— На проводе, — противным голосом изрекла Штукина из трубки.
— Ленка, а у тебя загранпаспорт есть?
Про загранпаспорт Штукиной Тася вспомнила совершенно случайно. Ведь, кроме билета на самолет до солнечной Италии, необходимо было сделать еще и шенгенскую визу. Это у них с Верой с заграничными паспортами все в порядке, у Веры их даже два, и визы постоянно действующие есть. А вот если у майора милиции Штукиной загранпаспорта нет, то Дмитрия Ивановича Жеребова можно будет поздравить с некоторой экономией денежных средств. Паспорт они сделать уже не успеют.
— А то! — гордо ответила Штукина. — Я ж Валерика летом в Болгарию возила. А почему ты спрашиваешь?
— Да тут мы с Верой решили, что неплохо бы тебе с нами Новый год встретить. Разумеется, за счет нашего приятеля Жеребова. Ты генералов-то своих уговорить сможешь? Обойдутся они без тебя на новогоднем усилении?
— Да я костьми лягу! Да я… Здорово вы это все придумали. Ну, Жеребов, держись! Тась, мы бизнес- классом полетим?
Ну Штукина, ну что за человек! Палец в рот не клади, сразу бизнес-класс ей на халяву подавай.
— Мы полетим тем, на что удастся достать билеты. Времени-то до Нового года в обрез, а наш народ, как тебе известно, любит на Новый год в полном составе выезжать за границу.
— Неправда! Менты завсегда на усилении остаются. Только меня надолго-то не отпустят. Максимум до третьего числа.
— Да я тоже долго там не задержусь. Дуську у непутевой мамаши до конца каникул оставлю, а сама назад. Есть тут у меня кое-какие дела. — На самом деле Тася представила, как хорошо они проведут рождественские праздники вместе с Павлом. Даже можно будет его на дедушкину дачу свозить. — Штукина! Слушай меня внимательно. Тебе завтра с утра необходимо сфотографироваться. Скажи фотографам, что на финскую визу, они знают. А я завтра в обед к тебе подъеду, заберу паспорт твой и фотки.
— А почему на финскую, а не на итальянскую? — удивилась Штукина.
— Потому что тебе, как жительнице города Петербурга, добрые финские парни установили упрощенный порядок получения шенгенской визы. Для любого другого консульства тебе придется собирать кучу справок.
— Что, и от пожарников? — испуганно спросила Штукина.
— И от пожарников, и от гинеколога, а самое главное, из банка, что у тебя есть куча денег.
— Так у меня же нет! Это что же получается! Честному менту, выходит, ход в Европу закрыт и досками заколочен?! — возмутилась Штукина.
— Во-первых, честных ментов не бывает, это теперь уже даже в Евросоюзе всем известно, во-вторых, тебе лично в Европу есть окно через Финляндию, тем справка из банка не нужна. Финны на собственном опыте знают, что питерские жители — люди вполне приличные, и уж если поперлись через границу, то будут деньги там тратить, а не отнимать последнее у местного населения.
— А что делать ментам, допустим, из Иванова? Или из Замухинска?
— Идти к знакомому банкиру, он им нарисует любую справку. Короче, Склифосовский, чтобы завтра к часу у тебя на руках были фотографии и загранпаспорт. — Тася повесила трубку. И подумала, что надо бы завтра прямо с утра озадачить Аду Львовну билетами.
ЕГОРОВ
Иван Сергеевич Егоров родился и вырос в Москве. И родители его тоже родились и выросли в Москве. И родители его родителей тоже родились и выросли в Москве. И родители родителей его родителей тоже, насколько Егорову было известно, родились уже москвичами. Егоров любил свою Москву и недолюбливал разную приезжую шантрапу. Вот именно, тех самых пресловутых «понаехали тут». «Понаехали тут» во времена советского детства и юности Вани Егорова приезжали со всей страны в сытую Москву и целыми семьями оккупировали ЖЭКи и паспортные столы. Они неправильно ставили ударения в словах, вместо буквы «г» говорили «хэ» и лузгали семечки в метро. «Ах, оно, метро, устроено хитро, летом в нем прохладно, а зимой тепло». Метро Егоров в результате тоже не любил, там количество приезжих просто зашкаливало. Казалось, что вся страна переехала в Москву и расселилась в огромных спальных районах, названий которых Егоров не знал и не хотел знать. Какая ему, в сущности, разница, где это Жулебино находится? Живя всю жизнь в Москве, Егоров прекрасно понимал, за что по всей стране, а теперь уже и за ее пределами, так недолюбливают москвичей.
— Ванечка, нельзя так относиться к людям, — говорила мама. — Одним повезло, как тебе, родиться в столице, а другим нет. Они же не виноваты.
Умом Егоров понимал, что мама права, но всей душой этому пониманию сопротивлялся. Ведь в Москву стремились не все подряд, родившиеся на бескрайних просторах родной страны, а люди определенного склада, те, о которых можно было сказать, как о той самой рыбе — «ищет, где глубже». Он часто думал, что, доведись ему родиться в провинции, помчался бы он осваивать московские возможности или остался бы жить у себя в каком-нибудь маленьком городке, где мухи дохнут на лету от скуки? Хотя с чего он взял, что в провинции так уж скучно? И чего, собственно говоря, веселого в столице? По музеям и выставочным залам Егоров не курсировал, ему хватило экскурсий школьной поры. Театры все он освоил еще в молодости, в период театрального бума. Ночные клубы и рестораны тоже как-то Егорова не манили. Он уставал от громкой музыки и людского мельтешения. Другое дело посидеть дома с хорошей книжкой, фильм посмотреть любимый, а хоть и по третьему разу, он же любимый, съездить на дачу, сходить на рыбалку или за грибами. Грибов этих нажарить, да с картошечкой, да со сметанкой, с огурчиком солененьким и под водочку. Красота! Так этого всего наверняка и в провинции в достатке.
Особенно Ваня Егоров невзлюбил приезжих после того, как женился на Виолетте. Ему было всего двадцать три года, и он влюбился без памяти. Виолетта имела большую грудь, синие глаза и черную длинную косу, но больше всего Егорову нравилось в ней ее замысловатое имя. Оно звучало как виолончель. Однако внутреннее содержание Виолетты серьезно уступало ее внешности. Виолетта была из Саратова. Конечно, ударения в словах она делала правильно, слава богу, филологический закончила. И журналы читала подходящие — «Новый мир» да «Иностранку», но в остальном никак не хотела вписываться в представления Егорова о спутнице жизни. Виолетта со своими подругами постоянно по вечерам крутилась то в Доме журналиста, то в Доме кино. Ходила в какие-то байдарочные походы, лазила по горам и ездила в туристические поездки по городам страны. Еще Виолетта любила отдыхать в Крыму. При этом отпуск Егорова в расчет не принимался. Если подворачивалась подходящая компания каких-то друзей, Виолетта паковала чемоданы, и — привет, Маруся! Только ее и видели. При этом от Егорова требовалось только одно — снабжать Виолетту деньгами. Прожили они вместе три года, два из которых непрерывно ругались. Егорову неоднократно даже хотелось придушить свою жену. Развод с иногородней Виолеттой обошелся семье Егорова сравнительно дешево. От Виолетты удалось отделаться теткиной комнатой в коммунальной квартире. После этого Егоров зарекся жениться.
В милицию Егоров пошел по зову сердца. Еще бы, первый советский сериал про доблестных сотрудников милиции «Следствие ведут знатоки» оставил глубокий след в его душе. Ему очень захотелось выводить на чистую воду разных мерзавцев, особенно под песню «Наша служба и опасна и трудна, и на первый взгляд как будто не видна». Вначале все шло хорошо. Егоров боролся с расхитителями социалистической собственности. Со всеми этими торгашами и спекулянтами. А уж если торгаши и спекулянты случались приезжими, то тогда Егоров разворачивал свою борьбу с ними не на шутку. В процессе своей непримиримой борьбы с расхитителями Егоров и познакомился с Раисой. Раиса была потомственной торгашкой, но коренной московской и на площадь Егорова совершенно не претендовала. Ни на площадь, ни на замужество. До яркой красоты Виолетты Раисе было как до неба. Однако имя у нее тоже было вполне заковыристое. Имя Раиса звучало обещанием блаженства и райской жизни. Этому же соответствовала и Раисина фигура с длинными ногами и пышной грудью. Конечно, Раиса помаленьку чего- то там в советской торговле мухлевала, но по сравнению с настоящими ворами, с которыми Егоров сталкивался по долгу службы, весь этот Раисин мухлеж выглядел детскими шалостями. Тем более что Раиса
