княжича. — Господи, благодарю
