косо падают на землю и не так сильно греют, как грели раньше.
Осенний ветерок все чаще и чаще играется с пожелтевшими листьями деревьев, кустарников и травы. В свободное от работы в колхозах и совхозах время, жители спешат в поле на свои огороды, чтобы собрать свои урожаи.
До наступления морозных дней спешат убрать урожай. Вечером возвращаются уже с поклажей. Одни несут картофель в мешках или торбах. Мешками нагружены все и старые и малые. Всем есть работа.
Другой тянет сам повозку, нагруженную мешками с картофелем или тыквами. Кто сам, взявши оглобли в руки тянет повозку, как коренник а лети, вцепившись за веревки, изображают пристяжных.
Повозка движется и то довольно быстро. Иной в свою повозку запрет корову, а за этой повозкой ползет нагруженная дышловая повозка, которую тянет сам хозяин и его телка. Длинный обоз медленно движется к Прокопьевску. Жители везут свой дорогой корм.
Каких только печальных картин к чудес мне не пришлось видеть в Советском союзе? Когда теперь вспоминаю о них, то дыбом волосы становятся на голове. Вот до чего довели людей богатейшей страны, красные строители «земного рая».
Возвращение на «Тырганские уклоны»
Осень приближается к концу. «Смерш» закончил свои допросы. Большая часть офицеров была отправлена по тюрьмам. Наши квартиры должны быть освобождены для большого числа и более свежих заключенных. Нам приказано было приготовиться к выступлению. Мы забрали свои скудные пожитки, построились в колонну по четыре, в ожидании дальнейших приказаний. Подошел многочисленный конвой, окружил нас и по команде старшого конвоя, мы отправились на свои старые квартиры на «Турганские Уклоны».
Возвращение для нас было крайне неприятным. К месту назначения прибыли через час. Ворота знакомого нам «база» широко были открыты. Вошли и по группам разместились по землянкам.
Зима
Невольно пришлось вспомнить слова из басни Крылова «Стрекоза и муравей». Оглянуться но успела, как зима катит в глаза». От непосильных работ и полуголодного питания а так же от бесчеловечного к нам отношения ко было времени думать о зиме.
Работа нам была к тому же противной, ибо мы работали не на себя а на своих мучителей. Пришлось даже поразиться, как быстро пролетели лето и осень. Спряталось теплое солнышко и не желает нас ласкать своими теплыми лучами. Злой ветер с яростью всюду гуляет и старается кому нибудь и где нибудь сделать хотя бы небольшую неприятность. Небо заволоклось темными тучами и начал вскорости падать большими хлопьями мягкий снег: «И отверзошеся хляби небесные для снега. Морозы, как на наше зло, с каждым днем усиливались и мы всё сильное и сильнее мерзли; наша одежонка была не для сибирской зимы.
Земля в точении короткого времени была покрыта снежным покровом толщиною в один метр. Заключенные быстро стали худеть от непосильного труда, полуголодного питания и от сильных морозов.
Превратились мы в скелеты, обтянутые только кожей. Силы наши с каждым днем слабели а так же с каждым днем заметно уменьшалось, наше количество. Почти все заключенные лагерного отделения начали болеть а от недоедания и опухать. Из 350–400 человек заключенных на работу выходило не больше 50 человек.
Благодаря только доктору Абрамову обессиленных от недоедания начали подкармливать а тех опухших, у которых была признана «Дистрофия», начали посылать в больницы на лечение. В числе последних был и я.
Сначала нас везли поездом а потом «черным вороном», но в какую больницу нас везли, мы не знали. В больнице многие из нас не смогли сами снять с опухших ног валенки. Санитары должны были валенки разрезать, чтобы освободить не в меру опухшие ноги.
На лечении в больнице мы пробыли больше месяца а по выздоровлению нас отвезли в нашу старую группу заключенных, которая из лагерного отделения «Тырканские Уклоны» были переведены в лагерное отделение «Абагур».
Лагерь «Абагур.»
О, Абагур, Абагур. Все те заключенные, которые были в этом лагере, никогда но забудут тот ужасный хлеб, которым нас кормили. Хлеб по своему цвету и вкусу сильно напоминал землю с примесью опилок и незначительной доли муки.
Надо быть не человеком, а зверем вообрази человека, чтобы приготовлять для заключенных такой хлеб. Во рту во время еды ощущался не хлеб, а грязь с какой то примесью и песком. На зубах что то трещит, глотать противно, но голод заставляет глотать.
От такого хлеба начались страшные боли в желудке. Голод заставлял заключенных искать в земле клубней, чтобы утолить свой голод. Были очень обрадованы, когда в мочарной земле нашли клубни, похожие на клубни картофеля. Обрадовались такой счастливой находке. Кое как клубни очистили и начали есть. Находка оказалась очень опасной. От съеденных этих клубной мы почувствовали в желудках страшные боли. В санчасти сделали анализ тех клубней, которые были нами съедены. Они оказались клубнями растения, которое называется «туби-роза», и очень ядовитыми.
Переход в Байдаевку — Зыряновку
В Абагуре мы прожили около месяца и этого уже было достаточно дня того, чтобы нас, заключенных, перегнали на другое место работ. День был солнечный и не особенно холодный. Зима ушла. Следы снега скрылись, оставив много воды во рвах и разных низких местах. Земля местами начала подсыхать. Вокруг лагеря серела прошлогодняя трава. Вывели нас из лагеря и приказали располагаться на сухой траве и кочках у самого проволочного заграждения. С удовольствием сажусь на кочку, покрытую сухой травой. Паже и сухая трава манит к себе несчастного заключенного, который соскучился по волюшке и природе.
Подставляю свое исхудалое лицо под дуновение весеннего ветерка и солнечных лучей, смотрю на нежную зелень молодой травки, которая начала вылезать из влажной земли и предаюсь своим мечтам о своей далекой жизни, об отобранной воле, о прошлом и о дорогих лицах родных и знакомых утерянных, возможно, навсегда.
Охрана (конвой) не была так вооружена, как всегда при охране нас во время работы или переходов. Часовые не держали свои винтовки на изготовку. В нескольких шагах от нашей группы, сидело два начальника и вели между собою разговор. Вблизи начальников лежали на траве мои приятели заключенные. Каждый из них напрягая свой слух, чтобы подслушать их разговор.
Авось услышат что нибудь для нас приятное. Ужо ходили упорные слухи о том, что суд СССР не нашел веских доказательств о наших преступлениях, на основании которых можно было бы нас осудить как врагов Сов-режима, а потому нас должны были освободить или вернуть в то государство, где остались наши семьи. Один из начальников говорит другому: «а что ты так распустил заключенных, ведь они смогут и разбежаться». А другой ему ответил, что им нечего разбегаться, ибо уже недалек тот день и час, когда они законным путем будут отпущены на свободу. Мои бедные друзья подошли ко мне и сообщили мне приятную
