новость.
Я таким слухам не верил и предупредил приятелей, чтобы и они не были легковерными. Я знал лучше чем кто либо, что такое русские коммунисты, насколько они кровожадны, жестоки, лживы и сколько они охотились за нами с 1920 года, и теперь только при помощи англичан им удалось прибрать нас к своим рукам. Выпустить нас из своих кровавых лап они так легко не выпустят, пока еще жив их главный кровожадный палач Сталин, А эти ложные слухи всегда распускаются коммунистами, когда возможны побеги заключенных, а в особенности весной, лотом и осенью. Заключенные все же верят этим слухам и с большим нетерпением ожидают того счастливого дня, когда им скажут, что они свободны и смогут вернуться к своим семьям.
В такое счастье я все же не верил. Оно может осуществиться только тогда, когда Сталин умрет или его умрут.
После часового отдыха походным порядком мы двинулись к Байдаевску. Охрана наша состояла из двух человек и то без винтовок.
Только теперь мы почувствовали себя до некоторой степени свободными. Свободной грудью вдыхали в себя свежий весенний воздух. Солнце приятно ласкало нас своими теплыми лучами. Даль степная манит заключенного к себе, вызывая неисполнимые желания. Придорожные кусты мирно стоят, отдыхая от шалуна ветерка, который где то загулялся за пригорками. Как приятно, как хорошо идти свободно, идти без ненавистных вооруженных конвоиров.
Вся природа кажется таком милой и приятной, что не хотелось бы с ною расставаться, но всему приходит край. Вдали уже показалась Байлаевка. Шаг за шагом приближаемся к ней. Вот и она. Как не хотелось бы входить в эту деревню, которая, как нам говорили, наполнена сторонниками Сов-власти. Как хотелось бы остаться в поле, подобно свободному ветру, но охранники нас ведут в деревню. Вошли мы в грязные и пустые улицы деревни Байдаевки. Тротуаров нигде не видно. В центре деревни стоит угрюмая деревянная церковь со скворешницой вместо креста. Церковь приспособлена под какой то склад. Тяжело смотреть на это кощунство.
Проходим через Байдаевку и идем на деревню Загряновку, которая находится в 3–4 км., от Байдарвки. Зыряновка расположена под довольно высоким выступом, который кажется огромной стеной котлована. Над выступом раскинулась беспредельная сибирская степь.
Спешить мы не спешили, но все же, как мне показалось, пришли очень быстро к знакомым нам заборам и воротам с проходной.
После небольших Формальностей лагерная охрана открыла ворота и мы вошли в интернациональный лагерь. Здесь были размещены по-батальонно: поляки, венгры, немцы и мы офицеры (русские и казачьи старой и новой эмиграции. Отвели нам бараки.
Разместились и началась старая наша лагерная жизнь на новом месте, полная невзгод, лишений и приключений. Как я уже сказал, что состав заключенных был интернациональный. Введена была чисто военная муштра. Вечером после работ все должны были заниматься маршировкой, каждый батальон отдельно и с песнями на своем языке,
И вот из-за неприглядных и высоких заборов неслись на сибирские просторы разноголосые и разноязычные команды и песни, большинство которых не были понятны местному населению. Шаг отбивался ослабевшими ногами очень слабо. Из гортаной неслись едва слышные звуки а потому песни не были Соевыми, как когда-то удалых песен, а что то непонятное и получалось, что вместо «ура» вылетало «караул».
Желудки пусты, сил нот, но петь должен иначе покажут тебе «кузькину мать» и то так, что и десятому закажешь. После часа маршировки, шли мы на ужин. Со звериной жадностью заключенные набрасываются на свои порции в мизерном размере и очень бедные по своей питательности, на столах оставляем вылизанные чашки, а уходя из столовой, все посматривают на окно, через которое выдается горячая пища. Но даст ли повар знак за получением добавки, что случается но очень редко. В 9 часов вечера делается проверка и ложимся спать.
От скудной пищи кишки «играют марш», а потому усталые от работы заключенные не смогут долго уснуть. Болью рабы страдают не только от голода, но и от бессонницы. От голода заключенные опять начали опухать. Желудок требует свое, но напрасны его требования. Советская бесчеловечная власть старается всякими способами избавиться от своих врагов. Одних она уничтожает пулей в затылок, других голодом и бесчеловечным трудом.
В лагерях заключенных нельзя и за деньги достать чего нибудь съестного, чем бы можно было утолить мучительный голод.
Несколько слов о нашем лагере. Лагерь существовал до нашего прихода, но с незначительным количеством заключенных. В ожидании нашего прихода были спешно построены новью большие бараки.
Двор был довольно большой, но третья его часть была покрыта водой и болотными зарослями. За забором лагеря свободно паслись журавли и аисты. Прохаживались по мелкой воде, как английские гренадеры, запуская свои длинные носы в болотною грязь. До нашего прихода эти болотные птицы залетали и в лагерный двор, но с нашим приходом они болотную часть двора оставили для нас.
Наша голодная братия сразу же приступила к обработке болотного участка. Пусть читатель не подумает, что мы решили заниматься огородничеством. Нет, мы решили заниматься том, чем занимаются свиньи т. е. в болотной грязи находить съедобные корни болотных трав или что нибудь другое съедобное, не брезгуя и лягушкой.
Занимались тем, чем и лагере Абагур. В болотной воде росла трава или бурьян на вид георгины с корнеплодами похожими на картофель. С большим усердием начали палками извлекать из грязи эти клубни. Клубни спешно были очищены от грязи и с аппетитом начали поедаться. Быстро радостное настроение от находки сменилось ужасом. В желудке появились страшные боли и многие несчастные повалились на землю. Два человека померло а остальных лагерные доктора спасли. Эти корнеплоды оказались очень ядовитой «Туби-Розы»!
Вся трава в нашем дворе была съедена заключенными. Если бы это на было сделано на моих глазах, то я бы сказал, что траву съели животные.
С наступлением весны начались работы в огородах начальствующих лиц. С завистью приходилось смотреть на тех заключенных счастливчиков, которых начальники брали к себе на работы. Каждый надеялся, что, если начальник не зверь или он имеет сердобольную жену, то накормят ого, но такое ожидание не всегда оправдывалось и 3/ка возвращался в лагерь голодным и уставшими.
Однажды улыбнулось счастье мне и войск, старш. Константину Волкорезу. Начальник взял нас вскопать ему в поле огород. Усердно принялись за работу. Копаем а глаза наши бегают по траве, выбирая какая трава может быть вкусное. Ну вот слава Богу хозяйка разрешила нам отдохнуть пару минут. Мой друг сразу же стал на колени и принялся щупать траву и в рот. Следую и я примеру своего друга, чтобы утолить, хотя бы травой, свой мучительный голод. Вблизи нас паслись коровы, которые враждебно посматривали на нас потому, что мы поедали тот корм, который предназначен для них а не для людей. Это были минуты нашего отдыха.
Подошло время засаживать лагерное поле картофелем. Все с большой охотой соглашаются идти на посадку картофеля. Отбирается бригада заключенных, более здоровых на вид, и под усиленным конвоем отправляемся на поле, предназначенное для посадки огородных; растений. Душа радуется при виде просторных и свободных полей.
Вот и наше уже вспаханное поле. Одной группе заключенных дают мешки с нарезанным картофелем а другой большие сапы, чтобы ими делать ямки. Работа началась. Бросаем картофель в ямки и ногами загортаем землей. Агрономы и конвоиры внимательно следят за работой 3/ка, чтобы мы не ели картофель. Но куда им уследить за голодными: голод сильное их приказаний и угроз. Во время работы нагибаемся так, чтобы никто из наблюдающих не заметил, что многие куски картофеля попадают нам а рот а не в ямку. Это делалось так ловко, что никто не мог заметить и мы довольные тем, что с полными желудками возвращаемся в лагерь. Очень жаль только, что посадка картофеля бывает только раз в год.
Как свеча догорает, так догорала и жизнь и здоровье всех заключенных. Заключенные делались людскими тенями, с большим трудом передвигались и ко всем этим несчастьям страшно опухали. Последнее постоянный спутник голода. От заключенных комендантом лагеря был назначен Вл. Миролюбов, который у
