заметила. Надо будет стереть. Потом, когда все уладится.
Руку удалось перебинтовать, однако это не решило проблемы.
Заполняя кремом тарталетки, Володя все сильнее закусывал губу. Движения выходили неуклюжими. Вот и Маша обратила на это внимание.
— Что это с тобой сегодня? — спросила она, подходя ближе.
Он бросил осторожный взгляд в сторону других поваров. Похоже, все заняты своим делом.
— Млею от твоей красоты, — попытался привычно отшутиться Володя, но понял: Маша не поверила, а проследив за ее взглядом, и сам увидел на белой поварской куртке все ширящееся алое пятно.
Вершинина стояла перед ним, прижав руку ко рту, чтобы удержать невольный крик.
— Скоро вернусь, — бросил Володя и, сжав зубы, двинулся в свою комнату.
Едва преодолев последние метры, он закрыл дверь и в изнеможении прислонился к кровати. Повязка вся пропиталась кровью. Пытаясь отдышаться между приступами боли, вцепившейся в плечо не хуже бульдога, он вдруг увидел, как ручка двери поворачивается.
«Они. Вычислили-таки», — равнодушно промелькнуло в голове, и Володя левой рукой вынул из кармана пистолет, кривясь от боли, переложил его в правую руку и шагнул к двери, готовый продать свою жизнь как можно дороже.
Володя давно казался ей странным. Эта его показная беззаботность и вечные шуточки — и в то же время внимательные, словно настороженные глаза. «Можно ли доверять этому человеку?» — спрашивала себя Маша и отвечала, что можно. Он впустил ее тогда, когда она уже почти ни на что не надеялась. Он поддержал и помог. Вот и она не может оставить его в беде. А беду Маша чувствовала так явно, что даже кружилась голова. Беда подошла к Володе совсем близко, коснулась когтистыми лапами его плеч, оставила темные круги под глазами…
Именно поэтому, бросив кухонные дела, она последовала за ним, шагнула в комнату и вдруг почувствовала, как в висок уперся какой-то холодный предмет, а шею сдавила крепкая рука. Маша попыталась закричать, вырваться, но услышала у уха знакомый голос:
— Тихо… Тихо… Я тебе ничего не сделаю, только, пожалуйста, не кричи.
Голос был слабым и каким-то тусклым, а дыхание — нездорово горячим.
Она кивнула и отступила, с ужасом глядя на набухающий кровью рукав поварской куртки и на пистолет в белых-белых пальцах Володи.
— Спокойно, Маша, я Дубровский.
Он еще пытался шутить, и от этого она почувствовала раздражение.
— Ты что, с ума сошел? Ты мог меня убить! В кого ты вообще собирался стрелять?
— Ни в кого, — сказал он, в изнеможении опускаясь на кровать. — Я не убийца…
— Но… кто тебя ранил? — Маша опустилась перед ним на колени, заглянула в подернутые пеленой боли глаза.
— Не важно… Главное, они не знают меня в лицо… Если заметят рану, поймут, что я — это я…
Его слова напоминали горячечный бред. Может, он рехнулся? Но пистолет и рана…
— Тебя хотят убить? — осторожно спросила Маша. — Зачем? Ты бандит? — он едва заметно покачал головой. — Тогда кто? Секретный агент? Кто ты, Володя?
— Я не могу тебе сказать… Так лучше… — прохрипел он. — Помоги… Мне нельзя к врачу. Тебе придется… — и Володя потерял сознание.
Теперь все зависело от нее. Нужно было действовать, и Маша поняла, что действовать — гораздо лучше и проще, чем пытаться осмыслить все эти загадки. Поэтому она набрала в таз теплой воды, приготовила бинты, обезболивающее, дезинфицирующие средства. К счастью, пуля вошла неглубоко. Можно достать пинцетом, и лучше сейчас, пока Володя без сознания. Ей никогда еще не приходилось извлекать пули. Наверное, все когда-нибудь происходит в первый раз.
«Я должна. Я смогу, — сказала себе Маша. — Поистерить можно будет потом, когда все закончится».
Глава 25. Контрольная по математике
— Ну что же, я вижу, что вы умнее меня, — Каверин скользнул недобрым взглядом по пятерке ребят. — Вот завтра и проверим. Проведем контрольную по всему пройденному за год материалу.
Класс встревоженно загудел.
— Ну, если на контрольной нужно будет собирать кубик Рубика, делать самолетики или там кораблики… — насмешливо произнес Макс Морозов и, сложив из тетрадного листа самолетик, запустил его в доску.
— От завтрашней контрольной на двадцать процентов будет зависеть годовая оценка, — проговорил преподаватель спокойно, словно не замечая этой выходки. — Ну как, весело?
— Бывало и веселее!
Похоже, Максу шлея под хвост попала — ну почему бы ему хоть чуть-чуть не помолчать?! Вика бросила на Морозова укоризненный взгляд. Увы, не помогло.
— Мало? — Каверин недобро усмехнулся. — Тогда на тридцать.
Легко Максиму — за него отец платит. Другое дело Вика. Для нее успеваемость — все! Она не может потерять грант! Но что делать, когда со всеми последними делами учеба в значительной степени запущена? «Что делать? Что делать?» — монотонно стучало у Вики в висках.
— Вы хотите сказать, что этот человек — не отец Юли? — произнесла Елена Сергеевна, с ужасом глядя на невысокую симпатичную блондинку, мать Юли Самойловой.
— Нет, — женщина тоже нервничала и теребила в руках изящную дорогую сумочку. — Он — ее отчим. Вернее, был отчимом… Мы разводимся…
И вдруг на холеном лице промелькнула тень, серо-голубые глаза наконец оторвались от разглядывания сумки, уставились на Крылову.
— А почему вы спрашиваете? Он пытался с ней встретиться? — с беспокойством спросила женщина.
— Н-нет, — выдавила из себя Лена. — Просто Юля ведет себя немного… ммм… агрессивно. Вот мы и пытаемся разобраться в причинах.
— Да, — мама Самойловой кивнула, снова взялась за сумку, отыскала в ней платочек и поднесла к лицу. — Причина вполне серьезная. Я застала их в постели… Его выгнала из дома, а дочь привезла сюда. Чтобы под присмотром, подальше от этого негодяя…
Крылова почувствовала себя так, словно под ногами вдруг образовалась дыра. Лена даже взглянула вниз: нет, пол в полном порядке — дорогой дубовый паркет цел и матово поблескивает под светом лампы… Но откуда это состояние свободного падения?..
— Послушайте, мой муж недавно умер. Юля была… очень подавлена. Потом я снова вышла замуж, и мне кажется, она не смогла простить этого. Мне очень важно с ней поговорить! Я не хочу ее терять!
Глаза женщины заволокли слезы, а помада в уголке рта размазалась, придавая красивому лицу что- то карикатурное, жалкое.
— Да, конечно, — Лена с трудом сглотнула. — Извините, Людмила Валентиновна, но сейчас это невозможно. У нас уроки…
— Я понимаю, — блондинка опустила голову, — но я проехала сто с лишним километров, чтобы поговорить с дочерью, и не уеду, пока не сделаю этого.
— Людмила Валентиновна… — директриса поднялась с места и подошла к окну, — я должна вам кое-что сказать…
За окном раздался лай. Лена бросила взгляд на улицу и поняла, что спасена.
Юля Самойлова собственной персоной бодро пересекала школьный двор, направляясь к крыльцу.
