— Значит, скорее всего, вы их знали, — заметил Фин.
— Вот это да! Неужели? Никогда бы не подумал! — и Минто отпил чая, чтобы смыть неприятный привкус сарказма.
— Похоже, на острове много людей, которым вы не нравитесь.
И тут Минто понял, к чему ведет Фин. Он вытаращил глаза:
— Вы думаете, что меня избил Макритчи? А я узнал об этом и убил его?
— Это правда?
Минто невесело рассмеялся.
— Вот что я вам скажу. Если бы я знал, кто это сделал, — он показал на свое лицо, — я разобрался бы с ним быстро и тихо. И не оставил бы следов.
Снаружи ветер все еще шумел в траве. Тени облаков бежали по твердому песку; начался прилив, и вода буквально мчалась по пляжу. Полицейские остановились у машины, и Фин сказал:
— Я бы хотел съездить в Несс, Джордж, кое с кем поговорить.
— Мне надо вернуться в Сторновэй, сэр. Старший следователь Смит держит нас на коротком поводке.
— Придется попросить у него машину.
— Я бы не стал, мистер Маклауд. Он, скорее всего, откажет. — Ганн колебался: — Может, вы отвезете меня в участок и возьмете мою машину? Лучше просить прощения, чем разрешения.
Фин улыбнулся:
— Спасибо, Джордж, — и открыл дверь машины.
— Ну, что скажете? — Ганн кивнул на дом. — По поводу Минто.
— Я думаю, если бы не поездка по таким красивым местам, мы бы потратили время впустую. — Сержант снова кивнул, но как-то неуверенно. — Ты не согласен?
— Да нет, вы, наверное, правы, мистер Маклауд. Но этот тип мне не понравился. От него просто мурашки по коже! С его-то подготовкой он наверняка знает, как обращаться ножом! И ударит, не задумываясь.
Фин запустил руку в свои мелкие кудри.
— У спецназовцев подготовка что надо.
— Ну да.
— Думаешь, ты смог бы сломать ему руки?
Ганн взглянул на него и покраснел.
— Он переломал бы мне все кости еще до того, как я бы к нему подошел, мистер Маклауд. — Тут он слегка улыбнулся и наклонил голову: — Но он не должен был об этом узнать.
Гончарня стояла у подножия холма, сколько Фин себя помнил. Когда Экан Стюарт поселился в этом доме, ему было около тридцати, он носил длинные волосы и смотрел вокруг безумным взглядом. Фин и прочие мальчишки из Кробоста считали Экана очень старым и думали, что он колдун. Они боялись, что он их во что-нибудь превратит, и в кои-то веки слушались родителей — не подходили к гончарне. Экан не был своим на острове, хотя его дед, говорят, был из Карловэя. Для жителей Льюиса это все равно что Дикий Запад. Экан родился где-то на севере Англии. Нарекли его Гектором, но он, когда вернулся на землю предков, стал называть себя на гэльский манер.
Ставя машину на травянистую обочину напротив гончарни, Фин увидел, что Экан сидит у дверей. Ему было уже за шестьдесят, волосы по-прежнему длинные, но седые; взгляд уже не такой дикий: годы курения травки затуманили и глаза, и ум. На облезшей белой стене дома до сих пор была видна красная надпись «Гончарня», которую хозяин сделал тридцать лет назад. Неряшливый сад забит мусором, собранным на пляже. Между столбами натянута зеленая рыболовная сеть, по обе стороны шатких ворот — столбы из древесины, выброшенной на берег. К ним привязана перекладина, увешанная оранжевыми, розовыми, желтыми и белыми буйками и поплавками. Все это богатство стучит под порывами ветра. Чахлая живая изгородь упрямо цепляется за тонкую торфяную почву; Экан посадил эти кусты, когда Фин был еще ребенком.
В те времена дети по дороге в школу любили смотреть на таинственные земляные работы, которые Экан Стюарт начал вскоре после приезда. Почти два года он трудился на болоте, окружавшем его дом. Он раскапывал землю, а потом тачками перевозил ее через болото и сваливал огромными кучами. Всего таких кротовых кочек было шесть, они располагались в тридцати-сорока футах друг от друга. Дети часто сидели на холме и с безопасного расстояния смотрели, как странный чужак разравнивает землю и засевает ее травой. Они далеко не сразу поняли, что у Экана получилось миниатюрное поле для гольфа на три лунки. На нем были и метки для мяча, и флажки над лунками. Дети с изумлением смотрели, как Экан Стюарт однажды вышел из дома в клетчатом пуловере, кепке и с мешком клюшек. Он торжественно сделал первый удар и обновил свое поле, сыграв первую партию в гольф. Это заняло всего пятнадцать минут. С тех пор он играл каждое утро, при любой погоде. Через некоторое время эффект новизны прошел, и дети нашли себе другие занятия. Экан Стюарт, чудаковатый гончар, стал частью привычного бытия и превратился для всех в невидимку.
Сейчас Фин увидел, что поле для гольфа, над которым Экан когда-то так трудился, заброшено и заросло высокой травой. Гончар поднял глаза, когда его ворота, открываясь, прошуршали по заросшей тропинке; его зрачки сузились. Экан нанизывал на шнурок керамические подвески, чтобы разместить их среди еще двух дюжин таких же на передней стене дома. Перестук терракотовых трубочек, покрытых яркой глазурью, наполнял воздух. Гончар оглядел Фина, затем сказал:
— Судя по твоим туфлям, парень, ты полисмен. Я прав?
— Вы не ошиблись, Экан.
Тот склонил голову набок:
— Я тебя знаю? — Даже после стольких лет на острове он не утратил ланкаширский акцент.
— Когда-то знали. А вспомните ли — другой вопрос.
Экан вгляделся в лицо Фина; тому показалось, что он слышит, как вращаются и скрипят шестеренки его памяти. Но вот гончар покачал головой:
— Придется тебе напомнить.
— Моя тетка покупала ваши, скажем так, необычные поделки.
Глаза старика засветились.
— Исебал Марр! Она жила в старом доме у бухты. Заставляла меня делать большие горшки для сушеных цветов, яркие такие. И она единственная из местных купила моих трахающихся свинок. Эксцентричная леди, упокой Господи ее душу. — Фин решил, что попал в удивительную ситуацию: его тетку назвал эксцентричной безумный гончар! — А ты, значит, Фин Маклауд. Боже мой! Последний раз я тебя видел, когда помогал вынести тебя с «Пурпурного острова». Это было в тот год, когда старик Макиннес умер на Скале.
Фин почувствовал, что лицо его краснеет, как от пощечины. Он не знал, что Экан тогда помогал вытащить его на берег. По правде говоря, Фин совсем не помнил возвращения со Скерра и поездки на скорой в больницу, в Сторновэй. Первое, что вспоминалось после падения, — белые накрахмаленные простыни и встревоженное лицо молодой медсестры.
Экан встал и потряс ему руку:
— Рад тебя видеть, парень. Как дела?
— Все нормально, Экан.
— Что привело тебя в Кробост?
— Убийство Ангела Макритчи.
Все дружелюбие гончара как рукой сняло, он вдруг сделался подозрителен:
— Я уже сказал копам все, что знаю о Макритчи.
Он резко развернулся и, шаркая, направился в дом — нескладная фигура в рабочих брюках и грязной рубахе. Фин двинулся за ним. Внутри дом представлял собой одну большую комнату, которая служила мастерской, магазином, гостиной, столовой и кухней. Здесь Экан жил, работал и продавал свои изделия. Столы и полки были заставлены горшками, кружками, тарелками и фигурками. На свободных поверхностях
