во всех остальных битвах. Представьте себе электрический распределительный щит в любом здании, в любом учреждении. Каждый переключатель контролирует включение и выключение света в одной определенной секции здания, а человек, отвечающий за работу распределительного щита, контролирует весь свет в здании. Но на этом щите есть главный рубильник. Для управления им сила не требуется. Никто не скажет в данной ситуации: «Если ты достаточно силен, чтобы управлять главным переключателем, значит у тебя хватит сил, чтобы управлять всеми остальными». Простая истина заключается в том, что, если вы управляете главным рубильником, вы контролируете весь свет в здании, вы — хозяин и господин всего распределительного щита. В этом смысле человек, который может контролировать собственный язык, — это человек совершенный, могущий обуздать и все тело (2). Это большое (вполне достижимое и реальное) дело может выполнить наш язык (5а).
Удивительно, не правда ли? Наша речь — это не только то, что мы проговариваем вслух. Фактически то, что слышат от нас другие, есть небольшая часть использования речи в целом. Мы не можем думать, не оформив наши мысли в слова; мы не можем планировать, не объяснив шаг за шагом своих намерений; мы не можем представить что–либо, не нарисовав словами четкую картину; мы не можем написать письмо или книгу, не «проговорив» ее в мозгу и на бумаге; мы не можем негодовать, не излив пламя негодования в словах. Но если наш язык находится под полным нашим контролем, если он отказывается формулировать слова самосожаления, отказывается рисовать похотливые образы или выражать чувства гнева и негодования, тогда зло можно считать вырванным с корнем. Рубильник будет отключен еще прежде, чем возникнут погрешности в работе распределительного щита. Именно поэтому кто не согрешает в слове, тот человек совершенный (2). Умение контролировать свой язык — больше, чем свидетельство духовной зрелости, это — средство достижения зрелости.
Мы уже выяснили, что умение обуздывать язык — это основной фактор праведной жизни. Во–вторых, у наших слов огромная мощь, они способны нанести большой вред (5б,6). Язык такой же маленький, как удила или руль. Но если последние пассивно ждут момента, когда их задействуют, то язык обладает иным характером, он активная сила, это — огонь. Крошечная огненная искорка, разгоревшись в пламя, подвергает разрушению все вокруг. Так и язык — активное орудие зла.
Иаков говорит о четырех аспектах огненной мощи языка (6), начиная этот обзор с его характера. Язык (дословно) «определяется как царство или мир неправды, или неправедности, среди других наших членов»[70]. Мир (kosmos) есть положение вещей или порядок вещей, основанный на человеческой греховности, враждебности Богу, отрицании Христа. «Прикраса неправды» означает «царство неправедности», мир характеризуется всем тем, что в глазах Бога нечисто, это мир во всей своей неправедности. Язык же — средоточие этой неправедности. А поскольку он находится внутри нас, его можно назвать «неприятелем в праведном царстве Бога, готовым орудием в распоряжении Божьего врага» [71]. Наши члены[72] , то есть части нашего тела, часто упоминаются в связи с функцией, которую они выполняют по своей природе. В этом смысле из всех наших членов язык подвержен наибольшему воспалению, делая все наши органы враждебными Богу.
Далее Иаков говорит о влиянии языка: он оскверняет все тело (6). Это сторона медали, обратная тому положению, которого можно достичь при контроле над языком. Это та сила, о которой выше говорилось как о главном ключе к благословениям. Язык участвует в формировании мыслей, устремлений и планов, заполняющих нашу земную жизнь, и по этой причине он оставляет следы осквернения повсюду. Слово тело здесь соотносится со словом члены. В Библии рассматривается либо внутренний мир человека, и тогда говорят о душе и о духе, либо внешняя сторона его жизни, и тогда речь идет о теле, или плоти. В человеке эти три сущности слиты воедино. Каждый из нас — одушевленная плоть, или тело; или душа во плоти, или в теле. Таким образом, члены отождествляются с их функцией или с их действиями (направленными на добро или зло), а тело есть общее средство выражения содержания индивидуальной жизни. Язык всегда дает знать о себе, везде оставляет следы своего осквернения[73]. Можно было бы предположить, что Иаков начинает с описания последствий несдержанности языка по отношению к Богу (язык принадлежит миру сему, т. к. отвергает Бога, враждебен Ему), а затем переходит к последствиям, от которых страдает сам человек (к тому осквернению, которое язык человека распространяет повсюду). Но настаивать на таком порядке не следует, ибо мысль о том, что грех повсюду оставляет след и Бог его видит, — абсолютно библейская мысль. Она действительно отражает серьезные проблемы нашей грешной жизни. Я могу сожалеть, что грех мешает мне вести полноценную и насыщенную жизнь, но это ничто в сравнении с тем, что грех заставляет меня оскорблять Святого Бога. Более того, след осквернения остается на самом человеке. Жизнь такого человека неполноценна, и виновником этого назовем неумение обуздывать свой язык.
Раскрывая третий аспект злой силы языка, Иаков использует неожиданное выражение: воспаляет круг жизни (6; в оригинале «цикл природы». — Примеч. пер.)[74]. Миттон разумно полагает, что Иаков подразумевает «весь цикл человеческой жизни». Мы уже привыкли к поэтическим выражениям типа «вечный поток жизни» и «по кругу жизни». Мы говорим: «Жизнь катится», и Иаков применяет эти образные выражения по отношению к языку. «Другие пороки со временем можно исправить. Они исчезают из нашей жизни» (Кальвин), но с первого и до последнего дня нашего существования губительное влияние языка ощутимо в нашей жизни. Это и есть третий аспект мощи злой силы языка — продолжительность во времени.
В–четвертых, Иаков отмечает зависимость языка: будучи сам воспаляем от геенны (6). Первым отличительным признаком языка была его принадлежность к миру, враждебному Богу, другим его признаком может стать служба сатане. Геенна[75] — место вечного пламени. Иаков видит, как смертоносный огонь ада достигает той части нашей грешной и падшей природы, которую легче всего воспламенить. Язык становится орудием самого сатаны. Это относится не только к случаям употребления неправедных или спорных высказываний. Однажды Петр отвел Господа в сторонку и дал ему самый лучший совет, какой только мог придумать, поскольку относился к Иисусу с любовью и заботливым вниманием. Но Господь ответил: «Отойди от Меня, сатана! ты Мне соблазн, потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое» (Мф. 16:22,23). Итак, предупреждение Иакова звучит очень своевременно.
Неукротимый язык? (3:7, 8а)
Учение Иакова о языке началось (2–5а) с утверждения, что умение контролировать свою речь есть великое благо. Затем он показал, сколько зла исходит от необузданного языка (5б,6). Теперь же он развивает третий важный аспект: язык никто из людей укротить не может (7,8а). Именно об этом идет речь в данных стихах.
В самом начале Творец дал мужчине и женщине власть над всем сотворенным миром (Быт. 1:28). В соответствии с этим все животные были подчинены и подчиняются человеку. Богом данная власть может использоваться на добро или во зло. Но язык укротить никто из людей не может; это — неудержимое зло (8)[76]. Дж. Б. Филлипс рассматривает понятие неудержимое[77] как «всегда готовое