имелись личные причины и свой собственный счет, который парень, похоже, собирался предъявить к оплате.
Но вечер оказался даже лучше. По мнению Александры, значительно лучше, по крайней мере до определенного момента…
Они с Глебом вновь обсуждали будущую книгу, а в окно заглядывала луна, серебря на окне снеговую опушку, и тени веток легли на стол, создавая особую атмосферу, полную загадочности и тонкой чувственности.
Глеб то и дело отвлекался, глядя в окно и думая о чем-то своем.
— Что-то случилось? — спросила Саша и коснулась его руки, лежащей на столе.
Парень чуть заметно вздрогнул.
— Нет… — проговорил он неуверенно.
— Ты можешь сказать мне, — Александра сжала его пальцы, заглянула в глаза.
— Я… — Глеб отвел взгляд, но руки не отнял. — Иногда я чувствую такое одиночество, словно остался один на всем свете, — проговорил он. — Будто очутился где-то на Северном полюсе. И пустота… И холод… Знаешь, такой нездешний холод, пронизывающий, вымораживающий до глубины души.
— Не смей так думать! Ты не один! — Саша встала со своего стула и, сев на край стола, схватила Глеба за плечи, чуть ли не силой повернула его голову к себе. — Знай, что я в любом случае буду с тобой! Слышишь?!
Последние слова она выкрикнула почти зло, встряхнула его.
Глеб смотрел на девушку вопросительно.
И тогда она — первая — потянулась к нему губами. В глазах Глеба серебрился лунный свет… Его губы оказались мягкими, податливыми. Их поцелуй, словно тоже наполненный лунным светом, длился то ли мгновение, то ли целую вечность…
Но потом Глеб отпрянул.
— Нет, не надо. Мы не должны… — пробормотал он и поспешно выскочил из комнаты, опрокинув на ходу стул.
Саша закусила губу. Зачем, зачем ему потребовалось портить то, что так хорошо начиналось?! Ясно же, они подходят друг другу, как два элемента одного узора!.. Девушка на миг закрыла глаза, а потом вновь широко распахнула их и осторожно, словно лаская, дотронулась рукой до своих губ — там, где их только что касались губы Глеба. Дурачок, он просто не понимает собственного счастья. Но поймет, обязательно поймет!
На следующий день Глеб явно чувствовал в присутствии Александры неловкость, но все же не мог удержаться, чтобы не бросать на девушку взгляды.
Кажется, это заметили все, кроме Северина, у которого осталось теперь одно стремление, и он напоминал сейчас стрелу, готовую сорваться с тетивы и полететь в цель, невзирая ни на какие препятствия.
Динка удивленно поглядывала то на Глеба, то на Александру, Ян хмурился и кашлял еще больше обычного, и все четверо (исключая все того же Северина) почему-то начали испытывать неловкость в обществе друг друга и поспешили расстаться.
Когда Александра сидела в библиотеке, уютно устроившись в кресле и держа на коленях книгу, делая вид, будто читает, к ней подошел Ян.
— Ты изменилась, — сказал он и разразился глухим кашлем.
— Ты тоже, — девушка усмехнулась, — просто ходячая картина из цикла «Проклятые рудники»! Или всем великим магам полагается жалобно и надрывно кашлять?
Ян не ответил, хмуро разглядывая ее из-под густой и как-то жалко обвисшей сейчас челки.
Саша хмыкнула и подняла книгу поближе к глазам, чтобы продемонстрировать, что разговор закончен.
Но Ян не уходил. Он так и стоял напротив, буравя девушку взглядом. Наконец она не выдержала.
— Ну что? Тебе что-то надо?
Он, словно пай-мальчик, кивнул.
— Надо. Чтобы ты оставила Глеба в покое. Так будет лучше. Для всех.
Саша почувствовала, будто внутри у нее что-то взорвалось.
— Тебя забыла спросить, как будет лучше! — ответила она зло. — Поучил меня, как надо жить, — и иди себе. Ну, что стоишь?
— Книгу переверни, — спокойно сказал Ян и, развернувшись, пошел прочь.
Александра взглянула и зашипела, как обиженная кошка: книга и впрямь оказалась вверх ногами. Но как же ей не нравится этот Ян! И что привязался? Может быть, он сам жаждет ее внимания? Да, точно, так и есть. Может, быть с ним поласковее?.. Хотя идеальный вариант, конечно, если бы с ним что-нибудь случилось, скажем, во время исполнения следующего задания. Мало ли неприятностей происходит с людьми, которые вечно лезут на рожон? Почему бы кому-нибудь из противоборствующей языческой организации не пристрелить его абсолютно случайно?..
Девушка, забыв о книге, принялась мечтать, мысленно рисуя прекрасные сцены будущей свободы и счастья.
Глеб чувствовал себя виноватым. Перед Ольгой, перед Александрой, перед ребятами, но, самое главное, перед самим собой. Словно тот поцелуй поставил на нем несмываемое позорное клеймо. А ведь ему понравилось, да что там, ему очень понравилось целоваться с Александрой. Она манила его своей яркостью и загадочностью, она была словно неоткрытая новая земля, лежащая где-то посреди белого пятна на карте. После Китежа в ней появилось нечто новое и необыкновенно притягательное. Она сказала, что научилась ценить свое и чужое время, и похоже, это действительно так.
Если подумать, они с Сашей прекрасно подходят друг другу. У них есть общие интересы, им не требуется ничего скрывать друг от друга, не нужно всех этих мучительных недомолвок и неловких пауз… Если подумать, они идеально подходят друг другу… если подумать… А что же с сердцем? Оно молчало, ведь сердце не признает идеальной, правильной любви, оно всегда любит невпопад.
Глеб представил себе Ольгу. Ее рыжие, с медным отливом волосы, белую нежную кожу, слабо пахнущую чем-то душистым и необыкновенно приятным, голубые, словно небо, глаза… Знать бы только, где она сейчас!.. Знать бы, что все с ней в порядке…
И внезапно Глебу так сильно захотелось постоять перед ее подъездом — даже просто так, без всякой надежды на встречу, — что он натянул свитер, взял куртку и решительно вышел на улицу.
Солнце, наконец выглянувшее из-под сплошной пелены грязно-серых облаков, било в глаза веселыми лучиками, отражаясь от яркого снега.
«Уже весна, — подумал Глеб, — а мы почти не видели зиму. Время пролетело мимо нас, но что еще будет?..»
Он сел на верный Kawasaki, с ревом вылетел на пустую дорогу и вскоре, только чудом избежав несколько раз аварии, оказался в Москве у знакомого дома.
Здесь, у ее подъезда, Глеб остановился и, проведя рукой по перилам крыльца, собрал в ладонь снег и долго смотрел, как он тает, не выдерживая тепла. Вот так и человеческое сердце — оно, как и снег, не может оставаться холодным и отстраненным, а все надеется на что-то и готово растечься жалкой лужицей, если уделить ему хотя бы частицу тепла…
Глеб так задумался, что не услышал скрипа открывающейся двери. Он пришел в себя, только когда понял, что на него кто-то смотрит, и, подняв голову, увидел прямо перед собой Ольгу.
Она была в какой-то черной коротенькой шубке, и густые волосы, рассыпавшиеся по плечам, как и летом, сверкали на солнце золотыми искрами. Глебу показалось, что девушка похудела — скулы обозначились резче, а под глазами лежали тени. Она казалась усталой и очень грустной.
Осознав, что он тоже смотрит на нее, Ольга смертельно побледнела и отступила назад, в подъезд. Дверь едва не захлопнулась перед носом Глеба, но он успел рвануть ее на себя и кинулся за девушкой, перехватив ее уже возле лифта.
— Пусти! — крикнула Ольга, вырывая из его рук свое запястье.
