приобретает янтарный оттенок, и по вечерам над долиной повисает голубая дымка. Мне бы хотелось увидеть, как сворачиваются листья, хотелось бы собирать фундук и миндаль, почувствовать первый морозец и устроить небольшой костёр из веток оливкового дерева, чтобы прогнать утренние заморозки. Убираю летнюю одежду в чемодан под кровать. Сплетаю несколько венков из листьев винограда с шалфеем, тимьяном и душицей, эти травы мне пригодятся в декабре. Цветы укропа, засушенные на доске, прячу в раскрашенную жестянку, которую обнаружила в доме. Возможно, та бабушка, которую я полюбила, тоже хранила в ней сушёную зелень.
Мужчина в накинутом пальто останавливается перед киотом, в руках у него тысячелистник. Ребром ладони он стирает с киота пыль. Всю осень, пока я буду читать лекции студентам, он будет приходить по белой дороге, одетый в старый вязаный свитер, а позже обернув шею шарфом. Мужчина уходит, я вижу, как он остановился на дороге и смотрит назад, на дом. В который раз я пытаюсь отгадать, о чём же он думает. Он видит меня в окне, поправляет пальто на плечах и разворачивается в сторону своего дома.
Разбросанные книги вернулись на свои полки: мой дом в порядке. Один последний коблер с ежевикой, и я уеду. Ящерица влетает в дом и в панике убегает. Мысли о будущем крутятся в голове. Какой магнит тянет меня сейчас? Я укладываю отглаженные простыни на полки комода. Очистив свой письменный стол, я нахожу список: полировка меди, позвонить Донателле, посадить подсолнухи, двойная шток-роза. Солнце бьёт в стену этрусков, превращая в кружево рожковые деревья. Две белые бабочки спариваются в воздухе. Я хожу от окна к окну, напитываясь впечатлениями.
Ben tornati: С приездом
Через несколько месяцев, в первое утро по возвращении в Кортону из Калифорнии, мы с Эдом идём в город за покупками. Вначале я отношу фотоплёнку, которую надо проявить, в фотомагазин Джорджо и Лины. «С приездом!» — кричит Джорджо. Лина выходит из-за прилавка, и мы все четверо обмениваемся ритуальными поцелуями в щёку. Наконец я научилась поворачиваться всем телом направо, потом налево, так что не надо поворачивать голову и прикасаться к щеке губами. Лина не теряет времени.
Среди толпы других клиентов в тесном пространстве магазина я вникаю в поток её фраз: «Мы с вами приглашены к обеду», «За городом, но близко» и последний довод: «Она готовит как моя мать».
— В субботу или в воскресенье? — прерывает нас Джорджо. — Мне бы лучше в субботу, но я готов к супержертве со своей стороны.
Он похож на постаревшего, более озорного Вакха кисти Караваджо. Он городской фотограф, присутствует на каждом венчании и празднестве, и известно, что он любит танцевать. Все празднества устраиваются за бесконечным составным столом.
— Будет паста с уткой, — Джорджо встряхивает головой. — Эта утка утром ещё крякает в загоне, а к вечеру уже приходит на стол.
— В чём жертва? — спрашивает Эд.
— Футбол в Риме.
— Тогда поехали в субботу. — Эд знает, что футбол — святое дело.
Мы пересекаем площадь и наталкиваемся на Алессандру. «Пойдём попьём кофе», — говорит она, затаскивая нас в бар, чтобы узнать новости. Она недавно забеременела и хочет обсудить имя для ребёнка. Когда мы, попрощавшись с ней, направляемся в бакалейную лавку, мы встречаем там Сесилию с её английским мужем и двумя сказочно прекрасными маленькими девочками, Карлоттой и Камиллой. «К нам на обед, — говорят они. — Когда сможете. В любой вечер».
Когда мы прибываем домой с покупками, на столе возле дома нас ждёт десяток яиц от Беппе, который занимается нашими оливковыми деревьями и огородом. Суфле на основе его свежайших яиц поднимается до самого верха плиты. Там же наш друг Гуизи оставил для нас cenci — печенье из жареного сдобного теста, посыпанное сахарной пудрой.
На следующий день Джорджо — это другой Джорджо, хороший друг Эда — приносит мясо дикого кабана. Мы знакомы с уксусным маринадом, который делает его жена Виттория, и с её фирменным блюдом — медленно поджаренной филейной частью.
— Сам убил этого бедного свина? — поддразниваю его я. Он знает, меня приводит в ужас, что тосканцы стреляют и едят певчих птиц да и всё прочее, что движется, в том числе дикобразов.
— Но тебе-то он нравится! Так что это твои проблемы. — Джорджо рассказывает нам, что его охотничья команда в этот сезон застрелила двадцать кабанов.
Позже снова приходит Беппе, приносит кролика.
И так далее. Днём раньше ничего подобного не было. Возвращение в Кортону всегда меня поражает. Искреннее гостеприимство и щедрость этих людей — чудеса моей жизни.
Более десяти лет назад мы купили Брамасоль, разрушающийся дом в тосканской провинции, и стали проводить там каждое лето и часть осени. Постепенно заброшенные оливковые деревья ответили на уход, подрезку, окапывание и органические удобрения. Постепенно дом пробудился от долгого забытья и вернулся к самому себе, украшенный вьющейся геранью и заполненный мебелью, которую мы, предмет за предметом, приносили с распродаж антиквариата. Мы любим сам процесс реставрации, поэтому затеяли ещё один проект. В прошлом году, собирая ежевику вместе с соседкой Кьярой, я заметила каменный дом, в котором могла бы жить бабушка Красной Шапочки. Мы пролезли сквозь заросли и обнаружили строение девятисотлетней давности, настолько старое, что у него была каменная крыша. Вскоре мы начали ремонт, на который уходят все деньги, но который так вдохновляет. Мы любим эту землю, особенно когда по осени идёт сбор оливок, заканчивающийся поездкой на пресс и отжимом урожая. В этом сентябре мы купили оливковую рощу прямо под нами, и теперь у нас на двести пятьдесят олив больше. В дальнем уголке рощи Эд нашёл мраморную колонну, встроенную в каменную стену. На ней были выгравированы буквы. Я отмыла колонну, и оказалось, что это памятная надпись о молодом солдате, павшем в Первую мировую войну.
Теперь мы привыкли к таким находкам; эта земля постоянно выдаёт нам что-то из прошлого и постоянно возрождается для будущего. Даже древние виноградные лозы по-прежнему оплетают крутые террасы Брамасоля. В прошлом октябре под руководством Беппе я приготовила собственное вино. Двенадцать бутылок. Открывая первую, мы думали, что двенадцать, вероятно, для нас верхний предел, но нам понравился вкус жёсткого кисловатого вина, которое получено из плодов, выросших на нашем участке. Когда Риккардо услышал, что у нас недоброкачественное вино, он принёс нам сто виноградных лоз. Другой наш друг экскаватором прокопал длинную траншею вдоль одной из террас. Беппе подскажет нам, когда сажать.
Живя тут, я прочно срослась с природой. Мы узнали, что земля всегда находится в состоянии эволюции. Шпалера кипарисов и лаванды, которую мы высадили, уже принимает такой вид, словно была тут всегда. Мы сажали эти изящные кипарисы, когда они были высотой с меня, теперь они похожи на те восклицательные знаки, которые оттеняют пейзаж всей Тосканы. Тропинку между ними освещает аметистовое сияние лаванды. Розы, маргаритки, лаванда, бледно-жёлтые петуньи и лилии покрывают наши передние террасы, а плющ и заросли ежевики остались в прошлом. Самая большая перемена — трава. Трава у нас не тосканская. Поначалу мы жили, подстригая и поливая лужайку сорняков. Весной и ранним летом они очаровательны, но до осени им не дотянуть. Никакого количества драгоценной воды не хватало, чтобы сохранить их живыми. Как-то в сентябре, за неделю, мы с помощью соседей разложили на участке рулоны дерна, привезённого грузовиком из Рима. Наша ирригационная система настолько сложно устроена, что никому из нас не понять её до конца. Теперь, спустя несколько лет, трава снова уступает место сорнякам.
Нам надо было замаскировать большой бак с горючим для системы отопления. Мы приткнули его к склону холма, а перед ним выстроили каменную стенку. Я просила каменщиков встроить в стенку бывшее окно из дома и в нём устроить киот. Они сделали стену сверху неровной, и теперь она смотрится как руина старого дома. Верх я засадила лавандой, привлекающей тьму белых бабочек. Нас всех позабавил этот небольшой каприз. Когда работа была выполнена, я покрасила киот изнутри небесно-голубой краской, этот
