Но действительно ли телефонный незнакомец лично знает Аомамэ? Или это — хитроумная ловушка? Чем дольше Тэнго думал об этом, тем тревожней ему становилось. Если ловушка — ее, несомненно, расставляет для него «Авангард». Ведь как тайный соавтор «Воздушного Кокона» Тэнго наверняка у них в черном списке. Вот почему тот странный тип, Усикава, явный прихвостень секты, приставал к нему с болтовней о финансовой поддержке. А кроме того, Тэнго — пускай и не вполне добровольно — согласился приютить Фукаэри и прожил с нею под одной крышей целых три месяца. Чтобы испортить секте настроение, всего этого более чем достаточно.
И все-таки странно, удивлялся он: зачем «Авангарду» сооружать для меня ловушку, используя как приманку Аомамэ? Адрес мой им известен. Я никуда не прячусь. Если у них ко мне дело, могли бы встретиться и поговорить напрямую. Зачем тратить силы и время, выманивая меня на детскую горку? Конечно, если они охотятся на Аомамэ, а как приманку используют меня, дело принимает совсем другой оборот.
Но зачем бы им охотиться на Аомамэ?
Этого Тэнго не понимал. Может, Аомамэ как-то связана с «Авангардом»? Но развить эту версию не получалось. Оставалось только спросить у нее самой. Если, конечно, их встреча вообще состоится.
В любом случае, как и советовал незнакомец по телефону, бдительность лишней не бывает. Для пущей безопасности Тэнго прошел окольной дорогой, окончательно убедился, что за ним никто не следит, и быстрым шагом направился к парку.
У детской горки он появился за пять минут до семи. Уже стемнело, люминесцентный фонарь рассеивал по закоулкам тесного парка ровный холодный свет. День выдался пригожий и теплый, но не успело солнце скрыться за горизонтом, как тут же похолодало и поднялся студеный ветер. Несколько спокойных, почти весенних денечков миновало, и в двери снова стучала зима, на этот раз — лютая, настоящая. Голая дзельква покачивалась, словно палец грозящей кому-то старухи, и ее ветви сухо потрескивали на стылом ветру.
В окнах окрестных многоэтажек кое-где горел свет. В парке не было ни души. Сердце под кожаной курткой билось ровно и глубоко. Тэнго потер ладони — чувствуют ли? Все в порядке, сказал он себе. Бояться нечего, я готов. И решительно взобрался на горку.
Наверху он уселся в той же позе, что и прежде. Палуба была холодной и немного влажной. Не вынимая рук из карманов, Тэнго оперся спиной о перильца и посмотрел на небо. В небе плыли тучи — большие и маленькие, вперемежку. Он поискал глазами лунные диски. Но те, похоже, скрывались за тучами — не очень густыми, легкими, белыми, но достаточно плотными, чтобы спрятать луны от человеческих глаз. Лениво и неспешно эти тучи переползали с севера на юг. Видно, в верхних слоях атмосферы ветер дул совсем слабо. А может, просто плыли так высоко, что скорости не разобрать. В любом случае, казалось, они совершенно никуда не не торопятся.
Тэнго взглянул на часы. Без трех минут семь. Секундная стрелка отбивала секунду за секундой. Но Абмамэ все не появлялась. Несколько минут Тэнго следил за этой стрелкой, словно за чудным и неуемным насекомым. А потом закрыл глаза. Как и облака над головой, он никуда не спешил. Если нужно подождать — он подождет. Отключит голову и отдастся течению времени. Самое главное сейчас — чтобы время текло ровно и не тормозилось.
Не открывая глаз, Тэнго вслушивался в звуки мира вокруг, точно радиоприемник, ловящий волну Сначала в непрерывный гул автомобилей на Седьмой кольцевой. Этот гул напоминает шум океанского прибоя, которого он наслушался в санатории Тикуры. В клаксонах грузовиков, сдающих назад, так и слышатся резкие крики чаек. Какая-то огромная псина хриплым лаем предупреждает о неведомой опасности. Кто-то где-то кого-то громко зовет. Разные звуки доносятся непонятно откуда. Если долго сидеть, закрыв глаза, чувство расстояния пропадает и ты перестаешь понимать, откуда и что звучит. Иногда налетает ветер, но ты больше не чувствуешь холода. Твоя способность чувствовать холод и прочие раздражающие факторы этой реальности на какое-то время пропадает за ненадобностью.
Вдруг очнувшись, он замечает, что кто-то сидит рядом и держит его за руку. Кто-то маленький и очень живой забрался в поисках тепла в правый карман кожаной куртки Тэнго, нащупал его большую ладонь и сжимает ее. Время скакнуло вперед — и когда его сознание пришло в себя, все, что могло случиться, уже случилось. Безо всяких предисловий ситуация вышла на новый уровень. Ну и дела, — думает Тэнго, все еще не открывая глаз. Как же так получается? Иногда время тянется невыносимо лениво и долго, а иногда сразу столько событий происходят за один миг?
Чтобы проверить: он действительно есть? — ладонь его стискивают еще сильнее. Чьи-то длинные гладкие пальцы — и чья-то сильная воля.
Аомамэ, думает Тэнго. Но вслух не говорит. И глаз не открывает. Просто сжимает ладонь в ответ. Он помнит эту руку — за все двадцать лет он не забыл того единственного прикосновения. Конечно, теперь это уже не пальчики десятилетней девчонки. За прошедшие двадцать лет эти пальцы столько всего перебрали, перетрогали, перетискали — самых разных объектов, различных по форме и величине. Разумеется, теперь эти пальцы гораздо сильнее. И все-таки в главном они не изменились. То же пожатие — в страстном желании что-то ему передать.
Двадцать лет жизни расплавляются в Тэнго за одно мгновение, собираются в единый поток и закручиваются водоворотом. Все, что в этой жизни увидено, сказано, по-настоящему ценно, собирается воедино и образует в его сердце нечто вроде гончарного круга, и он следит за этим процессом безмолвно, как астроном, наблюдающий гибель звезды и рождение сверхновой.
Молчит и Аомамэ. Оба сидят на холодной горке, не говоря ни слова, — просто сжимают друг другу руки. Они вернулись туда, где обоим по десять лет, одиноким пацану и девчонке. Опустевший класс, уроки окончены, за окном начало зимы. Что подарить другому, чего пожелать для себя — постичь все это ни силы, ни знания не хватает. С самого рождения их никто по-настоящему не любил, и сами они по-настоящему никого не любили. Чем обернется их внезапная искренность, куда занесет — не ведают ни он, ни она. Дети попали в комнату без дверей — ни выйти, ни войти. Они еще не знают, что именно здесь и сейчас — единственные место и время, в которых одинокий человек не чувствует себя одиноким. И что именно здесь и сейчас одно одиночество исчезает в другом бесследно.
Сколько же времени прошло? Пять минут, час? Или целые сутки? А может, время остановилось? Что он, Тэнго, вообще знает о Времени? Пожалуй, лишь то, что с нею на этой горке вдвоем, не говоря ни слова, он мог бы сидеть до бесконечности. Как в десять лет, так и теперь, двадцать лет спустя.
А еще оно, Время, нужно ему, чтобы приспособиться к этому новому миру. Надо будет заново научиться чувствовать, созерцать, подбирать слова, двигаться и дышать. Ради этого придется собрать все время, которое только есть в этом мире. Хотя нет — одного этого мира, пожалуй, не хватит.
— Тэнго, — говорит на ухо Аомамэ. Голосом не очень низким, не очень высоким. Так, словно что-то ему обещает.
Тэнго открывает глаза. Время снова приходит в движение.
— Посмотри на небо, — просит Аомамэ.
Глава 28
Тело Усикавы освещают люминесцентные лампы в потолке. Отопление отключено, окно распахнуто настежь, отчего холод стоит, как в морозильнике. В центре зала на подиуме из сдвинутых вместе столиков для совещаний [40] лежит Усикава — навзничь, в зимнем белье, накрытый стареньким шерстяным одеялом. Живот под одеялом громоздится, точно муравейник посреди поля. Застывшие в немом вопросе глаза (веки ему так никто и не сомкнул) накрыты полоской ткани. С приоткрытых губ больше не слетает ни слов, ни дыхания. Череп, пожалуй, еще приплюснутее и загадочней, чем при жизни. Косматые черные волосы, напоминающие ежик на женском лобке, уныло топорщатся в разные стороны.
Бритоголовый Бонза кутается в пуховик, Хвостатый — в коричневую замшевую куртку с меховым
